Страница 3 из 18
– Правда?.. Почему?
– Потому, что я безгранично доверяю вам.
– Вы мне льстите!.. Но как же я получу сто тысяч экю?
– Вот они.
Интендант нацарапал несколько слов на бумажке и передал ее герцогине.
– Деньги вам выплачены, – сказал он.
– Красивый жест, господин Кольбер, я вас вознагражу за него.
Говоря эти слова, она засмеялась. Смех госпожи де Шеврез был похож на мрачный шепот; всякий человек, чувствующий, как бьются в его сердце молодость, вера, любовь, жизнь, предпочел бы плач этому жалкому подобию смеха.
Герцогиня расстегнула корсаж и достала маленькую пачку бумаг, перевязанную огненной лентой. Крючки подались под давлением ее нервных рук. И грудь, поцарапанная трением и выдергиванием бумаг, предстала перед глазами интенданта, заинтересованного этими странными приготовлениями. Герцогиня вновь засмеялась.
– Вот, – сказала она, – подлинные письма кардинала Мазарини. Они у вас в руках. И, кроме того, герцогиня де Шеврез разделась перед вами, как если бы вы были… я не хочу называть имен, которые внушили бы вам гордость и ревность. Теперь, господин Кольбер, – продолжала она, быстро застегивая свое платье, – ваша карьера обеспечена; проводите меня к королеве.
– Нет, сударыня. Если вы снова навлечете немилость ее величества и если узнают во дворце, что это я ввел вас в покои королевы, то она не простит мне этого до конца своих дней. У меня во дворце есть преданные люди, они введут вас, не вовлекая меня в это дело.
– Как хотите. Мне важно видеть королеву.
– Как называются брюггские монахини, которые лечат больных?
– Бегинки[4].
– Вы будете бегинкой.
– Хорошо. Но мне придется перестать быть ею.
– Это ваше дело.
– Извините, но я не хочу, чтобы двери передо мной захлопнули.
– Это тоже ваше дело, сударыня. Я сейчас прикажу старшему камердинеру дежурного офицера ее величества впустить бегинку с лекарством для облегчения страданий королевы. Вы получите от меня пропуск, но сами позаботитесь о лекарстве и объяснениях. Если будет необходимо, я признаюсь, что ввел бегинку, но отрекусь от герцогини де Шеврез.
– Это не понадобится, будьте покойны.
– Вот пропуск.
II
Шкура медведя
Кольбер подал пропуск герцогине и тихонько отодвинул кресло, за которым она стояла.
Госпожа де Шеврез слегка кивнула и вышла.
Кольбер, узнав почерк Мазарини и пересчитав письма, позвонил своему секретарю и приказал ему пойти за советником парламента господином Ванелем. Секретарь ответил, что господин советник, верный своим привычкам, только что вошел, чтобы дать отчет интенданту о главнейших подробностях сегодняшней работы парламента.
Кольбер сел ближе к лампе, перечел письма покойного кардинала, несколько раз улыбнулся, убеждаясь в ценности бумаг, которые ему только что передала госпожа де Шеврез, и, устало подперев голову руками, глубоко задумался.
В это время в кабинет Кольбера вошел высокий толстый человек с костлявым лицом и крючковатым носом. Он вошел со скромной уверенностью, выдававшей гибкий и решительный характер: гибкий по отношению к хозяину, который может бросить подачку, и сильный по отношению к собакам, которые могли бы оспаривать у него эту желанную добычу.
Под мышкой у господина Ванеля была объемистая папка; он положил ее на бюро, за которым сидел задумавшись Кольбер.
– Здравствуйте, господин Ванель, – сказал Кольбер, отрываясь от своих размышлений.
– Здравствуйте, монсеньер, – непринужденно сказал Ванель.
– Надо говорить сударь, – тихо заметил Кольбер.
– Монсеньером называют министров, – невозмутимо отвечал Ванель. – Вы – министр!
– Пока еще нет!
– Я называю вас монсеньером. Впрочем, вы ведь мой начальник, с меня этого достаточно. Если вы не хотите, чтобы я называл вас так при людях, позвольте мне называть вас так наедине.
Кольбер поднял голову, пытаясь прочесть на лице Ванеля, в какой степени было искренне это выражение преданности.
Но советник умел выдерживать тяжесть взгляда, даже если взгляд был министерский.
Кольбер вздохнул. Он ничего не прочел на лице Ванеля; Ванель мог быть честным. Кольбер подумал, что этот подчиненный в действительности имеет над ним власть, так как госпожа Ванель – его, Кольбера, любовница.
В то время, когда он думал о странной судьбе этого человека, Ванель холодно вынул из кармана надушенное письмо, запечатанное испанским воском, и протянул его интенданту.
– Что это, Ванель?
– Письмо от моей жены, монсеньер.
Кольбер закашлялся. Он взял письмо, распечатал его, прочел и спрятал себе в карман, в то время как Ванель невозмутимо листал книгу протоколов.
– Ванель, – сказал вдруг патрон своему подчиненному, – вы ведь умеете работать?
– Да, монсеньер.
– И вас не пугает работа по двенадцати часов в день?
– Я работаю пятнадцать часов в день.
– Невозможно! Парламентские обязанности вряд ли отнимают у вас больше трех часов.
– О, я еще веду счетные книги одного друга, с которым у меня общие дела, а в свободное время изучаю древнееврейский язык.
– Вас очень высоко ценят в парламенте, Ванель?
– Я думаю, что да, монсеньер.
– Не следовало бы засиживаться на месте советника.
– Что же сделать для этого?
– Купить должность.
– Какую?
– Какую-нибудь… более значительную. Маленькие претензии труднее выполняются, не так ли?
– Маленькие кошельки, монсеньер, труднее наполняются.
– Ну а какая должность вас прельщает?
– Мне трудно сказать, какая была бы мне по карману.
– Есть одна должность. Но надо быть королем, чтобы купить ее без труда, а королю, пожалуй, не придет в голову покупать должность генерального прокурора.
Услышав эти слова, Ванель поднял на Кольбера свой смиренный и в то же время бесцветный взгляд.
– О какой должности генерального прокурора в парламенте вы мне говорите, монсеньер? – спросил Ванель. – Я знаю только должность господина Фуке.
– О ней я и говорю, мой дорогой советник.
– У вас недурной вкус, монсеньер, но прежде чем покупать товар, надо, чтоб он продавался.
– Я думаю, господин Ванель, что скоро эта должность будет продаваться…
– Продаваться! Должность прокурора господина Фуке?
– Об этом говорят.
– Должность, которая делает его неуязвимым, будет продаваться? О-о!
И Ванель захохотал.
– Может быть, вы боитесь этой должности? – спросил серьезно Кольбер.
– Боюсь? Нет… конечно нет.
– Но вы не хотите ее?
– Монсеньер, вы смеетесь надо мной, – отвечал Ванель. – Какому советнику парламента не хотелось бы быть генеральным прокурором?
– В таком случае, господин Ванель… раз я вам говорю, что должность будет продаваться…
– Вы утверждаете, монсеньер?
– Все вокруг говорят об этом.
– Не могу поверить, что это возможно; никогда человек не бросит щита, которым он защищает свою честь, состояние и жизнь.
– Бывают иногда сумасшедшие, которые мнят себя выше всех неудач, господин Ванель.
– Да, монсеньер, но такие сумасшедшие не совершают своих безумств в пользу бедных Ванелей, какие есть на свете.
– Почему же?
– Потому, что Ванели бедны.
– Действительно, должность господина Фуке может стоить дорого. Что бы вы заплатили за нее, господин Ванель?
– Все, что у меня есть, монсеньер.
– Сколько именно?
– От трехсот до четырехсот тысяч ливров.
– А должность сколько стоит, по-вашему?
– Самое малое полтора миллиона. Я знаю людей, которые предлагали миллион семьсот тысяч ливров и не убедили господина Фуке. А если бы случилось так, что господин Фуке все-таки захотел бы продать свою должность, чему я не верю, несмотря на то что мне говорили…
– А, вам что-нибудь говорили! Кто?
– Господин де Гурвиль… господин Пелиссон, так, в разговоре.
– Ну а если бы господин Фуке захотел продать?..
4
Бегинки – женские светские религиозно-благотворительные союзы, существовавшие в XII–XVIII вв. в Нидерландах и Германии. Находились под подозрением у инквизиции.