Страница 33 из 291
- Ох люблю я, дорогие мои Борис Петрович и Анатоль Саныч, беседы застольные, полушутливые, полусерьезные. Я уж, позволю себе похвастаться, в этих делах дока. И до такого порой договоришься, так рассварливишься, что ужасы и абсурды прямо лезут из умов нетрезвых. Нигде, пожалуй, больше не вскрываются так характеры, не выпрастывается наружу то, что на уме, как в веселой застольной беседе, особливо нетрезвой, - он поставил стакан на стол и дружески похлопал Анатолия по плечу, - И не переживайте, нету здесь единственного ответа, не возможен вердикт окончательный. Но вот за аргументацией последить — прелюбимейшее мое дело. Срыватель покровов!
Он поднял стакан, и свободной рукой призвал нас к тому же. Мы выпили. Никанор Никанорыч сладко хрустнул последней пастилкой соленого огурца.
- Замечательный, кстати, пример — химическое оружие. А есть ведь и другие интереснейшие примеры — бомба атомная или, если уж глубоко в историю погружаться, порох. Если бы раньше что-то из них изобретено было, не поломалась бы вся наша с вами история, как мы ее знаем? - тут Никанор Никанорыч как бы возразил сам себе: - Ох уж эти «если бы» да «кабы».
Признаюсь честно, я плохо пьянею. А уж когда такие заходят разговоры, которые и вправду заставляют задуматься, как, например, о моральной составляющей научного прогресса, хмель, даже незначительный, пропадает совсем. Вопрос разумеется был избитый, и многие на эту темы высказывались, и вопрос этот ставили с разных сторон, но только ответ окончательный всегда оставался и по-видимому останется за каждым отдельно взятым ученым. Какое решение принять. Если только обстоятельства не складываются таким образом, что решение за тебя приняли другие: время военное, государство тоталитарное, да мало ли, какие могут быть обстоятельства.
- Знаете, Никанор Никанорыч, - с трудом ворочая языком пробасил Анатолий, - Интересный вы собеседник. Я бы как нибудь повторил нашу встречу, - и он уронил голову на сложенные руки.
Это непьянение, порой, сильно подводит меня в компании. Люди разгуляются, разойдутся, а я сижу практически трезвый, хотя выпил не меньше остальных. Сегодня, впрочем, это было мне на руку. Меня подмывало уже заговорить с Никанор Никанорычем о наших с ним неопределенных отношениях. Но гораздо сильнее, видать спирт был тому виной, в эту самую секунду пробирало меня любопытство разузнать, что еще прячет Никанор Никанорыч в бездонном своем портфеле. Нужно было только дождаться, пока он захмелеет, а я никак не мог его состояния понять. То казалось он пошатывался и едва удерживал равновесие, а то вдруг как воробей встрепывался и вот уже сидит прямой, колет взглядом.
- Ну что же, Никанор Никанорыч? - заплетаясь, сказал я. - Анатолий покинул борт нашего судна. Остались вы да я. Говорить вы безусловный мастер и даже виртуоз. Может быть сказать чего-нибудь мне хотите по нашему с вами делу? Или опять будете ходить вокруг да около?
- Как же, как же, Борис Петрович, - встрепенулся Никанор Никанорыч, как бы стряхивая хмель. Он, похоже, не опьянел вовсе. - Какие такие юленья между нами возможны?
- Может расскажете мне тогда про себя да товарищей ваших? Зачем вам я и какое у нас с вами может быть общее дело?
Я тут только заметил на одной из опор спинки нового стула, что принес Никанор Никанорыч, вырезанные буквы А и Р. Анатолий Ростовцев. Анатолий делал эти заметку при мне, в прошлом году.
Не знаю, чего я ожидал услышать в ответ. Во всяком случае близко не то, чем оглоушил меня Никанор Никанорыч.
Он склонил голову набок и снисходительно издевательским тоном проговорил:
- Не о том вы все тщитесь, Борис Петрович, не тем интересуетесь, - он круто вбросил в рот остатки водки из стакана. - Вопросы эти ваши, все до единого, второстепенны. О другом нужно пытливиться, другое расспрашивать.
Никанор Никанорыч протяжно зевнул и, подперев голову локтем, пронзительно поглядел мне в глаза. Глазки его были маленькие, темные. Неуловимо изменилось что-то в его взгляде. Словно и не Никанор Никанорыч предо мною прежний, а кто-то другой, жуткий, всезнающий.