Синее золото(Роман)

Когда секретный сотрудник рассказал Хилидзе историю с Шариком, грузин сообщил об этом по начальству. Сейчас же были приняты экстренные меры и солдаты вместе со специально выдрессированными собаками были расставлены кордоном между Отрадным и Грозной горой, той самой, которую лесные люди могли видеть со своего наблюдательного поста.

Были приняты особые меры, чтобы о передвижении солдат ничего не было известно в Отрадном. Люди были расставлены на расстоянии полуверсты друг от друга и у них было много собак.

Шарику повезло, когда он бежал из Отрадного, так как ветер дул на него. Он почуял собаку справа, подался несколько влево, но и оттуда пахнуло собачьим запахом. Он на мгновение остановился, повел носом во все стороны, как-то бесшумно огрызнулся, видимо, на что-то решился и понесся вперед еще быстрее.

Не успел он сделать и несколько десятков прыжков, как почти наткнулся на сидящего человека, возле которого лежала собака. Солдат видел, как мимо промелькнул зверь и, не целясь, выпустил по нему всю обойму. Но Шарик уже спускался по косогору и пули пролетели высоко над его головой. Ищейка, лежавшая около солдата, бросилась за Шариком, а справа мчалась другая. Шарик на бегу оглянулся, сперва как будто задержался, потом вдруг еще прибавил ходу, весь вытянулся и, когда собаки почти нагоняли его, плюхнулся в свежую воду речки.

Собаки не решились последовать его примеру.

По обыкновению, генерал выдержал Шарика около полутора часов. Дал ему поесть. Заставил лечь. И два человека и две собаки тихо отдыхали на верхушке лесного холма. Люди слышали иногда разные ночные лесные звуки, то близкие, то далекие. Где-то хрустнет ветка, точно кто-то упадет с дерева, внизу в долине шумели пороги. Человеческое ухо не могло различить всех звуков. Собачьи уши различали гораздо больше. Собаки чуяли, что где-то там, на западе, люди и собаки. Они вставали. Ходили по полянке, куда-то вглядывались.

Когда прошло положенное время, генерал подозвал Шарика, потрепал его по шее и стал прикреплять драгоценную кожаную сумку. Он обвернул вокруг шеи два широких кожаных шнура и попробовал, крепко ли. Когда все было готово, он скомандовал:

— Айда домой.

Вопреки обыкновению, Шарик не сразу бросился вперед. Он покрутился около обоих людей, провел спиной вдоль их ног, как-то не то угрожающе, не то жалобно тявкнул, отбежал несколько шагов, потом вернулся и опять тявкнул.

— Да что ты, Шарик? — удивился генерал. — Айда скорее домой. Хан, беги его провожать, туда, до речки. Ну, пошли.

Генерал кинул сухую ветку в сторону, куда должны были бежать собаки. На этот раз Шарик послушался и обе собаки быстро исчезли, спускаясь с холма в долину. Генерал и Василий знали, что Хан не поплывет за Шариком через речку и вернется к ним.

На этот раз преимущество было за полицейскими собаками. Они почуяли Шарика и Хана, когда те были еще на другой стороне речки.

Солдаты увидели, что их собаки волнуются и тоже насторожились.

Добежав до речки, Шарик остановился, повел носом во все стороны и пустился вправо вдоль берега. Он помнил, где была опасность. Отбежав около километра, он остановился, подошел к воде, понюхал ее, обнюхал Хана, лизнул его, точно прощаясь, и плюхнулся в речку.

Хан остался стоять на берегу, внимательно наблюдая за своим товарищем.

Сквозь тучи выглянула луна и солдаты наверху холма увидели, как через луг в их направлении бежит собака. Но у них была инструкция по возможности взять ее живьем. Сейчас же по линии было дано знать о приближении собаки.

Свежий ветер мешал Шарику почуять опасность и он понял ее, только когда увидел, что с двух сторон на него мчатся две большие собаки. За ними он увидел бегущих людей.

Шарик присел и как-то по-волчьи щелкнул зубами — может быть, и волчья кровь текла в его жилах. Потом он взвесил, добегут ли собаки одновременно. Он увидел, что левая придет первой и по-своему, по-собачьи, решил, что у него будет несколько мгновений для единоборства и что поэтому его дело не так уже плохо, хотя он успел каким-то верхним зрением рассмотреть и людей и увидел в их руках предметы, которых он не любил даже в руках своих хозяев.

Он приготовился к нападению слева. Не успела собака наскочить на него, как он впился в ее горло, рванул и собака, судорожно задергав задними ногами, бездыханно грохнулась на землю.

Шарик слышал, что в это время другой пес уже бросается на него. У него не было время оборониться от первого удара. Острые зубы полицейской собаки впились в шею Шарика.

Собаки яростно сцепились, перевернулись сперва в воздухе, а потом на земле. Уже подбегали другие собаки и люди. Шарик сделал отчаянное усилие, рванулся, вырвался от собаки и прыгнул в лес. В тот же момент он услышал гул выстрелов и почувствовал, как его кто-то больно хлестнул кнутом по задней ноге. Так больно, что даже неудобно было бежать, а бежать было необходимо, потому что собаки с двух сторон мчались за ним. Шарик присел, лизнул ногу, ощутив вкус крови, своей крови, который он так хорошо знал и, стараясь не опираться на раненую ногу, бросился дальше.

Полицейские собаки не могли догнать лесную собаку даже с раненой ногой, и через какие-нибудь четверть часа Шарик уже опять переплывал новую речку по направлению к Отрадному.

На место боя собак сбежались солдаты, стали рассматривать загрызенного Шариком пса и один из них заметил на еловых иглах темный кожаный мешочек: полицейский пес перегрыз шнурки драгоценной сумки.

— А вот и военная добыча, товарищи, — говорил один из солдат, смеясь и вытаскивая из сумки брильянт. — Недаром мы здесь столько ночей провели. Эх, жаль только, что собаку упустили. Ну и пес, смотрите, что с моим Марсом сделал. Контрреволюционное отродье…

Хан внимательно слушал, как убегал от него Шарик. Сперва спокойно следил за удалявшейся темной точкой, потом вдруг насторожил уши, заволновался, стал беспокойно бегать вдоль берега и подвывать. Он было хотел броситься в речку, но потом точно раздумал, повернулся и стремглав бросился назад к своим хозяевам. Он примчался к ним совершенно взволнованный, жалобно воя и поджимая хвост. Все время оборачивался в сторону холмов, расположенных по ту сторону долины, точно что-то показывал генералу и Василию. Но они и без предупреждения Хана почуяли недоброе. Они слышали собачий лай. Сперва приняли его за лай своих собак, но потом до них донеслись выстрелы.

— Нехорошо, Василий, это ведь по Шарику, — сказал генерал.

— Чего уж хорошего. Тут охотников не водится, а особливо ночью. Идем вниз, пока темно, да и осока высокая. Посмотрим, что там.

Они спустились к речке. Хана держали на привязи. А с другой стороны вслед за собаками, которые шли по следу Шарика к речке, подходило человек десять солдат.

— Речка широкая и холодно, они не полезут сюда. А ну, Василий, заляжем-ка вон за той корягой, может быть, что и услышим, — тихо сказал генерал. — Хан, молчание, — отдал он приказ собаке, потрепав ее по голове.

Они недвижимо лежали за корягой, когда солдаты подошли к самому берегу. Полицейские собаки, вероятно, почуяли людей и чужую собаку и яростно лаяли.

Луна то заходила за тучи, то показывалась из-за них, и лесные люди хорошо видели силуэты людей в длинных шинелях на том берегу речки. И вспомнил старший из них, как давно-давно, точно в другой жизни, он, молодой командир батальона, как-то ночью вот так же лежал у речки в секрете и внимательно рассматривал людей в остроконечных касках, двигавшихся на противоположном берегу.

Только тогда его враги говорили на чужом языке, а теперь он слышал за речкой родную речь. Тогда он ощущал себя маленькой единицей великой армии и у него за спиной был спокойный тыл.

А теперь вот он, да Василий, да Хан, да где-то еще за холмами и лесами такие же, как он, лесные люди. А потом миллионы и миллионы русских людей, среди них тоже много своих, но нам не разгадать, где друг и где враг.

Генерал отмахнулся от праздных мыслей и стал прислушиваться.