Хранители рубежей

– Босс! Я здесь! – закричал Эфалид, заметив, что Ганимед застыл в нерешительности на четвертой ступеньке трапа.

– Ох, уж, эти эмпаты, – бормотал себе под нос Эфалид, – их, в принципе, нельзя и близко подпускать к местам с таким накоплением древней силы как в Стоунхендж. В том, что Ганимед, что–то такое почуял в воздухе – Эфалид не сомневался, но не собирался задавать вопросы. Если босс захочет, то сам расскажет.

– Привет! Извини! Задумался. Ну, что ж рассказывай, какой силы была буря? Я читал, что тут еще и шаровые молнии летали?! Завораживающее, наверное, было зрелище…

– Могло быть и хуже. Бурю, по шкале Бофорта оценили в восемь баллов. На шаровые молнии я опоздал, но рассказывают, что это было что–то невероятное, как только разыгралась буря, воздух сам по себе стал наполняться электричеством и даже потрескивать. Те, кто наблюдал в окно, утверждают, что в какой–то момент прямо из воздуха вдруг материализовались миллиарды огненных искорок, управляемых невидимой, но могучей силой, которая заставила их образовать несколько десятков огненных шаров. Но как только сформировались шары, невидимая сила, как будто бы потеряла над ними контроль, и шары эти начали вести себя, как ополоумевшие гоночные машины на автодроме.

– Неужели никому не пришло в голову снять это на видео? – в голосе Ганимеда звучали такие понятные Эфалиду разочарование и почти детская обида…, что тот сжалился над другом: – А то! Двадцать первый век на дворе. Сотни видеозаписей с самых разных ракурсов!

– Что тяжело было именно с этого и начать? – ворчливо поинтересовался Ганимед.

– Не, не тяжело, но не интересно! – подмигнул ему Эфалид. – Так что? На кладбище или светлячков на автодроме смотреть?

– Естественно на кладбище. Я же работать приехал! – все также ворчливо сообщил Ганимед.

– Кто бы сомневался. Сплошная работа и никакого веселья с тобой босс! – подразнил его Эфалид.

Они ехали по проселочной дороге, оставив руины Стоунхендж где–то левее. Дорога утопала в зелени, легкий ветерок проникал сквозь чуть–чуть приоткрытые окна машины. Атмосфера вокруг дышала пасторалью и умиротворением, но Ганимед не чувствовал умиротворения. Что–то было не так. Что–то было очень сильно не так. «У меня еще два месяца. Срок еще не вышел», – напомнил себе Ганимед, чтобы как–то успокоиться. Но успокоиться не получалось, нечто древнее, могущественное и очень настырное пыталось достучаться до его сознания. Понимая, что очень рискует – он все же раскрыл сознание. «Почему ты не взял с собой Ору? Почему ты оставил ее одну? У тебя мало времени. Если поторопишься прямо сейчас, то может еще и успеешь…», – голос был женский и мелодичный, и раздражающе смутно знакомый, и… вызывающий абсолютное доверие. – Может, успею? Но могу не успеть? – переспросил Ганимед, но в ответ была тишина…, мертвая тишина. И эта тишина в ответ переполнила чашу его терпения. «Я ненавижу этот день! Я ненавижу Зевса! Я ненавижу Атропос и Клото! И я…, я ненавижу Англию!», – Ганимед ударил кулаком в окно, и оно разлетелось вдребезги.

Как только Ганимед выплеснул эмоции, он тут же взял «себя в руки». Не обращая внимания на кровоточащие порезы на своей руке, скомандовал: – Эф. Разворачивайся. Мы возвращаемся в аэропорт.

Эфалид съехал на обочину, остановил машину и, озадаченно поинтересовался: «День – дерьмовый, тут я согласен. Зевс и Мойры – тут я тоже на твоей стороне. Но чем тебе не угодила Англия? Ты же только, что приехал?»

– Тем, что мне прямо сейчас нужно быть в Греции и спасать Пандору, которой очевидно угрожает опасность! – Ганимед был вне себя от бессильной злости.

– Кого? Кого? Пан–до–ру!!! Хм! А почему я только сейчас от тебя о ней слышу?

– Эфалид потом! Машину разворачивай и дуй в аэропорт?

– Им! Ты куда собрался?

– В Грецию! Не ясно, что ли?

– Им. Она там, что одна?

– Нет. Ее охраняет Ликург и его люди.

– И ты сомневаешься в способности Ликурга защитить Пандору?!!!, – Эфалид уставился на него как на умалишенного.

– Да. Нет…. Разумеется, нет.

– Тогда, в чем дело?

Ганимед не стал ничего объяснять, просто выхватил из кармана телефон, и судорожно тыкая пальцами на кнопки, набрал номер Ликурга. Раздался звук вызова и почти мгновенно в трубке раздалось: «Да?!»

– Лик! Где Пандора? – Ликург замешкался на какие–то доли секунды, – Ну? – уже торопил Ганимед. Ликург сделал отчаянную попытку заверить его, что с Пандорой все в порядке, – но Ганимед заподозрил неладное, – Дай ей трубку! Прямо сейчас! Это вопрос жизни и смерти! – раздражение в голосе Ганимеда указывало на то, что спорить с ним бесполезно. – Дай ей трубку!

– Это как бы сложно сделать…, – голос Ликурга звучал несколько сконфуженно.

– Что…, что с ней? – Ганимед даже дышать перестал, дожидаясь ответа.

– Просто спит…, – Ликург явно что–то недоговаривал.

– Так разбуди! – Ганимед уже просто рычал в трубку.

– Не могу. Мы это… того… поссорились с ней. Она решила покинуть твою резиденцию. Я попытался ее остановить. И она применила силу, свою силу, ну ты в курсе… Я даже не ожидал от такой хрупкой девочки…, и мне пришлось ее усыпить…, но она в полном порядке. Вот смотри. Спит как ангел. – Ликург показал ему спящую Пандору.

– Великие боги! Я же просил тебя быть с ней поделикатней! А ты!!! Чем ты ее усыпил?

– Сначала пришлось запустить в нее несколько дротиков с кетамином. А потом для надежности я ввел ей приличную дозу фенобарбитала.

– Несколько дротиков с кетамином… это сколько? И что значит приличную дозу фенобарбитала? – Ганимед почти простонал свои вопросы, потому что ответы он уже знал…, не будь Пандора богиней – спать бы ей уже вечным сном.

– Им, ну она же богиня. Ну что ей сделается. Тем более ты сам сказал, что ей нужно отдыхать. Вот она и отдыхает…

Ганимед тяжело вздохнул, но понимал, что сейчас что–либо объяснять Ликургу – пустая трата времени. – Лик, потом поговорим. Сейчас Пандору нужно срочно доставить в Эймсбери. Не спускай с нее глаз ни на миг! Тем более, сейчас, когда она не может себя защитить, по твоей вине! Только, Лик, не вздумай везти ее как мешок картошки! Забудь, на несколько часов, что ты солдафон и прикинься джентльменом. – Да, кстати. А от моего особняка хоть что–то осталось?

– Ну как сказать… Что–то конечно осталось. Но реконструкция понадобится серьезная…

Ганимед опять тяжело вздохнул, – Ладно. Потом все сам увижу. Лик, пожалуйста, с этой минуты предельное уважение и деликатность по отношению к Пандоре. – Ганимед отключил связь. И раздраженно уставился на Эфалида, который больше не сдерживался, а откровенно ржал.

– Эф! Не вижу ничего смешного! Ты хоть представляешь, в каком бешенстве будет Пандора, когда придет в себя. Я итак ума не приложу, что с ней делать. У меня Армагеддон на носу, а я должен с богиней–малолеткой нянчиться!

– По–ни–маю, – Эфалид давился от смеха и от того еле выговаривал слова, – Но как представлю себе Лика, спасающегося от разгневанной богини, не могу удержаться…, а он ей что в спину стрелял так боялся связываться?

– Я не знаю подробностей! – Ганимед почти шипел.

– Наконец–то нашлась девушка, которая не спасовала перед великим спартанским царем…, – Эфалид укатывался от смеха, – … ой, не могу…, ну возможно он теперь научится обходительности и учтивости в отношении слабого пола и поймет, что можно не только приказывать, но и разговаривать…, а что там конкретно случилось? Он объяснил?

– Повторяю, подробностей я не знаю. – Ганимед был мрачен и абсолютно не разделял веселья Эфалида, который тоже вдруг посерьезнел и озвучил тревожащее его беспокойство: – Им, тебе нужен отдых. Я понимаю, что ты эмпат, и эмоциональные срывы, подобные сегодняшнему – для эмпатов – норма. Но не для тебя! Я не знаю, может, может тебе успокоительные попить …, а то не ровен час и мне придется в тебя дротиками с кетамином стрелять и накачивать фенобарбиталом… – несмотря на попытку перевести все в шутку, голос Эфалида звучал крайне озабоченно.