Страница 2 из 123
В большие карманы было удобно класть яблоки или груши, но не маленький ключик. Правда, только здесь он был под надежной защитой от настоятельницы, матушек и других воспитанниц монастыря. Эни нащупала теплое металлическое кольцо и как из волшебной шляпы достала ключ под звонкое «та-дам!». Девушки рассмеялись.
— Все, тише, Тари, сейчас все сбегутся. Ты где была?
— У забора. На дорогу смотрела, — заговорщицки прошептала Тария. — Высматривала, кто по дороге едет.
— Так это торговец?
— Как? — удивилась Тария такой осведомленности подруги. — А, неважно. Он самый. Ты воз видела? У него там точно найдется что-нибудь интересное.
Поддавшись небольшому усилию, замок щелкнул, и подруги с восторгом заглянули в шкатулку, рассматривая единственные, принадлежащие только им, вещи.
Без сомнения, здесь найдется что-нибудь для обмена!
Добра было мало, впрочем, как и у всех в приюте. И каждая из этих вещей обладала своей ценностью, но, увы, не ценой. Хотя там все-таки было несколько вещей, о ценности которых воспитанницы даже не подозревали. Так, сверху шкатулки лежал черный гребень с изящными завитками и четырьмя тонкими зубцами, готовый украсить прическу любой барышни. Он идеально подходил к каштановым волосам Эниинг, однако носить его девушка не решалась — то было единственное напоминание о семье. Такое же напоминание нашлось и у Тари в виде бус из зеленого камня, который идеально шел под цвет ее глаз.
Гребень и бусы они осторожно отложили в сторону и продолжили перебирать свое богатство.
Несколько старинных монет, найденные во дворе монастыря, несколько кулонов, оставленные заезжими парами, желающими выбрать себе девчушку на воспитание.
Посмышленей, покрасивей и обязательно маленькую...
С этим ни Тарии, ни Эниинг не везло с самого начала. Оставленные почти сразу после рождения в монастыре, но с разницей ровно в один год, девочки поначалу были слишком худыми и бледными для достойного семейства. И если Тарию за белый цвет волос еще рассматривали в качестве возможной кандидатуры, то темные волосы Эниинг выдавали в ней оставленную дочь какой-нибудь колдуньи или артистки одного из театров. У многих благородных были темные волосы, но одного взгляда на исхудавшую девчушку было достаточно, чтобы понять, что в ней нет ни капли той крови. Да и матушка Гарита не упускала возможности сообщить об этом при каждом удобном случае.
Только к десяти годам неприметность подруг начала превращаться в красоту. Волосы Тарии стали виться, и теперь она больше походила на милого ангела, чем на серую мышь. Внешность Эниинг стала яркой, глаза изумрудно-зелеными, да и сама девочка немного округлилась, избавившись от болезненной худобы. Но такой возраст уже не подходил богатым семействам.
Правда, один раз Эни уже готовы были отправить из монастыря по приказу какого-то господина, то ли ему в жены, то ли в управляющие его поместьем, но все быстро отменилось.
Оставалось сидеть на каменных ступенях монастыря, прячась за фигурными балясинами балюстрады, и наблюдать, как из года в год очередная сестра покидает приют, не успевший стать ей домом.
С момента первых смотров прошло слишком много времени. Так что воспитанниц уже давно перестали раздражать постоянные отказы, и стало безразлично мнение приезжих гостей. К тому же девушки больше не назывались сестрами — они стали ими. Сколько раз выручали друг друга от гнева настоятельницы, каким количеством секретов поделились. Этого сейчас уже никто и посчитать не сможет. Всю жизнь они прожили бок о бок, разделяя одну комнату, и уже представить не могли, что кто-то способен их разлучить.
Часто бывало и такое, что от семей приезжали экономки, управляющие поместьем или кухарки, подыскивая себе работниц в помощь. К таким гостям служительницы относились настороженно, показывали только взрослых, желая выручить за них большие деньги. Эниинг показывали три раза, Тарию — восемь. Но для работы они оказались слишком худыми и слабыми. Не подействовали даже слова настоятельниц, что воспитанницы обладают недюжинной выносливостью для своих лет.
— Может, кольцо от Иварки? — спросила Тария, беря в руку тоненькое колечко из коричневого металла.
Она повертела им для наглядности, делая вид, что оценивает.
— Нет, — покачала головой Эни. — Слишком простое. Что нам за него предложат? Платок?
— Платков у меня целая гора. Сама могу поменять.
— Использованные, — засмеялась Эни.
Тария отложила кольцо и достала несколько переливающихся стеклышек. Ограненные умелыми руками сирот, они сверкали на солнце.
— Тогда их, — заявила она. — Точно, мы что, зря их столько времени делали?
Эни присмотрелась к каждому. Провела рукой. Пересчитала.
— Десять. Было же больше…
— Не было.
— Было, Тари, точно тебе говорю. Ты пять сделала, я — не меньше семи. Десять никак не получается.
Девушки переглянулись.
— Марика! — сказали они в один голос.
— Вот гадина, — выругалась Эни. — Я надеру ей уши! Пусть еще хоть раз попросит у меня второе одеяло. Не дам!
— А я ей ужа в кровать подложу! Будет знать, как вещи воровать!
— Что вы здесь делаете? — раздался грозный голос матери-настоятельницы.
Сестры в одну секунду выпрямились, повернувшись к Гарите лицом и опустив головы, как нашкодившие дети.
Эни едва заметно подтолкнула шкатулку назад под кровать, а Тари крепко сжала в кулаке камни, стараясь спрятать их подальше от пристального взгляда настоятельницы.
Монахиня осталась стоять в проходе, но с суровым лицом смотрела на своих воспитанниц. Ее волосы были аккуратно спрятаны под длинным платком, да так, что даже волоска не было видно. Скромное серое платье в пол было идеально выглажено. Руки и лицо — идеально вымыты. И это при том, что матушка Гарита с восхода солнца занималась делами монастыря.