Робинзоны По Приговору

Люди в ассоциации перестали работать. За полем больше никто не наблюдал. Да и на круглосуточной вахте дежурные часто стали спать всю ночь напролёт. Так что мы стали открыты для любых посягательств хищников на наши тощие тела.

Уже и мне стало казаться, что погрузиться в вечный сон - это и есть лучшее для меня спасение. Как вдруг, очнуться всем нам помог один прискорбный случай.

Как-то утром, в раннее время, я, Ларсон и другие наши ребята проснулись от шума и криков. Мы выскочили из домов на воздух и увидели страшную картину: по острову бегал Джонсон с топором в руках и рубил всех на лево и направо, из тех, кто ему попадался на пути. При этом он что-то нечленораздельное выкрикивал и мотал головой в разные стороны, показывая язык и плюясь.

Сомнений у нас не осталось: наш главный охотник спятил. Вооружившись топорами, ножами и палками, мы решили обезоружить его. Но Джонсон накинулся на нас с такой яростью, что пришлось защищаться. Через минуту всё было кончено. Разрубленное тело Джонсона мы спустили в реку. Злые рыбы моментально набросились на него и обглодали тонущие кости подчистую.

Этот случай и стал переломным в нашем лагере. Люди увидели смерть и безумие во всей своей наготе и качнулись в противоположное от неё направление.

Сразу же после того, как бедолага Джонсон закончил свои часы на дне вонючей реки, ко мне стали подходить призраки и мумии и проситься войти в единую ассоциацию. Я и сам, ошарашенный последним выходом Джонсона, сразу не понял, что происходит. А потом очень удивился тому перелому, который произошёл в людях.

В течении одного дня к нам пришло двадцать шесть человек. А на следующий день и другие наши собратья по несчастью присоединились к ассоциации, которую теперь правильнее будет называть общиной. Теперь больше никто не гуляет бесцельно по болотам и джунглям.

Мы вновь стали взращивать саженцы и пошли на охоту и рыбалку...

И вот нас осталось всего тридцать восемь, решительно борющихся за себя. Тридцать восемь человек, желающих жить, мечтающих выбраться с этого проклятого острова.

Вчера мы убили аллигатора, и теперь мы имеем достаточный запас мяса на ближайшее время.

На полях плоды несут в себе молочную зрелость и кажется, что скоро всё получится и тогда...Но силы наши настолько малы, что многие сомневаются - а доживут ли они до урожая.

И самое интересное - не мы сами виноваты в нашей слабости. Еда ещё есть и вода есть. И климат не должен был нас так быстро скрутить. Так что же валит людей? Что превращает совершенно здоровых индивидуальностей в полностью развалившихся существ? Я не верю в естественный ход событий. Так что может с нами происходить? Я могу предположить только одно - мы находимся в зоне радиоактивного выброса и губит нас не природа, а неестественное вмешательство человека в природу.

Эти три сумасшедших месяца, которые мы прожили на острове, довели нас до последней черты, до морального и физического истощения.

Каким же циничным и надругательским был приговор Верховного Суда о нашем помиловании! На самом деле мы не были помилованы. Нас приговорили к ещё более жестокому наказанию, чем электрический стул. Даже расстрел, по сравнению с нашими мучениями - это блаженство. Да. Мы сейчас обречены. И только счастливое вмешательство может спасти нас от полного вымирания.

Прошло три месяца. А уже больше ста с лишним наших товарищей заплатили своими жизнями за непонятную прихоть антинародного правительства. И, конечно же, не гуманитарные соображения заставили нас страдать в этой трясине. Только самые античеловечные законы способны превратить людей в животных, а получившихся животных стравить друг с другом и заставить их уничтожать друг друга.

Лишь в дикое средневековье, когда жизнь человека ничего совсем не стоила, органы исполнения судебного решения могли привести в исполнение такой дикий приговор. Видимо судьи Верховного Суда ненамного ушли от судий Священной инквизиции.

Мне больше не о чем писать. И от моих рассуждений больше ничего не зависит. Нас осталось на острове всего тридцать восемь человек. Вот и всё. А вокруг дикая природа. И этим сказано всё.

10 октября.

Сегодня обычный день.

Обычный день для всей планеты.

А для нас сегодня праздник. Нет - даже большое торжество. И сегодня радуются все, кто ещё жив, кто дожил до сегодняшнего дня. А дожило до сегодняшнего дня двадцать три исхудавших, обессиленных, обезумевших существ, отдалённо напоминающие людей, коих роковая судьба соединила в своей тени.

Сегодня мы празднуем, наверное, самый главный праздник, в нашей сложившейся обстановке. Мы празднуем праздник жизни. Праздник начала возрождения.

Сегодня мы сняли свой первый урожай с нашего небольшого поля. Сегодня мы обрели свою вторую жизнь. Сто раз был прав Миссури, когда говорил, что наша жизнь не в разрозненном ожидании неизвестно чего, а в разумном труде.

И вот сейчас мне кажется, что двадцать три человека, ещё вчера стоявших одной ногой в могиле - сегодня спасены.

Да, немногие из нас дожили до этого победного дня. И после того решительного объединения, когда весь лагерь стал жить одной семьёй, многие из наших товарищей погибли от разных обстоятельств. Всего и не запишешь. Но сейчас уже ничто не сможет отправить нас на тот свет. Я верю в это. Все мы тянемся к свету и жизни.

Пшеницу мы сняли не вполне дозревшей. Но есть её можно и в таком виде. Стоит лишь подсушить зёрна на пламени костра и провеять их на ветру. Конечно, мы утешились тем, что у нас есть. К тому же наши желудки уже давно не рассуждают, на гастрономические темы. Их не интересует, что в них положили - было бы туда хоть что-то положено полноценное, похожее на привычную людскую пищу. А то они совершенно затосковали от того количества тропической растительности, которой мы их пичкаем весь последний месяц.

Остатки пшеницы, от тех запасов, что оставались после пожара, случившегося после первой резни, мы доели ещё в конце августа. И нам пришлось совершенно бесподобно исхитриться для того, что бы обмануть свои собственные органы питания. Мы стали иллюзионистами. Мы сами себя обманывали и убеждали друг друга в том, что вполне насытились незнакомой травой. ( Слава богу, что отравлений не было ).

Но вот теперь мы можем, наконец-то, поесть настоящего хлеба. Купер испёк его на открытой печи. С большой торжественностью, несдерживаемым нетерпением, мы отрезали для себя по куску собственного хлеба, выращенного нашими общими усилиями. А ведь кто-то отдал свою собственную жизнь для того, что бы получить этот многострадальный урожай.

1 декабря.

Очень экономлю бумагу. Заканчивается вторая и последняя тетрадь. И, может быть, это моя последняя запись.

Силы тают. Всё труднее с каждым днём становится ходить по нашему жалкому убежищу.

Да. Теперь уже не стоит тешить себя надеждой на будущее благополучие. Всё кончено. И нам пришла пора признать явный факт. Природа полностью сломала нас. И больше не о чем рассуждать. Что-то уничтожило всё население нашего острова. Что-то тянет из людей оставшихся ещё в живых последние соки.

Наш, когда-то спасительный урожай, стаял на глазах, как ком снега летом. Нет. Я не хочу написать слова осуждающие тех, кто совершил всё произошедшее. Кто съел все запасы продовольствия и тем самым обрёк на смерть не только себя, но и всех нас. Наши жизни погублены. Теперь и я не верю в какое-то либо спасение. Мы всеми забыты и потеряны в истории. Да и есть ли кто живой в том мире из которого нас удалили неопределённое время назад?

Руководство в лагере я передал Ларсену. Он ещё что-то может делать реальное. А я уже выдохся. Мой конец неизбежен. Впрочем, так же неизбежен конец всех других обитателей острова, живущих кучкой, замороженным племенем до каменного века.

Люди не уходят в болота, что бы умереть от страшных хищников. Они спокойно ждут своей смерти в своих маленьких домиках. И даже точно не знаешь: жив обитатель этого обсыпанного землёй шалашика или уже умер. Никто из людей не выходит на улицу. А оставшиеся собратья по несчастью совершенно безучастны ко всем происходящим процессам и ничего не хотят делать.