Молот и наковальня

Имогена поджала губы, рассматривая ее. Несомненно, сестра, которая нарушила порядок субординации, заслуживала более сурового наказания — отлучения от церкви или даже перераспределения в ряды репентисток, где она бы занималась самобичеванием и каждый день молилась для искупления своей вины. Прощение Галатеи казалось… мягким.

— Когда надо, тебе скажут, — процедила Имогена.

Ей не нравилась Мирия. То, как она держала себя, и то, что позволяла себе говорить, не спросив сначала для этого разрешения. Старшая сестра разглядывала ее копну чернильно-черных волос, шрамы, что обезображивали лицо, и кроваво-красную татуировку с изображением геральдической лилии на щеке, отыскивая в женщине неповиновение, которое, по мнению Имогены, та скрывала. Будь на то ее воля, она отвергла бы прошение сестры присоединиться к миссии «Тибальта», но у Сеферины имелись планы подать личный пример. Канонисса рассказала, что предложила Мирии отправиться в такое место, где смогла бы повлиять на ее верность Богу-Императору, найти для нее роль, в которой та, возможно, откроет для себя новый смысл существования. У Имогены не было времени на подобное. Она верила в решительные добродетельные поступки и постоянное и неизменное самопожертвование. Здесь не было места для неопределенности или вольнодумства.

Делу не содействовало прибытие двух других сестер из бывшего отделения Мирии, которые также приняли пониженный ранг: высокая и мускулистая Кассандра и молодая Изабель. Последняя несла шрамы, которые до сих пор выглядели свежими, и имела оловянный аутентический глаз, уже потерявший свой блеск. Какие бы раны эти двое ни имели, несомненно, это скорее укрепляло их узы с Мирией, чем ослабляло. Даже несмотря на то что их бывший командир теперь состояла в одном с ними звании, они по-прежнему выказывали Мирии непомерную степень уважения, подчиняясь ей почти по привычке.

Имогена наблюдала, как они занимаются боевой подготовкой, и не могла отрицать, что сестра Мирия и ее спутницы имели достаточные навыки в этом деле. Все очевиднее становилось, что надо заставить их избавиться от старых привычек, если они собираются служить должным образом во время миссии.

Бывшая селестинка не ответила на слова Имогены, но, похоже, она не собиралась уходить. В ее поведении ясно читался едва заметный вызов. Но Мирия никогда не пошла бы на конфликт в открытую. У нее хватало ума не делать подобной глупости, и Имогена это понимала. Но если боевая сестра считает, что сможет попирать командный статус Имогены каким-либо образом, ее ждет расплата.

— Канонисса Сеферина лично выступит перед корабельной командой, — продолжала старшая сестра. — Она зачитает проповедь и споет гимн посвящения, прежде чем мы отправимся на Святилище-сто один.

— Мы будем готовы, — ответила Мирия, хотя Имогена даже не задавала вопрос.

Она наклонилась ближе к подчиненной, так, чтобы никто другой не слышал ее голоса.

— Последнее слово здесь всегда остается за мной, сестра Мирия. Впредь не забывай этого.

Рефлекторно Мирия открыла рот, но потом, подумав, что лучше не стоит говорить, опустила голову в знак согласия. «Начало положено, — подумала про себя Имогена. — Возможно, все-таки получится научить ее дисциплине».

Тут она заметила, как миловидная женщина в официальном одеянии землистого цвета смотрит на нее с другого конца ангара чуть ли не обвиняющим взглядом. Девушка была одной из госпитальерок, и раздраженным видом она, очевидно, выражала неодобрение едкой манере обхождения Имогены с Мирией.

Верити Катена из ордена Безмятежности. Имогена знала о ней из тех же записей, в которых рассказывалось о правонарушениях Мирии на Неве. Верити тоже оказалась вовлечена в те события: представительница невоенной организации участвовала в схватке с сепаратистами, мятеж которых привел к сожжению города и чисткам на каждом уровне власти планеты. Насколько Имогена знала, женщина состояла в кровном родстве с боевой сестрой, которая погибла на службе Трону, находясь под командованием Мирии.

Винила ли ее Верити? На короткий миг Имогена задалась этим вопросом. Потому ли госпитальерка решила присоединиться к миссии, что потеряла сестру и ищет новый путь обрести в себе веру? Ходили слухи, будто сильно распространенные во время инцидента на Неве всевозможное колдовство и неверие могли ввергнуть в Хаос всех, кто не был закален трудностями великого долга перед Богом-Императором.

Имогена до сих пор помнила содержание прикрепленного к записям о Верити письма, где ее храбростью в бою восхищалась одна из вышестоящих боевых сестер, участвовавших в том недолгом сражении. Сороритас из невоенных орденов — госпитальерки, диалогус и фамулус — обучались владению оружием и сопутствующим навыкам, но их не тренировали так тщательно, как боевых сестер. Редко встречался кто-нибудь из ордена вне военной сферы, кому доводилось принять подобное объявление благодарности.

Впрочем, это не значило, что Верити вправе проявлять неуважение к старшим по званию. Имогена обратила весь холод своего взгляда на госпитальерку.

— Какая неугомонная, — начала она, глядя прямо на Верити, но обращаясь к Мирии и остальным собравшимся на расстоянии слышимости боевым сестрам. — Это было длительное путешествие, и оно проверяло твое терпение. Совсем ненадолго Сороритас в состоянии заострить свой ум и клинок, прежде чем они начнут затупляться от бездействия. Лишь строго следуя повелениям нашей воинственной веры, мы можем выполнять то, ради чего рождены.

Имогена неторопливо шла между рядами женщин, с каждым шагом приближаясь к Верити. Госпитальерка немного побледнела.

— Каждая из вас считает себя достойной находиться под светом Бога-Императора. Все вы полагаете, что готовы, что прошли испытание. — Она сделала сильный акцент на последнем слове и встретилась взглядом с Верити.

Старшая сестра кивнула в знак формального приветствия.

— Женщины, что жили под солнцем Кавира на Святилище-сто один, думали так же. Но теперь все они мертвы, их жизни сокрушены под гнетом равнодушной и полной ненависти Вселенной. Они отправились к подножию Его Золотого Трона, да благословится их вечная память.

— Да благословится их вечная память, — хором подхватили боевые сестры. Голоса походили на прилив волн у берега.

— И теперь мы пришли встать на их место, — вновь кивнула Имогена. — Нам следует быть настороже, сестры. Если даже бедствие, погубившее их, действительно миновало, следует знать, что за ним скрываются еще тысячи трудностей, которые могут стать нашим концом. Мы похожи на свечу, горящую в вакууме вопреки всему. Мы боремся за свой свет в безвоздушной пустоте и сражаемся за то, что считаем правым делом. За нашу веру.

Она посмотрела в лицо каждой явившейся и в конце остановилась на Мирии.

— Потому мы обязаны помнить о нашем долге, о нашем месте в этой жизни. Никто из нас не может знать, что ждет впереди. Мы можем только стойко держаться за наши убеждения.

В последовавшей за ее словами тишине приземистая боевая сестра с кожей красно-коричневого цвета, как у старого тикового дерева, и туго завязанными черными кудрями осмелилась поднять руку в знак того, что желает задать вопрос. Имогена решила удостоить ее своим вниманием:

— Тебе есть что сказать, сестра Ананке?

— Нам говорили, что этот мир лишен жизни, старшая сестра, — резким и отрывистым тоном произнесла Ананке, — разве не так? Встретим ли мы противника у ворот монастыря? Придется ли драться за право вернуть принадлежащее нашему ордену?

Имогена уловила признаки надежды в словах женщины. Ананке ожидала, что Имогена подтвердит ее предположения, озвучив те настроения, которые разделяли и другие участницы миссии. Кто бы ни осмелился напасть на Святилище-101, сестры хотели отмщения.

Подобные побуждения были весьма полезными, но, если их не контролировать, они могли привести к саморазрушению. Старшая сестра пока не была готова позволить сестрам пасть до животных инстинктов.

— Мы исполним свой долг, Ананке, — твердо произнесла Имогена. — Только это обязано вас волновать, вне зависимости от поставленной задачи, будь вы солдат или кто другой.