Прощай, пасьянс

— Конечно… слышала, — призналась Мария.

— У него красивый голос, — подхватила Лиза. — Самый настоящий бас. Я оценила его после того, как послушала оперные голоса в Париже. Мать Жискара была счастлива провести меня по всем театрам.

— Ох, Лиза, какое для нее несчастье — смерть Жискара.

— Да. Но, слава Богу, у нее есть еще два сына.

— А… скажи, она не тосковала по внукам от тебя и Жискара?

— Нет. Напротив, она говорила, кстати, и сам Жискар тоже, что он еще не готов стать отцом. Он еще сын своей матери. — Она улыбнулась.

— Но он твой муж. Вы прожили с ним немало…

— Он был… инфант… в чем-то.

— Дитя? — вскинула брови Мария. — Ты называешь его дитя?

— Да. Прелестное дитя. — Она почти доплела косу. — Может быть, еще и потому я бросилась в эту дуэль. Я чувствовала в себе невероятное желание защитить того, кто слабее. Наказать человека, из-за кого Жискару так и не дано было повзрослеть. — Мария замерла. А Лиза продолжала: — Хотя потом я поняла, что тот, кого я вызвала, в общем-то не виноват. Но я оценила его благородство. Он не отказался принять вызов, поскольку его дом стал местом гибели людей, в том числе Жискара. — Она молча доплела косу до конца. Потом сказала: — Твой Федор другой, он не похож на Жискара. Он сильный мужчина. Тебе не нужно волноваться… о том, что мы с тобой нарушим святость брака. Но тебе тоже придется выдержать свою дуэль.

— Я умею стрелять! — с жаром проговорила Мария.

— Свою дуэль, — спокойно продолжала Лиза, — чтобы защитить ваш брак. Никто, кроме тебя, не сможет этого сделать. — Лиза встала с пуфика, на котором сидела. — А теперь я принесу золотые гребешки для наших кос. Они из Парижа.

Лиза выскользнула за дверь супружеской спальни Финогеновых. Она заставляла себя чаще бывать здесь, когда Федор уходил из дома. Лиза твердила себе, что должна привыкнуть к этой спальне. Изучить ее и в тот час, когда ей придется войти сюда Марией, чувствовать себя в ней как в собственной.

Мария ждала, разглядывая свое лицо в зеркале. Ей не понравился тревожный блеск глаз и красные пятна на щеках. В голове всплыли слова сестры: «Мы с тобой одно и то же. Ты вспомни ласточку, у нее раздвоенный хвост. Так неужели ты скажешь, что у нее два хвоста?»

Мария увидела в зеркале, что она улыбается. Ну конечно, у ласточки один хвост. Кто станет спорить? Этот смешной довод успокоил ее.

Дверь приоткрылась, Мария повернула голову, надеясь увидеть сестру. Но на мягких лапах бесшумно вошла Гуань-цзы.

— Это ты, наша барыня!..

Мария наклонилась и потянулась к кошке. Но та стояла не двигаясь. Ее взгляд замер на перламутровом с золотом гребне, который лежал перед зеркалом. Подарок Федора, он привез его из последней поездки в Голландию.

Казалось, кошка совершенно осмысленно смотрит на эту вещицу.

— Надо же, — удивилась Мария, — ты как будто на самом деле гетера, которая превратилась в кошку.

Лиза вошла стремительно, положила на туалетный столик набор гребешков.

— О, наша дорогая Гуань почтила нас своим присутствием! Жаль, у тебя короткий волос, Гуань-цзы, а то мы и тебя украсили бы.

Гуань-цзы не шелохнулась. Она не отводила глаз от блестящих гребешков. Между тем Лиза ловко обвила голову сестры косами, как короной, и вставила гребешки.

— Ну как, Гуань? Тебе нравится хозяйка? Хороша, верно? — спросила Лиза. И за нее ответила: — Чудо как хороша!

Сестрам на удивление, кошка встала и подошла к Лизе. Она потерлась боком о ее нагую голень. Мария и Лиза еще не одевались и все еще были в длинных ночных белых кофтах.

— Она одобряет твою работу, — сказала Мария.

— Что ж, я верю, это искренне. Ты на самом деле прелестна, сестра.

— А теперь давай-ка я займусь твоими косами, — вставая и провожая взглядом свое отражение в псише — зеркале на ножках, предложила Мария.

Они поменялись местами.

Когда на Лизиной голове тоже воцарилась корона, Гуань точно так же подошла к Марии и потерлась о голень.

— Ну вот, ты тоже получила высочайшее одобрение, — засмеялась Лиза.

— Мы теперь станем проверять себя по Гуань-цзы во всех важных делах.

Странное дело, но от этой шутки Мария почувствовала себя так, словно нашла стену, к которой можно прислониться, когда ноги откажутся держать от волнения и страха. Не потому ли люди придумали для себя талисманы, амулеты? Разные приметы, которые подтверждали бы удачу, на которую рассчитывает человек?

— Теперь оденемся, как договорились, — услышала она голос Лизы.

— В голубое, — подхватила Мария. — Потом пойдем завтракать.

— Явимся на глаза Федору, — уточнила Лиза.

— Да. На глаза Федору, — тихо повторила Мария.

Федор смотрел на сестер и снова видел перед собой Марию и Лизу такими, какими увидел их впервые в соборе Парижской Богоматери. В тот день Бонапарт провозглашал себя императором Франции Наполеоном I.

Он перевел дыхание. Те же густые золотые волосы, ничем не покрытые ни тогда, ни сейчас. Только теперь они убраны короной. И золотые гребешки в ней.

Не сыскать во всем свете таких золотых волос. Нет их ни у кого, нечего зря трудиться.

Ему вспомнилась вдруг шапка, которую привез из Китая отец. Шапка чиновника высшего разряда, девятого, с золотым шариком на голове. Что ж, он и в этом пошел в батюшку. Но перед ним целых два золотых шарика, которыми он готов любоваться всю жизнь. Конечно, Лиза снова уедет, она оправится от своего горя… подумать только — Жискар сгорел на балу. Такое в страшном сне не приснится. Но, слава Богу, сама Лиза жива и здорова. А все потому, что занималась благим делом — не поехала на бал, осталась у постели больной матушки своего Жискара. Сам он должен был по службе посетить бал, он готовился отправиться с дипломатической миссией в Лондон. Конечно, ему надо было свести знакомства за бокалом вина и за танцами.

Думая о Жискаре, Федор не отрывал глаз от головок сестер, похожих на два золотых шара. Он вдруг вспомнил о своем отце, которого пытался понять, но до сих пор не смог.

Может ли такое быть, что отец так неистово любил Павла потому, что тот ни капли на него не похож? Нельзя же все время смотреться в зеркало. Это утомительно.

Отец рассказывал китайскую легенду о волшебном зеркале. Будто есть такое, в котором отражается не только облик человека, но и все невидимые простому глазу пороки. Был один правитель, который заставлял своих наложниц смотреться в зеркало, и тех, у кого было неспокойное сердце или разлита желчь, он убивал. Вот и отец словно опасался увидеть в нем, Федоре, который был его копией, что-то, чего не хотел видеть в себе самом.

Вспоминая о торжестве, которое они ожидали в толпе зевак возле собора, Федор снова увидел народ, желавший лицезреть того, кто, совершив государственный переворот, пришел к власти.

Были там и гости из дальних стран, были богатые зеваки, которые занимались в своей жизни тем, что совершали путешествия по миру, желая развеять скуку и насытить взоры. Были и торговые люди, вроде них с отцом и братом Павлом, не лишенные любопытства. Причем любопытство это не назовешь праздным — от того, кто на самом верху в любой стране, зависит удача коммерсанта.

Федор стоял рядом с отцом и братом Павлом, самым младшим в семье, баловнем и любимцем. Поначалу они собирались ехать в Париж вдвоем с отцом, но уже перед самым отъездом батюшка объявил:

— Возьмем его с собой, Федор. Пускай у него пораньше откроются глаза, пускай увидит, что мир тянется дальше вятских лесов. — Павел поднял личико вверх и засмеялся, Федор до сих пор помнит тот самодовольный смех брата. — Пускай знает, для чего ему нужно зарабатывать деньги. Тем более что ему, самому младшему, мало полагается по наследству. — Отец вздохнул и покачал головой. — Вот ведь как мой батюшка завещал — старшему все, а младшему — гулькин нос. И ведь ослушаться не могу, веришь ли?

Федор кивнул. Еще бы не верить. Крепкий человек был его дедушка. Своенравный. Его хорошо помнят в Лальске. Это дедовыми стараниями украшен город церквами, нет такого места в их крае, где чуть ли не на каждой улице высится по храму. Верил дед, что благодать, которая исходит с небес, должна иметь свой дом, чтобы через него сойти к людям.