Страница 24 из 77
— Без шуток. Койка парня находится напротив моей, и нас разделяют только шторы, помнишь?
Мне сложно сосредоточиться на чём-нибудь, когда моя рука находится в его и он слегка пробегает большим пальцем по мягкой коже верхней части моей руки.
— Конечно. Ты, должно быть, не мог заснуть.
— Мы ездили в тур на автобусе. Мне приходилось мириться с храпом Денни в течение многих лет. Наушники долгое время были моими лучшими друзьями.
Я улыбаюсь, но моё сердце сейчас делает «тук-тук-тук» танец в моей груди.
— Ну, если ты когда-нибудь захочешь отдохнуть от Сонни Храпящего Дракона, ты всегда можешь позаимствовать мою кровать.
— Ты предлагаешь мне часть своей кровати? — он наклоняет голову, улыбаясь.
И моё предательское тело снова полностью возбуждается от силы его пристального внимания.
— Если ты хочешь затащить меня в постель, Фейерверк, тебе нужно просто сказать, — Том оборачивает пальцы вокруг моей руки, мягко сжимая.
Я закатываю глаза.
— Ха! Мечтай. Я предлагаю тебе свою кровать без меня. Я займу твою койку.
— И где в этом веселье? Кажется глупым, чтобы ты спала в моей койке, когда мы оба могли бы хорошо выспаться в одной постели.
Я не могу и на секунду представить, что он лежит рядом со мной.
Зная, как сильно моему телу это понравится, мозг тут же говорит мне, что это будет самая худшая идея.
Я протягиваю руку и легонько пихаю его в твёрдую грудь.
— Хорошая попытка, Картер.
— Что? — он поднимает руки в невинном жесте, но его лицо ничего не выражает.
— Я не буду заниматься с тобой сексом.
Глаза Тома расширяются.
— Кто говорил о сексе? Господи, Лила, я говорю о простом сне. У тебя очень грязные мысли, ты знаешь?
Я открываю рот, чтобы сказать что-то остроумное, но всё, что выходит, — это насмешка. Тепло ползёт вверх по моей шее, и я поворачиваюсь к нему спиной. Я иду на кухню, тянусь на цыпочках и открываю шкаф.
— Я делаю горячий шоколад. Ты хочешь чего-нибудь?
— Нет, спасибо.
Я занимаюсь кружкой и горячим шоколадом. Наполняю чайник водой, втыкаю в розетку и включаю его.
Здесь так тихо, что я начинаю думать, что Том пошёл спать, но, обернувшись, обнаруживаю, что он всё ещё здесь. Прислонившись плечом к стене арки, он наблюдает за мной.
Наполовину улыбаясь, я прислоняюсь спиной к столу, оборачивая пальцы вокруг края.
— Ты посидишь немного?
Он медленно кивает, а затем его взгляд цепляется за мой.
— Ты покончила с ним?
Моё тело застывает.
— С кем?
— С бывшим, Чадом, — с удивительным количеством яда в голосе говорит Том.
И имя Чада напоминает мне о той ночи. О предательстве.
Я убираю руки от стола и складываю их на груди, заглушая боль.
— Да, мы расстались. Я сделала это давно.
Выражение лица Тома остаётся стоическим.
— Но именно из-за него ты всегда поёшь «Наплачь мне реку», верно?
Потрясённая до глубины души, я понимаю, что он думал об этом, думал обо мне. Я слегка трясу головой.
— Почему ты думаешь, что я пою эту песню из-за него?
Он смотрит на меня смешанным взглядом.
— Потому что мы музыканты, Ли. Музыка проникает во всё, что мы делаем. Мы вкладываем все чувства: боль, счастье, гнев, печаль — в музыку... тексты песен. Я знаю, он обидел тебя... сильно. И эта песня совсем не свет и розы, а ты поешь её все время.
— У меня есть песня для каждого человека, которого я потерял.
Я хочу спросить у него про татуировку на спине, но я трушу.
Вместо этого я тихо говорю имя одного потерянного им человека, которого знаю:
— Джонни Крид.
Лицо Тома ужесточается, его глаза излучают боль. Он кивает и говорит тихим голосом:
— «Услышьте меня».
— «Джимми ест мир?» (прим. ред.: группа «Jimmy Eat World» и их песня «Hear You Me»)
— Эти ребята играли на его похоронах. Я слушаю её каждый день.
В этот момент я ненавижу, что он чувствовал и всё ещё чувствует боль. От этого мне хочется подойти к нему и крепко обнять.
Но, конечно же, я ничего не делаю.
— Это песня не Чада, — признаюсь я.
Том наклоняет голову в любопытстве.
— Я никогда не говорила тебе, с кем Чад мне изменил, — я делаю глубокий вдох, боль в груди распирает. — С моим братом.
В этих зелёных глазах вспыхивает гнев. Его выражение по-прежнему мужественное. Он поднимает руки вверх. Том сжимает руками арку, и его футболка поднимается, предоставляя мне возможность взглянуть на его сказочный пресс.
Видите? Даже сейчас, в данный момент, мы ворошим болезненные воспоминания, но его вид отвлекает меня.
— Декс, мой брат. Технически, он мой кузен, сын тёти Стеф и дяди Пола, но я считала его своим братом, — я складываю руки на груди. — После того, как я застала их в середине акта, Декс признался, что он уже месяц крутил интрижку с Чадом. Помимо того, что он был моим братом и лучшим другом, Декс также был ведущим гитаристом Винтажа. Мы с Кейлом заново создали группу. После того, как это случилось, — я машу рукой, не в состоянии сказать «я заставила своих лучших друзей выбирать между ним и мной», — он... ушёл из группы. Мы заменили его на Вана. После этого я ни разу не говорила с Дексом, — я снова берусь за край стола.
Том ничего не говорит. Он просто пронзительно смотрит на меня своими нефритовыми глазами, сердито сжимая челюсть.
Я не уверена, на кого направлен его гнев. Не могу думать, что он злиться на меня. Это определённо должно быть по какой-то другой причине.
Мне неловко от нашего молчания, и, смущённая его реакцией, я снова начинаю говорить.
— Я застукала их вместе ночью, когда мы выступали на разогреве в Мэдисон Сквер Гарден. Позже. Во время вашего выступления на сцене.
Том слегка кивает, принимая слова, но по-прежнему ничего не говорит.
— Чад пришел, чтобы поддержать нас во время нашей большой ночи. После того, как мы ушли со сцены, я была взволнована и потеряла ребят, так что бродила вокруг, пытаясь найти кого-нибудь из них. Я заблудилась и, повернув за угол, наткнулась на пару ребят, делающих это. То есть, они фактически занимались сексом, и я увидела это, — из ниоткуда, мои глаза наполняются слезами, губы начинают дрожать.
— Господи, Лила.
Следующее, что я понимаю — Том крепко притягивает меня к груди, его руки вокруг меня, поддерживают.
Том обнимает меня.
Удивлённая его состраданием, повлёкшим этот поступок, я на мгновение замираю, а затем расслабляюсь. Я оборачиваю руки вокруг его талии и кладу ладони на его спину, не обращая внимания на то, насколько правильно это чувствуется.
— Мне жаль, что это случилось с тобой, — он проводит ладонью вверх по моей спине, его пальцы играют с кожей, свободной от майки.
От всех этих лёгких прикосновений его кожи к моей моё тело призывает сделать намного больше. Я могу только представить, каково это: ощущать его руки по всему моему телу, его губы на моих губах... его внутри меня.
Я сглатываю.
— Декс звонит мне каждый день. Я не отвечаю. У меня на звонке стоит «Наплачь мне реку» для него, чтобы напоминать мне, как сильно он ранил меня, поэтому я не сдаюсь и не отвечаю. Вот, почему я знаю эту песню.
— Это неразумно, Фейерверк, — его рука нежно гладит мои волосы.
— Я знаю, — тихо говорю я. — Но это всё, что у меня сейчас есть.
Я слышу и чувствую шум понимания, который бьётся в его груди.
— И ты не отвечаешь на его звонки, потому что не знаешь, как его простить.
— Да, — шепчу я в его футболку.
Его рот у моих волос, его дыхание проходит сквозь мои пряди.
— Прощение — это самая трудная вещь в мире, которую ты только можешь дать. Некоторым людям для этого нужно много времени. А некоторые вообще никогда не прощают.
Моё сердце ускоряет ритм. Я поднимаю голову с его груди, глядя на него.
— Только не изводи себя на пути к этому, — он вкрадчиво улыбается мне. После чего поднимает мой подбородок пальцами. — Знаешь, чем больше я узнаю тебя, Фейерверк, тем больше ты значишь для меня.