Страница 36 из 37
- Ну, брат, я и не думал, что твой Петрович, таким глаголом жжёт - у меня, веришь ли, даже кулаки сжимались!
- Мне тоже понравилось... - поддержала Воскресенская, не отрывая от Володи нежного взгляда, - ...очень убедительно, а главное - по существу и совести верно...
- Это что... - подхватил волнительную тему Уклейкин, также, не сводя счастливых глаз с Наденьки, - бывало, сойдёшься с дядей Васей по-соседски на кухне, например, в политическом споре, так порой еле ноги уносишь от его железобетонной аргументации.
- Ладно, я вижу вам сейчас не до меня... - Крючков ещё раз убедился, что любовь окончательно и навсегда приковала ребят друг к другу невидимыми цепями, - я собственно по делу, на минутку... помнишь, ты, Вовка, говорил про информационную бомбу?
- Ну, было... - это я образно про Южное Бутово имел в виду.
- Так вот... - Серёга заговорщицки обернулся по сторонам, - предлагаю заминировать весь дом к чертовой бабушке...
- Ты, офанарел! - мгновенно вспыхнул Уклейкин, сбросив шлейф секретности, - тут же кругом дети, старики!..
- Да уж... вы, Сергей, прям как революционер-бомбист какой-то... разве так можно... - поддержала любимого Наденька.
- Да вы не поняли, друзья, всё будет понарошку, блеф, если хотите, - главное, что б они думали что всё реально и мины настоящие. Ну, вы только представьте себе картину: вокруг милиция, пожарные, МЧС, телевидение, журналисты всякие, толпы зевак и сочувствующих, начальство нервное с мегафоном. Вот это и будет 'бомба' на всю страну! - накалялся Крючков.
- Ну, не знаю... слишком авантюрно, - перевёл дух Уклейкин, - но Петровичу передам, может и сгодится твой вариант, как, не дай Бог, крайний метод защиты.
- А я про что! - удовлетворённо воскликнул Серёга; и, пообещав к следующему вечеру придумать ещё что-нибудь эдакое и, понимающе подмигнув влюблённым, - был таков, растворившись в сгущающихся сумерках дворовой арки.
Влюблённых же более никто не сдерживал и они, как два мотылька, ни проронив, ни слова, вспорхнули вверх, дабы восстановить божественный процесс вкушения страстной неги любви, столь бесцеремонно прерванный караульным воплем бабы Зины. Однако, влетев на крыльях счастья на лестничную площадку второго этажа, они с невыносимой горечью в бешено метущихся сердцах поняли, что в данную минуту сие не представляется возможным, ибо коммунальная квартира обрела полноценный статус оперативного штаба.
Действительно общая часть коммуналки преобразилось за счёт новоизбранных членов штаба: Жоры Коловратова и бабы Зинаиды. Первый - подобно скале несколько неуклюже мялся, не умещаясь в дверях, вникая в наставления начштаба и одновременно являясь караульным живым щитом, прочность которого ставила под сомнения схожие характеристики высококачественного бетона; вторая - хлопотала на кухне, как у себя дома, проворно разливая чай и бурча про себя что-то нечленораздельное с негативными, дребезжащими нотками. Отзывчивая Варвара Никитична подсчитывала подписи, что-то писала и, не поднимая головы, отвечала на какие-то юридические вопросы тут же находившихся супругов Кречетовых и Авакумовых. Кроме того, в коридоре, словно запутавшийся в клубке проводов кот, возился, Стёпа 'разводной ключ', едва ли не первый раз в жизни, совершенно бескорыстно монтировавший стационарный телефон, любезно предоставленный на общенародное благо Стечкиной, проживающей двумя этажами выше.
'Чёрт!..' - только и смог с душевной болью разрядить внутри себя Уклейкин энергию глубокого разочарования, - 'когда же всё это кончится?!..' - в нём сейчас яростно боролись между собой инстинкт любви и чувство долга перед товарищами по ополчению.
'Я ж сказал тебе, щелкопёр, когда ...' - вдруг раздался беззвучный, но конкретный ответ, как бы, ниоткуда или вернее - отовсюду, тембр, которого удивительным образом похожий на слащаво-холодные нотки того, первого виртуально-реального чёрта. Но общая штабная суматоха, тут же, отвлекла его от поиска неприятного источника странной телепатической информации и Уклейкин, в душе которого вновь начал кровоточить пакостный осадок предыдущих сомнений и терзаний. Поначалу растерявшись, он, тем не менее, смог скрыть от окружающих своё, проснувшееся, как прорвавшийся гнойный чирей, внутреннее волнение, и, влившись в общую работу, на некоторое время, даже позабыл о странном казусе, предыдущая череда которых, стала, как он в тайне надеялся, понемногу и навсегда отступать в прошлое.
- А... Володя, наконец-то пришёл, присоединяйся, а то время позднее, - тут же взял его в оборот Шурупов, лавируя между людьми, словно горнолыжник, при этом умудряясь держать командирскую прямую осанку и печатая властные шаги в стёртый до основания времён позднего НЭПа кафель кухни. Помимо дежурных распоряжений положенных в подобных ситуациях он усердно пытался генерировать новые стратегические и тактические идеи по обороне дома, но ничего достойного внимания не выходило: по-видимому, напряжение сверх бурного дня давало о себе знать, и от этого Василий Петрович внутренне злился на себя и немного нервничал.
- Девонька, а тебя как звать-то, милая?.. - крайне уважительно обратилась баба Зина к красивой, но неизвестной её пока спутнице Уклейкина, смелостью которой она восхитилась ещё на собрании, когда та, вся такая внешне хрупкая, в раз поставила на место тяжеловесного Потапчука.
- Наденькой, бабушка... - ответила она так нежно и ласково, что Зинаида Ильинична, у которой, по воле рока, на всём белом свете ни осталось, ни единой родной кровиночки, чуть в сердцах не прослезилась:
- Умница, внученька: как ты участкового-то нашего пузатого отутюжила! - я едва не родила на радостях, дай-ка я тебе чайку налью, - и она, не дождавшись согласия, ловко плеснув кипятка с заваркой в чашку, подала ей её, ибо, места, что бы присесть на кухне уже не было физически.
- Спасибо... - но в любом случае, если бы не ваши, бабушка, бдительность и мужество - то, возможно, провокация с противной стороны удалась, - вновь искренне похвалила Воскресенская Зинаиду Ильиничну.
Баба Зинаида в очередной раз до предела польщённая тёплыми словами стоявшей рядом с Уклейкиным Наденьки размякла в доброте душевной и, впав в мечтательную нирвану, предалась меланхолии, начав неспешный разговор и раздачу бесценных советов:
- А ты, стало быть, внученька, то же в газете работаешь с нашим Володькой?
- Да... уже три месяца почти... - скромно отвечала Воскресенская.
- Гм... - лукаво прищурилась, словно бывалая сваха, Звонарёва, переводя поочерёдно взгляд с Наденьки на Володю. - Ты, красавица, присмотрись к нашему Володьке-то: он хоть и недотёпа, но зато честный и воспитанный... Всегда сердечный спросит, как, мол, здоровье, баба Зина, не помочь ли чем?..
- Баба Зин... ну, что ты ей Богу, говоришь... - начал традиционно розоветь Уклейкин, особенно не возражая, так как внутренне был бесконечно благодарен неожиданной своднической ролью словоохотливой пенсионерки, ибо, о возможном браке с Наденькой он и мечтать не мог, не рассматривая это вожделенное счастье даже теоретически.
- А что я такого сказала?.. - изумлённо-уверенно ответила Звонарёва, - правду и только правду, а её стыдиться, милок, - грех: пропадёшь ведь, горемыка, без женской руки-то: что мужик без бабы - бобыль трухлявый...
Володя, почти не сводящий влюблённого взгляда с Воскресенской, был положительно потрясён выражением её чуткого лица, которое как минимум не возражало нравоучению Зинаиды Ильиничны, а как максимум - он не мог в это поверить - было согласно с доводами пенсионерки во время фактически открытого инициированного ею сватовства. И кто знает, до чего бы они договорились, если бы Начштаба, получив из рук отзывчивой Стечкиной отчёт по итогам сбора подписей, командным голосом не потребовал тишины для их оглашения:
- Итак, товарищи члены штаба, сочувствующие и колеблющееся, - он твёрдым взглядом осмотрел Наденьку и глав семей Ромашовых и Перекатовых с домочадцами, которые сменили предыдущих консультирующихся у Варвары Никитичны, отчего пространство кухни стало ещё менее способствовать прямому её предназначению. - Из 120-ти ответственных квартиросъёмщиков против произвола властей и за право продолжать жить тут в Лефортово, подписалось 90, при явке, согласно протоколу, - 97-ть. То есть из тех, кто был на собрании, 7 человек уже решили покинуть ряды нашего ополчения, а трое нарочито не учувствовавших: Губерман, Сорокина и Стуканяны даже умудрились получить смотровые ордера. Но повторимся - это их законное право. Итого, наши невосполнимые потери - минус 10 семей, оставшиеся 20 в основном находятся в отпусках, командировках, и по мере их появления проявится и их позиция по данному вопросу. Мне достоверно известно, что из этой двадцатки, мой друг и коллега по партии Бутыркин Тит Борисович вторую неделю томится в застенках СИЗО Матросской тишины за сопротивление милиции во время не санкционированного митинга, а наша с Володей соседка - Роза Карловна Флокс, 100%, как всегда, растит цветочки на даче и пребудет сегодня-завтра.