Страница 10 из 11
— Слушайте все! — продолжал взволнованный голос диктора. — Для оказания помощи Павлу Голубеву необходима сыворотка крови человека, который перенес тяжелый ожог. Районная больница просит таких людей откликнуться — их кровь может помочь пострадавшему…
Первыми у дверей больницы появились школьники. Были среди них и ребята из Петровки во главе с Мухой. Семь километров до райцентра они пробежали наперегонки. Каждый шел в надежде, что сумеет помочь, и поэтому вскоре начался громкий спор.
— Я первым пришел! — горячился худенький, быстроглазый мальчик. — И потом я сильней всех обжигался. — И он с гордостью показывал розовый шрам на руке.
— Подумаешь! — с уничтожающим спокойствием возражал Муха. — Я, может, больше всех прав имею. А обжигался я раз сто, и то не хвастаюсь.
— А следы где? Покажи.
— Тише, бесстыдники! — вышла на крыльцо сестра. — Здесь больные, а вы такой базар устроили.
— Нам доктор нужен, — солидно сказал Муха. — Мы по объявлению пришли.
Сестра вздохнула:
— Милые вы мои! Ничего у вас не получится. Тут взрослого человека надо, а не таких клопов…
— А мы не маленькие! И все мы сильно обжигались.
— Нет, ребята! И доктор вам то же самое скажет.
— А Павлик как себя чувствует? — тихо спросил Муха. — Ему не лучше?
Сестра сразу заторопилась:
— Не знаю, не знаю. Не видела еще его сегодня. Пойду, пожалуй, некогда тут с ваши тары-бары разводить. Да не шумите под окнами!
— Наверное, плохо ему, — вздохнул Муха.
— А что он за бумаги нашел? Кто знает?
— Прочитают! Сейчас такие машины есть — все делают! И в шахматы играют, и стихи пишут, и с разных языков переводят. Для них эту бумажку прочитать — пустяк.
На этом разговор оборвался. На крыльцо вышел врач и строго велел всем идти домой. Его побаивались и поэтому спорить никто не стал.
Когда уже стемнело, в кабинет главного врача зашел хмурый, смуглолицый человек.
— Вот, — сказал он и поднял к подбородку свою рубаху. На груди, животе и спине у него были белые морщинистые шрамы, следы тяжелого ожога.
— Подходит для вас? — повернулся он к врачу. — Бочка с бензином взорвалась. Чуть тогда в ящик не сыграл…
— Спасибо, товарищ! — горячо сказал хирург. — Вы пришли очень вовремя…
— Чего туг говорить, — опустил посетитель голову. — Я тут виноват во всем. Гущин я, Гущин Николай…
Но врач не слушал его. Он побежал готовиться к взятию крови.
… И смерть отступила.
Через несколько дней самочувствие Павлика улучшилось, а еще немного времени спустя дела его пошли на поправку. К нему стали пускать посетителей.
Одним из первых пришел Муха. Глотая от волнения слова, он рассказывал новости. Сергей Иванович улетел в Москву и взял с собой документ, найденный Павликом. Это, наверное, какая-то старинная рукопись, ученые обязательно ее прочитают. Цилиндр все еще не нашли, хотя с помощью привезенного прибора удалось обнаружить место, где он провалился. Теперь и сам Муха узнал эту полянку — просто удивительно, как это он раньше не смог ее найти. Доставать цилиндр будут, наверное, позднее, осенью, когда болото подмерзнет.
От Игоря пришло письмо, только оно осталось дома. Оказывается, Игорь узнал про то, что Павлик обжегся, и предлагает для пересадки свою кожу.
— А он все-таки неплохой парень, — задумчиво сказал Муха. — Пожил бы еще с нами — и тогда совсем был бы хоть куда! Ты ответь ему, смотри. Я тоже напишу.
Заходил и Гущин. Он проронил несколько невнятных слов, посидел у кровати и тихо ушел, оставив на тумбочке два румяных яблока. Павлик знал, что этот неразговорчивый человек помог спасти его жизнь.
В школе давно начались занятия. За окнами кружились желтые листья, сильно похолодало.
… Однажды днем в палату вошел Сергей Иванович. На нем неуклюже топорщился белый халат, и он долго протирал руками очки, не снимая их.
— Приехали! — охнул Павлик. — Вот здорово!
— Лежи, лежи, богатырь, — счастливо засмеялся Сергей Иванович. — Ишь, опять каким молодцом стал! Живем, значит?
— Все в порядке! Я бы давно выписался, да наш доктор задерживает, такой вредный!
— Ты, браг, брось. Докторам положено вредными быть. Не пускает — значит о твоем здоровье беспокоится.
— Так я ж просто так говорю, Сергей Иванович. Я знаю, он очень хороший.
— Вот и договорились. А теперь, товарищ кладоискатель, должен тебе сказать приятную новость. Документ-то мы тот прочитали.
— Правда? — Павлик даже сел в кровати.
— О, это целая история. Давай-ка так договоримся: ты ложись и слушай. А я расскажу тебе… Написана эта рукопись по-древнегречески. Установить точно ее возраст не удалось, но можно предполагать, что автор этого документа жил две — две с половиной тысячи лет назад.
— Так давно? — удивился Павлик. — И как же бумага не истлела в земле?
— Положим, манускрипт — так называют древние рукописи — написан не на бумаге, а на папирусе. Помнишь, в учебниках истории говорится о древних египетских папирусах. Древние египтяне делали их из растений семейства осоковых. А, кроме того, бронзовый ларец был обмазан толстым слоем воска. Видимо, человек заботился о том, чтобы его рукопись попала далеким потомкам… Кстати, он назвал и свое имя — Аристид…
— Значит, писал ее все-таки человек? — несколько разочарованно спросил Павлик. — А я-то думал…
— … Что документы оставили космонавты? — усмехнулся Сергей Иванович. — Нет, братец! Впрочем, это и к лучшему. Если бы манускрипт оказался неземного происхождения, мы просто-напросто не смогли бы его прочесть. А сейчас у нас есть дословный перевод.
— У вас с собой?
— Нет, с собой его нет. Да он и не нужен. Слог там весьма трудный, ты не поймешь, пожалуй. Если хочешь, могу прочитать маленький отрывок, тогда ты ясно представишь подлинный язык рукописи. Вот, слушай, я тут кое-что выписал.
Сергей Иванович достал из кармана пухлую записную книжку, открыл наугад, начал читать:
«Кольца воды, огибающие древний матерь-город, имеют мосты, что открывают путь от дворца к дворцу. От самого моря до крайнего внешнего кольца тянется канал в три плетра ширины и длиной в пятьдесят стадий, а земляные валы, разделяющие кольца моря, разняты по направлению мостов настолько, чтобы переплывать из одного в другое на одной триреме, а проходы эти покрыты сверху…» — Как, понятно?
— Не совсем…
— Вот видишь! Давай уж лучше я тебе буду рассказывать своими словами. Только обрати внимание: то, что я тебе прочел, почти дословно повторяет описание, сделанное философом древней Греции Платоном. Странно, правда?
— А может, это он сам и написал?
— Нет, это не так, но я предполагаю другое. Наш Аристид, имя которого осталось неизвестным для истории, мог оставить подобные записи. Они попали сначала к египетским жрецам, а потом в руки мудреца древности — Солона, на которого ссылается Платон. В самом деле, трудно предположить, что такое подробное описание Атлантиды может быть выдуманным — поневоле приходится думать, что Платон имел какие-то, как мы говорим теперь, первоисточники. Короче говоря, он должен был писать со слов человека, видевшего столицу Атлантиды своими глазами. А так как Атлантида погибла за девять тысячелетий до рождения Платона, остается предположить, что описание составлено на основании картины, которая возникает на экране…
— Я что-то не понял, — сказал Павлик. — Так кто же видел Атлантиду?
— Видел ее Аристид — владелец голубого цилиндра. Он знал его секрет и, наверное, часто приводил этот вечный кинотеатр в действие. Неудивительно, что внешний вид Атлантиды он мог хорошо запомнить. И самое любопытное: описание, сделанное древним греком Аристидом, похоже на то, о чем рассказывал твой дружок Игорь.
— Ясно! Значит, этот самый древний Аристид видел то же, что и наш Игорь! А дальше что там?
— Дальше? Дальше рассказывается, как однажды в Атлантиду пришли вестники Зевса.