Страница 7 из 18
Футуристы ненавидят покой и инертность, в неподвижности они видят причину застоя и тления, движение, бег, суета, грохот городских улиц, рев автомобилей, визг паровозов, многоцветный муравейник толпы – вот поэзия и вдохновение футуристов, в этом тайна и признак их бунтарства, в этом ртуть и натиск их безумного, пламенного бега к царству будущего… Любовь к движению, пронизывающий ритм жизни, механичность полета, стремление быть каждую минуту крылатым – как бы символизируют в футуризме его возрожденческий дух, пытающийся сдвинуть землю с насиженного места, возносящий человечество к причастию будущего. И опять вспоминается любовь Ницше к движению и ритму. Его сверхчеловек должен быть вечно прыгающим и танцующим – это первое к нему требование Ницше, он даже заявил, что мог бы уверовать лишь в такого бога, который умел бы танцевать; «я люблю быстрый бег» говорит Заратустра – «поднимайте сердца ваши, братья мои, выше, все выше! И не забывайте также ног! Поднимайте также и ноги ваши, вы, хорошие танцоры, a еще лучше: стойте на головах!». Заратустра учил, чтобы все тяжелое стало легким, всякое тело танцором, всякий дух птицею, в этом “альфа и омега его!”»…
Цивилизованные варвары, направившие мечи свои против затхлых чертогов мира старого, разлагающегося и пошлого, молодые пираты, пускающие ко дну корабли с добычей веков, науки, культуры, – смелые, но безумные аргонавты, плывущее к заливам неизвестным, где водоворот, где буря, где откровения в молниях и чудесах, – футуристы кажутся мне теми молодыми наследниками, о которых мечтал Ницше и о которых пел… Он сломал крылья – старый, опытный и угрюмый орел, но вот расправляют крылья молодые орлята и готовятся к страстно – безумному полету, и дух захватывает, глядя, как кружатся они, рея над землей, над городами, окутанными пурпурными мантиями пламени, над всем, что должно погибнуть!.. Оттуда, из далекого прошлого, которое они дерзают сжечь – несется им во след божественный голос отца их и пророка:
«я велел им опрокинуть старые кафедры и все, на чем только сидело это старое предубеждение. Я велел им смеяться над их великими учителями добродетели, над их святыми и поэтами, над их избавителями мира. Над их мрачными мудрецами велел я смеяться им, и над теми, кто когда-либо, как черное пугало, предостерегая, сидел на дереве жизни. На краю их большой улицы гробниц сидел я вместе с падалью и ястребами, – и я смеялся над всем прошлым их и гнилым, развалившимся блеском его. Поистине, подобно проповедникам покаяния и безумцам, изрек я гнев свой на все, что есть у них великого и малого!.. И тогда летел я, содрогаясь, как стрела, через опьяненный солнцем восторг, – туда, в далекое будущее… туда, где боги, танцуя, стыдятся всяких одежд!..»[26]
Если бы продолжить эту параллель, то рядом с Ницше можно было бы поставить немало других писателей, сродных с футуристами и оказавшими на них влияние. Американец Уитмен, влюбленный в города и шумы поэт, хвалящий безумие вызова, хвалящий первобытность в человеке, его орлиность, его мятежную волю, Уитмен, призывающий низвергнуть каноны искусства и полюбить крепость мускулов, упругость и жир тел, лихорадочность американизма. Уитмен, восклицающий: «я Уитмен, я космос», «я божество и внутри и снаружи»[27] – мог бы так же как и Ницше, считаться предвестником футуризма, равно как и Верхарн – этот культурный варвар, слившийся с каменной душой городов современности во единое целое… Верлен, стремившийся уничтожить слово музыкой, Малларме, Оскар Уайльд, могли бы также быть причислены к этому списку, но для футуристов, презирающих прошлое – все эти имена так же ненавистны, как и все то, что пахнет гнилью веков, но эта ненависть священна, это ненависть раба, получившего свободу и озлобленного на своих господ.
Что же такое футуризм? Ответить на этот вопрос краткой формулой невозможно, во-первых потому, что отвергая всякую формулу, – футуризм не может быть заключен в нее, а во-вторых потому, что футуризм ширится и развивается на наших глазах, и то, что было вчера его атрибутом, сегодня отрицается самими же футуристами… Можно выяснить общий абрис футуризма, и тогда он выразится в таком виде. Футуризм есть по преимуществу направление в искусстве, ставящее своей задачей не только уничтожение прежних догматов искусства, но посягающее на убийство слова, как такового, бывшего доселе в употреблении, желая на его место поставить вновь сотворенное слово, соответствующее запросам современности и будущего.
Все старое должно погибнуть – вот лозунг футуризма. Отсюда отрицание культуры и ее хранилищ, отсюда презрение к мировым гениям и авторитетам. И единственное, что сохранили футуристы от культурного наследия – это технические изобретения – автомобиль и дирижабль, таким образом механичность является главнейшим атрибутом футуризма. Выходя в дальнейшей своей программе из пределов собственного искусства, – футуризм есть направление эгоцентрическое и прагматическое по преимуществу, так как человек, личность человеческая, его автономная воля, его свобода, выдвигаются футуристами на первый план, a современность, с её чудовищными гигантами городами, с её фабриками, паровозами, дирижаблями, с ее кровавой, жаркой, кошмарной борьбой, где право сильного – кулак, пощечина, – является почти главным вдохновением футуристов, выводя их из мира мечтаний и снова на арену действия, борьбы и кипучей интенсивности… От культурности они стремятся к первобытности, к героизму первобытности; их девиз – мужество, антифеминизм, безумное дерзание, энергия, их творчество есть уничтожение себя в огне. Назначение человека по футуризму заключается в подчинении себе всех сил и тайн природы в господстве над природой и ее законами. Человек должен научиться управлять стихиями, для него нет никаких препятствий, его воля должна послужить средством к порабощению себе тайн мира. В этом пункте футуристы сходятся с теософами.
Строительство будущего на развалинах разрушенного мира, строительство из ничего, новою божественною волею человека-творца – вот идеал футуризма.
Подобно Заратустре, юные рыцари безумия несутся из тьмы прошлого на бешеных конях дерзновения к Великому Полдню. Ничего еще не сделано, все еще только начато, все еще в лохмотьях и обломках, в отрывочности и неясности, и это потому, что вокруг, на поле брани – «разбитые скрижали, a новые только наполовину исписанные». И в том, что они еще не написаны – все счастье футуристов, ибо все написанное и все завершенное должно в свою очередь быть предано огню. Пусть же они беснуются – багряно безумные, пусть кипятятся, выкидывают уморительные прыжки, паясничают и озорничают – только из бури и кипения может что-нибудь возникнуть. И если даже ничего не возникнет, то эти молодые порывы, эти орлиные взлеты, эта смелость и дерзание – всколыхнут нам немного, дадут почувствовать, что мы не во сне, что мы живем. Такие направления, как футуризм, обыкновенно не выливаются во что-нибудь определение, они только очищают путь, пробивают дорогу, освежают воздух. Когда гроза пронесётся – всем легче станет дышать, может быть, засмеются над своими былыми ожиданиями, но зато почувствуют брожение в крови, весенний восторг, осознают, что жить весело!.. Это особенно желательно в настоящее время в России, где мертвый флер почил на всем, где уже не знают, что такое жизнь, где задыхаются в кошмарных объятьях смерти. Здесь футуризму предстоит сыграть весеннюю роль нового и желанного возрождения… Здесь безумные рыцари, мчащиеся на бешеных конях в неизвестные дали, своими восторженными криками, своим безудержным дерзанием, своим огнем пылающим и неугасимым, быть может, разбудят спящих, дадут почувствовать им жизнь…
IV
В России футуризм появился недавно, всего два-три года тому назад. Первое свое выражение это новое направление получило в лице поэта Игоря Северянина… В 1911 году образовалась ассоциация эгофутуристов, во главе которой стояли: Игорь Северянин, Константин Олимпов, Георгий Иванов и Грааль-Арельский[28]. Этот кружок был первым ядром разросшегося и развившегося впоследствии футуризма. В его манифестах и грамотах встречаем программу новой школы, которая потом получила множество видоизменений, но в основе сохранилась во всех своих разветвлениях… Лозунги этой новой ассоциации таковы: в основу творчества должен быть положен индивидуализм и эгоизм. Человек, говорят они – это эгоист. Человек един и автономен, так же, как един и автономен Бог. Человек это раздробление (дробь) Бога. Душа мира есть вечность. Родиться значит быть оторванным от вечности, жизнь есть отделенность, оторванность от вечности, смерть – возврат к душе мира. До сих пор люди мыслили в пределах логики и разума, футуристы, должны мыслить сверхразумно, они должны заглянуть в мучительно-темные недра невыразимого, невозможного, сверхжизненного и жизнь уничтожающего, они должны не останавливаться в мышлении своем перед безумием, ибо только в безумии возможно последнее откровение. Мышление и творчество должны стать интуитивными. Лишь в интуиции возможно познание тайны и окрыленность, граничащая с вознесением. Лишь в безумии и в интуиции возможно утверждение индивидуальности. Творчество теософично по существу, отсюда теософия первых эгофутуристов. Познание неведомого, выработка внутренней силы, стремление покорить стихии и завладеть тайнами, желание постичь мир всесторонне, но не в пределах только разума, a сверхразумно, не тремя, а четырьмя и больше измерениями – вот теософический элемент в эгофутуризме. В области искусства они признают эгопризму, то есть индивидуальное переустройство законов искусства, стиля и рифмы, а также «реставрацию спектра мысли». Единой непреложной истиной они считают душу…
26
Ницше Ф. Так говорил Заратустра.
27
(Песня о себе. Перевод К. Чуковского.)
28
Грааль-Арельский (наст. имя и фамилия Стефан Стефанович Петров, 1888–1937) – русский поэт и писатель. Начал печататься в 1910 году. Вскоре познакомился с Игорем Северянином и К. Олимповым, вместе с которыми принимал участие в вечерах эгофутуристов. В 1911 году в Петербурге вышла книга его стихов «Голубой ажур». А. Блок назвал псевдоним автора верхом кощунства и мистического анархизма, саму же книгу одобрил. В конце 1911 года Грааль-Арельский познакомился с И. Игнатьевым, а в январе 1912 года вошёл в «Академию эгопоэзии» и стал членом её ректориата, одновременно вступив и в «Цех поэтов». Стихи Грааль-Арельского публиковались во многих журналах, альманахах и газетах. После 1917 года он опубликовал поэму «Ветер с моря», пьесу в стихах «Нимфа Ата», писал детские стихи. Кроме того, писал прозу, в том числе фантастическую и научно-популярную. В студенческие годы участвовал в революционном движении, был членом партии эсеров. В 1935 г. был репрессирован, умер в лагере.