Хорошее поведение (сборник)

– Я вызову тебе «Скорую».

Он мотнул головой в сторону ее пистолета.

– Хочешь, чтобы меня… – И испустил долгий и тихий стон – печальный, безысходный, потусторонний.

– Арни, – сказала Летти, поднимая «Беретту», – мне кажется, даже ты этого не заслуживаешь.

Летти спустилась по длинной подъездной дорожке к «Тойоте». Дождь прекратился, облака потихоньку расползались, в южном небе уже появились тусклые звезды, кусочек луны слушал пение ночной птицы. На короткое мгновение ее сердце порадовалось прекрасному, но тут же пришла сокрушительная мысль: в мире столько красоты, а ей за свои тридцать шесть лет так редко удавалось к этой красоте прикоснуться…

Сойдя с подъездной дорожки, Летти вытащила из безнадежно испорченной сумочки телефон, несколько секунд поискала номер Чейза Рошфора, но потом отключила аппарат. На сегодня она сделала достаточно. Куда более чем достаточно.

Пискнула сигнализация, Летти открыла машину, включила фары – и два световых цилиндра пронзили остатки висевшего в тупике тумана. Она села поудобнее, включила двигатель и помчалась от дома, от жизней, которые ее больше не заботили. В груди ее что-то привычно нарастало; это она собиралась с силами – как в первую ночь очередной отсидки, когда весь воздух в камере был пронизан одиночеством.

И Летти обещала себе: никогда больше она не будет хорошей.

Она будет только жестче, сильнее, вернее – и будет раз и навсегда жить в мире с собой, прекрасной и плюющей на законы.

Послесловие Блейка Крауча к «Чужой боли»

«Чужая боль» – это рассказ о Летти Добеш, который достаточно близко совпадает с пилотным эпизодом телесериала «Хорошее поведение». Он более или менее основан на том, что вы только что прочитали, за исключением нескольких ключевых изменений.

Первое: Арнольд в рассказе стал Хавьером в телесериале.

Рассказ и пилотный эпизод идут почти параллельными курсами до начала восьмой главы. И в сериале, и в рассказе Летти уезжает из дома Дафны, а та вооружена, разгневана, и убийца полностью подчинен ее воле.

В рассказе Арнольду выпадает немыслимо страшная участь. Дафна несколько дней пытает его в подвале. Сюжетный поворот состоит в том, что она оказывается чудовищем, и Летти внезапно открывается: наверное, вмешиваться в сделку между Чейзом и Арнольдом ей не стоило.

Однако, раздумывая над пилотной серией, Чад Ходж и я поняли: такая концовка не сработает. Во-первых, получался мрачный ужастик, но развивать эту линию в наши планы не входило. И дело было даже не в этом, нас больше интересовала динамика отношений между Летти и Арнольдом (вскоре Летти и Хавьером), связывавшая их сила. Когда мы знакомимся с Летти, она только что вышла из тюрьмы, хочет «завязать» с наркотиками, она ворует, ненавидит себя, ее внутренний мир вот-вот рухнет. И мысль о том, что запутанные отношения с наемным убийцей могут спасти ее от себя, показалась нам очень привлекательной. Именно такой сериал был нам интересен. «Бонни и Клайд с точки зрения Бонни» – так мы продавали эту идею телеканалам.

Разумеется, в пилотном эпизоде появились и другие дополнения, потому что мы хотели воссоздать мир Летти и людей, которые его наполняют, сразу после тюремных ворот. Поэтому появилась Эстель, мама Летти, которой в рассказе нет. Появился ее сын, Джейкоб. Наконец, ее инспектор по надзору, Кристиан.

Меня часто спрашивают, как мы с Чадом подходим к совместному написанию сценария. Мы разработали эгалитарный метод (если честно, это идея Чада).

Телевизионный сценарий обычно – страниц пятьдесят-шестьдесят. Чад пишет первые десять страниц. Я читаю то, что он написал, редактирую, потом пишу следующие десять страниц и отсылаю ему. Потом мы все это прополаскиваем, отмываем, повторяем, шлем материал туда и обратно – и так до завершения первого эпизода. На первую черновую версию ушел месяц.

Гостиница, в которой разворачивается основная часть сюжета, реально существует в Эшвилле, штат Северная Каролина, она называется «Грув-парк». Я там никогда не останавливался, но в холле бывал, всегда восхищался архитектурой этого сооружения, которая, как ее охарактеризовал в своем гениальном романе «Саттри» Кормак Маккарти, напоминает «груду побитых ветрами камней».

Мы хотели снимать в «Грув-парк-инн» и в холле, и на улице перед гостиницей, но увы, съемки в Северной Каролине пришлись на бархатный сезон, народу в гостинице было битком, и снимать там было невозможно.

В итоге работать пришлось в Уилмингтоне, это ниже по побережью в Северной Каролине; место нас вполне устроило.

Первые кадры сериала: вечер, льет дождь, ресторанчик. На экране появляется надпись: Стейтсвилл, Северная Каролина. Стейтсвилл – это город в центральной части Северной Каролины, где я родился.

Ставить пилотный эпизод доверили замечательной датчанке Шарлотте Силинг. Через несколько месяцев после официального начала съемок, когда мы еще нащупывали визуальный ряд сериала, Шарлотта позвонила и сказала:

– Мне кажется, я знаю, что у нас должно получиться. Мы создадим нечто под названием «поэтический нуар».

– Отлично, – сказал я. – Но, черт возьми, что такое «поэтический нуар»?

И она ответила:

– Понятия не имею. Скажу, когда все закончим.

Риф заката

Летти Добеш вошла с холода, и ее встретил запах жареной яичницы, ветчины и прогорклого кофе. «Ваффл хаус» находился в поганом районе Южной Атланты, неподалеку от аэропорта. На ней был купленный на барахолке длинный плащ с поясом, от которого еще пахло шариками нафталина. В желудке урчало, от голода кружилась голова. Она оглядела ресторан. У виска пульсировала жилка. Встречаться с Хавьером она не хотела. Он ее пугал. Впрочем, не ее одну. Но на счету у нее было двенадцать долларов и двадцать три цента, и она не ела два дня. А тут маячит бесплатный ужин – как откажешься?

Летти пришла на двадцать минут раньше, но Хавьер уже был на месте. Он сидел в угловой кабинке, откуда просматривались и улица, и вход в ресторан. И наблюдал за ней. Она заставила себя улыбнуться и неровной походкой прошла по проходу возле стойки. Ее каблучки постукивали по заляпанному никотином линолеуму.

Летти проскользнула в кабинку, села напротив Хавьера и кивнула. У него были короткие черные волосы и безупречный загар. Каждый раз при встрече с ним Летти вспоминала поговорку: «Глаза – зеркало души». Потому что глаза Хавьера никаким зеркалом не были. Они не отражали ничего – их чистота и голубизна были фальшивыми. Эдакий горный хрусталь – блеск, пустота, ничего человеческого.

К их столику подкралась древняя официантка с блокнотом и дурным перманентом.

– Что будем заказывать?

Летти взглянула на Хавьера и приподняла бровь.

– Угощаю, – сказал тот.

– Завтрак фермера. И еще порцию сосисок. Пару яиц. Глазунью сделаете? Ну, и йогурт.

Официантка повернулась к Хавьеру.

– А тебе, красавчик?

– Красавчик?

– Что будете заказывать, сэр?

– Буду питаться ее испарениями. Воды принесите.

– Со льдом? – Это прозвучало как «козел».

– Сделайте милость.

Когда официантка ушла, Хавьер принялся разглядывать Летти. Наконец, он сказал:

– Скулы такие, что ими можно стекло резать. Я думал, ты разжилась деньгами…

– Было дело.

– И что? Все прокурила?

Летти опустила голову. Руки она держала на коленях, чтобы Хавьер не видел – они дрожат.

– Покажи зубы, – сказал он.

– Что?

– Зубы. Покажи.

Летти показала.

– Я завязала, – прошептала она.

– Давно?

– С месяц.

– Не ври мне.

– Четыре дня.

– Потому что деньги кончились?

Летти взглянула на решетку, где жарилось мясо. Казалось, она вот-вот умрет от голода.

– Где сейчас живешь? – спросил Хавьер.