Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 3

– Какие красивые пальчики!

Олеся рассеянно кивнула. Ей показалась нестерпимо глупой вся эта ситуация, необходимость сидеть напротив невыносимого Антона, который вдобавок мнет ее пальцы с томной улыбкой на лице. Но руку убрать она не решилась.

– Может, пойдем в ресторан? Выпьем шампанского? – предложила она бодрым голосом.

– Ты что, пьешь? – от его взгляда Олеся чуть не провалилась под складной столик.

– Ну, так… по большим праздникам. На Новый год, например.

Антон смягчился.

– Понимаешь, хочется с тобой поговорить, а в ресторане, среди людей, у меня не получится сказать тебе все, что я хочу. Давай лучше побудем здесь, хорошо?

– Отлично, – вымолвила Олеся, собрав последнюю вежливость. Рука в его ладони вспотела. – Я пойду в туалет, а потом продолжим. – Она почти силой вырвала руку у Антона и выскочила из купе. В кабинке девушка расплакалась от жалости к себе и подумала, что предпочла бы проехать остаток пути здесь, а не с человеком, которого прочили ей в мужья. "Соберись, – приказала она себе, – в конце концов, можно просто лечь спать, я не обязана его слушать…".

Вернувшись в купе, Олеся сообщила Антону, что она чувствует себя неважно – это была правда – и пожелала ему спокойной ночи. Она выразила желание спать на верхней полке, Антон не перечил. Он заботливо поинтересовался, не съела ли она чего-нибудь. Олеся заверила его, что все в полном порядке, но ее всегда тошнит в поездах. А вот самолеты она переносит намного лучше.

Девушка долго притворялась спящей. Раздражение против него клубилось, кипело, как вода в гейзере. "Ну почему я должна терпеть такого жениха? – злилась Олеся и тут же укоряла себя. – Разве виноват Антон в том, что так сильно не нравится мне?"

Она отвернулась к стене и, наконец, уснула. Во сне чьи-то руки аккуратно выкладывали кирпич за кирпичом, замуровывая ее в темной комнате и преграждая доступ к синему небу и теплой лужайке у дома. Ощущение было таким реальным, что Олеся начала задыхаться, и как бывает в таких случаях, не могла пошевелиться, намертво придавленная кирпичным одеялом. На ее счастье поезд дернулся со скрипом, и она избавилась от тяжелого сна.

Утром Олеся нежилась на верхней полке до тех пор, пока не пришло время сдавать белье. Антон настойчиво позвал ее выпить с ним кофе. При этом он выглядел таким довольным, как будто сам его сварил. Он суетился вокруг нее, как мамочка.

"Ну как научиться воспринимать его позитивно?" – думала Олеся.

Утро выдалось ярким и праздничным, город встретил их теплой летней погодой, что опять же было неплохой приметой. Олеся, вдохнув ощутимо морской воздух, решила, что она будет наслаждаться поездкой, не смотря ни на что.

Бросив вещи в гостинице и позавтракав, Олеся и Антон отправились бродить по улицам. Олеся никогда прежде не бывала в этом городе. Она шагала по проспекту, улавливая его непривычно чуждую ауру. Город не был похож на ее родной. Дома, люди, машины были пестрее, улицы уже, светофоры мигали только желтыми огнями. Никто не обращал на них внимания. Несуетливые жители ее города шли по улицам чинно и неторопливо, а здешние – спешили, натыкались друг на друга и не просили прощения.

Если представить, что город – это живой организм, то этот казался существом необузданным, жадным до всякого рода ощущений, кровь в его жилах пульсировала быстрее, а ее привычный город на реке, в сравнении с этим, выглядел вялым и скромным. В то же время, то ли от сырости, выступающей уродливыми пятнами на боках расцвеченных домов, то ли от привкуса рыбы в воздухе, то ли от беспорядочных движений людей и машин создавалось ощущение нездоровья, разложения и тлена. "Это город, где рушатся моральные устои", – усмехнулась Олеся. Морской воздух кружил ей голову, она шла, как будто под хмельком.

Антон ворчал, что девушки одеты легкомысленно и вульгарно, а водители не знают правил движения. И оттого, что ему явно не по вкусу был этот город, Олеся все больше в него влюблялась. Надо было приехать сюда одной, без этого грузила.

Антон пыхтел, сопел и жаловался на жару. Им пришлось зайти на Торговую улицу, чтобы купить сандалии, потому что туфли натерли ему ноги. "Так, – оценила Олеся обилие всевозможных ларьков и павильонов, – а тут есть чем порадовать себя. Антон просто обязан купить что-нибудь своей невесте, которая так стоически терпит его присутствие".

Антон предложил ей чебурек, она отказалась, и он купил у торговца один для себя. Олеся отворачивалась от жующего кавалера к витринам, чтобы не видеть пятна жира на салфетке и не вдыхать острый запах лука.





Антон перемерил кучу сандалий. У Олеси потемнело в глазах от мельтешения обуви. Впрочем, один раз он чуть было не купил себе пару, но, спросив цену, начал так торговаться, что Олесе сделалось стыдно. "Он специально делает все, чтобы я его возненавидела", – обреченно вздохнула Олеся и вдруг увидела стенд с чудесными соломенными шляпками. Она была неравнодушна к шляпкам, и тут же стала их примерять. Торговавший шляпами кавказец вовсю подбадривал ее комплиментами. Заметив это, Антон отвлекся, наконец, от сандалий и подошел к ней.

– Правда мне идет? – обернулась к нему Олеся.

Шляпка сидела превосходно, придавая ее облику пикантность, глаза ее возбужденно сияли.

– Мадам – настоящая парижанка! – откровенно восхищался продавец.

– Спасибо, – улыбнулась Олеся, и на щеках ее появились ямочки. – Давай возьмем? – обратилась она к Антону, не сомневаясь, что он согласится.

– Не знаю…, – Антон пожал плечами, – это, конечно, милая, но бесполезная вещь.

– Ну и что? – нахмурилась Олеся. – Всего семьсот рублей. И она мне нравится.

– Я считаю, что она тебе ни к чему.

Олеся была потрясена бестактностью и мелочностью человека, которого прочили ей в мужья. Она медленно сняла шляпку и дрожащими руками попробовала надеть ее обратно на стенд. Продавец, сочувственно глядя на нее, принял шляпку из ее рук. Олеся развернулась и быстро пошла, не разбирая дороги. Сердце яростно билось, во рту было сухо.

– Олеся, постой, – Антон догнал ее, – не расстраивайся. Ну, согласись, никчемная вещь. Эти продавцы специально задуривают мозги, чтобы всучить, что попало. Хочешь, поедем в "Изумруд", и я куплю тебе кольцо в честь нашей помолвки?

Олеся зло взглянула на него и отчеканила.

– Помолвки не будет. И свадьбы не будет. Между нами все кончено раз и навсегда. И не смей больше за мной идти! – Она побежала.

Антон хотел догнать и успокоить ее, но вся улица и так уже с любопытством наблюдала этот спектакль. «Разве можно так расстраиваться из-за какой-то глупой шляпки? Все ее вещи в номере гостиницы, так что успокоится и сама придет. Еще извиняться будет», – рассуждал он.

Девушка шла быстрым шагом, почти бежала, машинально уворачиваясь от прохожих и машин, и не видела ничего вокруг; она возмущалась и удивлялась одновременно.

"Как такое могло произойти? Почему я так долго позволяла маме, Вере Власовне и Антону распоряжаться собой, принимать решения о своей судьбе? Я не хочу видеть Припечкина никогда", – она как будто подержала в руках скользкий морской огурец, а теперь хотела отмыться. Как хорошо, что она убежала, и эта постыдная игра в невесту кончилась.

Олеся очнулась в полутемном переходе, огляделась и только теперь услышала звуки гитары и увидела целую группу музыкантов-неформалов, расположившихся у лестницы. Люди сновали по переходу, лишь слегка замедляя шаг, чтобы взглянуть на колоритных ребят.

Высокий худощавый гитарист поднялся с плиточного пола, расправив не слишком впечатляющую грудную клетку, и неожиданно мощным голосом запел хорошо знакомую Олесе песню Чижа "О любви". Ей показалось, что он смотрит прямо на нее, и, пораженная его сильным, чистым голосом, она прислонилась к стене напротив и решила остаться и слушать.

Певцу подыгрывали на флейте и барабане, еще один парнишка подходил к прохожим со шляпой и протягивал ее таким изящным, полным достоинства, жестом, что люди терялись и без разговоров складывали в шляпу деньги. Но к Олесе этот парнишка не подошел, только сверкнул в ее сторону лукавым взглядом. Многие прохожие остановились и образовали полукруг возле музыкантов, уж очень неожиданно было услышать такой голос в подземном переходе. Олеся не различала лиц и фигур, полностью поглощенная пением.