Грех

Вдоволь наобнимавшись неизвестная мне особа, отрывается от меня, и её карие глаза встречаются с моими.

Молчу. В оцепенении смотря на неизвестную, но как выяснилось весьма прыткую даму. И это действительно была дама к пятидесяти годам не меньше. Первое что бросилось в глаза помимо собственно глаз женщины так это одежда, явно дорогая. Ещё один мой взгляд на директора получаю жёсткий в ответ и понимаю, что лучше продолжить молчать.

Проходят несколько тяжёлых секунд, особа улыбается, а в её глазах восхищение, смешанное с нервным тиком. Жгучая смесь, должна заметить, но для сарказма сейчас не место, потому что меня всё ещё держат в объятиях. А мало ли какая реакция будет у нее, если я заговорю?

Заговаривает она…

– Лизонька, – слышу приторно сладкий голос директрисы, становится неуютно в квадрате, – познакомься, это Мирослава Игоревна и Александр Григорьевич. – Я даже не успеваю возмутиться на тему того, что меня называют чужим именем.

Перевожу взгляд на мужчину, который спокойно сидит напротив директора, и вижу спокойствие в глазах, это немного утихомиривает. Женщина всё ещё меня не отпускает и, услышав фразу директора смотря мне в глаза, произносит:

– Что за бред, зачем ВЫ нас знакомите? Это же моя Лиза! Лизонька, я так скучала. Девочка моя! – И меня вновь сжимают в объятиях, словно в тисках.

БРЕД! ЧТО ЗА БРЕД?!

У меня явный шок, в панике бросаю ещё один взгляд на директора. Сати Всеволодовна смотрит на меня так, словно хочет сказать: «только пискни», и я продолжаю молчать. Шок очень сильный, так что я едва ли смогла бы сказать что-то вразумительное. Выражение на худощавом лице женщины всё ещё не меняется. Внезапно для всё той же меня, меня начинаю целовать: в нос, щёку, макушку.

Вдоволь наигравшись с моим безвольным телом, невменяемая особа отрывает от меня.

– Сашенька! Почему ты стоишь? Подойди, это же Лизонька! – и более гневно добавляет. – Ты что не хочешь общаться с нашей дочерью?

Что происходит?

Причём тут Лиза? Я не Лиза! И кто эти люди? Почему меня обнимают?

Юлька не соврала?!

Пока внутренние метания сжигают изнутри всё вокруг живёт своей жизнь, как бы со мной и как бы без меня!

Мужчина покорно встаёт, подходит к обнимающимся, нам, точнее, обнимают меня, так как захват таков, что я даже руки в локте согнуть не могу. После того, как меня соизволили отпустить, мужчина спокойно целует меня в лоб и произносит:

– Здравствуй, милая.

А я стою. С широко распахнутыми глазами смотрю на незнакомца. Где-то там Сати Всеволодовна весьма выразительно кашляет в кулак.

Проходит секунда, потом ещё одна.

– Добрый день, – лепечу я.

– Бедная моя девочка, – женщина переводит взгляд на мужа. – Сашенька. Говорила же я тебе, что твои репрессии с учёбой в закрытом пансионате ни к чему хорошему не приведут! Смотри, что они сделали с нашей доченькой! – и сокрушительно добавляет. – Мишенька точно её не узнает!

Я едва не падаю в обморок как кисельная барышня в романах которые читают наши «смотрительницы».

Следя за их разговором, видимо обо мне, потому что женщина постоянно косится на меня и постоянно пытается поцеловать, я невольно задумываюсь, а может быть это мои настоящие родители? Но всё сразу отметаю, когда слышу о пансионате. Остаётся открытым вопрос: я одна не понимаю, что приходит? Пока я раскладывала всё увиденное и услышанное по полочкам в своём сознании, мужчина спокойно, как и прежде произносит.

– Милая, тебе не кажется, что тебе пора отдохнуть? Всё-таки перелёт был тяжёлым?

Женщина до этого гладившая меня ласково по макушке замерла, и я тоже дышала через раз.

Чётко осознала несколько вещей! Первая – дама не в себе! Вторая – меня с кем-то путают! А ещё пора бы уже сказать «второе» вслух! Открываю и сразу же закрываю рот, всё под тем же тяжелым взглядом! Что б её!

– Что ты такое говоришь? Я не видела дочь в живую уже практически десять лет! – возмущённо взвизгивает женщина.

Голова пошла кругом. Какие десять лет? Я живу тут с младенчества и, причём здесь вообще я. Бросаю украдкой взгляд на Сати Всеволодовну и вижу, как она еле заметно прикладывает палец к губам. Страшно оттого, что я даже не могу ничего сказать, просто безвольно молчу, молчу потому, что мне запретили.

И это бесит и пугает одновременно. Спектакль продолжает затягиваться как удавка на шее.

– Допустим, не десять, а семь, – и мужчина говорит так ласково, что и мне самой хочется повиноваться его голосу. – Родная моя, у нас с Лизой сейчас будет долгая и душещипательная процедура, – он замолкает. – Помнишь, я говорил тебе, это же всё конфиденциально.

Боже… Меня, что на органы разделают? Паника захлёстывает волной.

– Ах, да все ваши штучки дрючки с подпольным обучением! – вспыхивает женщина и вмиг становится агрессивной. – Но, всё же, ты прав, – мягко и нежно произносит женщина.

Контраст.

Мои руки холодеют, и я теряю нить реальности. Меня как будто вновь толкнули в сугроб в одних шортах! Тогда я отморозила себе мизинец на ноге, который до сих пор не могу восстановить, да и не удастся, ноготь там не растёт и не вырастет уже!

От такого перепада настроения мужчина даже не поёжился, а вот я дрожала как осиновый лист. Да, за свою недолгую жизнь я видела многое, от вопиющих фактов несправедливости до благородных жестов, но чтобы так, никогда! Вся воинственность растаяла!

– Тебе холодно? – сразу же отзывается неадекватная женщина, а я безмолвно качаю головой в знак отрицания. – Почему ты молчишь? – практически рык и взволнованное мужу: – Что с моей девочкой, Сашенька?

И я во все глаза смотрю на высокого статного мужчину уже достаточно преклонного возраста, из всех троих он мне кажется самым адекватным. Насчёт директора вообще молчу! Точнее не так, её молчание убивает, меня и вот эти глубоко посаженные карие глаза с каким-то нездоровым блеском.

– Я же говорил тебе. Нашей дочери пришлось удалить гланды, ты же знаешь какая она у нас хрупкая. Просто анестезия уже сошла, и говорить неприятно. Дорогая, ты должна это понимать.

«Что?»

Ещё раз прямо смотрю в даму… так вот мы не похожи ни разу! И мужчина этот статный и в какой-то мере грозный, мы тоже не похожи! Точно не родственники.

– Да, да, да, – затараторила она.

– Ну, вот видишь. – Между тем продолжает он. – Всё-таки ты не запомнила, я так и знал.

Испуганными глазами смотрю на мужчину, а он спокойно протягивает мне руку и я уже оказываюсь в объятиях другого незнакомого мне человека. Второй раз за день! Данный жест вызвал ещё одну бурю эмоций. Женщина, выдала умилительную улыбку и, подойдя вплотную, обняла нас обоих. Я практически задыхалась от таких «любезностей».

Мне хотелось вырваться, убежать куда подальше… Дочь? О какой дочери они говорят? И о моих гландах? Откуда они знают о моих гландах?! Их к слову удалили лет десять назад.

Мозг продолжал дружелюбно подрисовывать картинки в голове. И каждая последующая была в разы хуже предыдущей. Они все вообще здоровы? Многое хочу сказать, но молчу уже по причине зажигающегося интереса. Что будет дальше? Меня признают властительницей мира?

Внезапно, женщина, обнимающая нас слегка покачнулась. И я сразу же посмотрела на неё… она однозначно не здорова, какая-то слишком бледная.

– Сашенька, я, пожалуй, пойду, – и уже мне, – девочка моя, мы с тобой обязательно посекретничаем. Я так скучала.

Я пытаюсь изобразить подобие улыбки, после чего меня одаривают уже настоящей, и женщина выходит в коридор. Меня сразу же отпускают, и я слышу безапелляционное:

– Сядь, – директор жестом указывает на свободное кресло.

На ватных ногах иду к своему посадочному месту и практически плюхаюсь на него, словно мешок.

Меня трясёт!

Солнышко ласково начинает греть кожу, но это не те ощущения, которые я сейчас бы хотела испытывать. Почему-то, я сейчас не чувствую полноту жизни… Словно частичка чего-то важного прошла мимо меня, даже не посветив в детали. И гадко и мерзко и ощущение «не моё» разъедает сознание.