Страница 5 из 17
– А что взамен? Через какое время вы потребуете у меня мою душу?
Капюшон замер напротив Люсона: Пресветлый внимательно всматривался в лицо епископа.
– Не будьте глупцом, Арман. В очередной раз повторяю вам: я не Дьявол и не его посланник.
– Но в чем тогда ваша выгода? – изогнул бровь молодой епископ.
– В величии Франции. О, не надо сарказма, Арман! Вы ведь тоже этого хотите, признайтесь! Личная выгода и величие государства не всегда совпадают, но мне-то хорошо известно, что выбрали бы вы, если бы представилась сама возможность такого выбора. Вы – прирожденный политик, стратег, полководец. Сутана вместо военного камзола – это всего лишь досадное недоразумение! Ваше нынешнее смирение, как и ваша видимая набожность, – это всего лишь ширма, за которой бушуют настоящие страсти. Так позвольте мне помочь вам сдвинуть эту ширму, чтобы вся Европа, весь мир узнал настоящего Армана дю Плесси!
Люсон лишь вяло отмахнулся от этих слов и медленно проговорил:
– Вы заставляете меня усомниться и в вашей искренности, и в побуждающих причинах, и в конечном исходе предприятия. Я задал вопрос – в чем ваша выгода? Вы же в итоге рассказываете мне об удовлетворении моего собственного эго. Нехорошо, милостивый государь!
Гость надолго замолчал и вновь принялся прохаживаться перед столом епископа. Наконец, обдумав требование хозяина кабинета, взвесив свой ответ так и эдак, он произнес:
– Извольте, я скажу по существу. Как люди делятся на сладкоежек и тех, кто предпочитает острую пищу, так и Иные делятся на два типа. Одни из нас питаются Темной субстанцией, которая образуется из переизбытка злобы, гнева, страха и безнадежности. Франция для них сейчас – настоящий рай. Приумножение Темных деяний и настроений – их забота и прямая выгода. Другие питаются Светлой субстанцией из положительных эмоций – и им сейчас приходится тяжко, поскольку страна утонула в бедах, унижении и вражде. Чем меньше радости и добродетелей вокруг – тем они слабее, тем в бо́льшую зависимость от Темных Иных они попадают.
– Вы – Пресветлый, – задумчиво проговорил Люсон, – и если ваше имя происходит из вашей сути – значит, вы относитесь ко второму типу. Что ж, теперь ваш интерес объясним, я удовлетворен.
– В стране нужно навести порядок! – Гость воздел палец к потолку. – Если заставить считаться с Францией наших внутренних и внешних врагов…
– А ведь это не ваши враги, Пресветлый! – жестко перебил говорящего епископ Люсонский. – Это наши враги, а не ваши. Попрошу впредь называть вещи своими именами. Дабы не возникло недопонимания. Итак, необходимо возвести дворец, прекрасный, крепкий дворец, на зависть недругам и соседям. Вы собираетесь проделать это руками землекопов, каменщиков, кровельщиков и так далее. Однако вы не можете доверить им строительство без присмотра, и тут я вас, милостивый государь, прекрасно понимаю. Строительство займет много времени, и есть вероятность, что к его завершению не останется в живых ни каменщиков, ни землекопов. Зато у архитекторов будет где жить и чем питаться. Теперь скажите мне, верно ли я трактую ваше предложение?
– Верно, – нехотя выдавил гость. – За исключением того факта, что при благоприятном стечении обстоятельств и буквальном следовании моим советам кровельщик и сам вполне успеет пожить под великолепной кровлей. Если для вас важно именно это. Но в таком случае я буду разочарован. Мне казалось, вы страдаете из-за того положения, в котором оказалась Франция…
Люсон поднялся из-за стола и протянул Пресветлому руку:
– Я согласен.
Старик замер в нерешительности.
– Так просто?
– Я мечтаю увидеть в блеске и славе не только Лувр, но всю Францию. Разве можно отказаться от попытки воплотить это наяву? Даже если мне не суждено отведать плодов своей работы – я согласен. Даже если мне в итоге светит Бастилия или Гревская площадь[3] – я согласен.
Все еще находясь в сомнениях, Пресветлый пожал протянутую руку.
– Вы сложный человек, Арман, – покачал он головой. – Никогда не знаешь, чего от вас ждать.
– В таком случае мы с вами в одинаковом положении: мне тоже пока неизвестно, чего ожидать от нашего союза. С чего мы, кстати, начнем?
– С терпения, мой друг. Вы, кажется, собирались заниматься богословскими трудами? Вот и займитесь. О, не хмурьтесь! Если вам угодно, я перечислю примерную последовательность событий. Через несколько месяцев, уже весной, один из ваших трудов издадут в Париже. Он принесет немалый успех, а заодно напомнит о вашем существовании тем, кто, как вы считаете, уже успел забыть ваше имя. Но еще до этого, в феврале, начнется война между матерью и сыном…
– Война?! Между королевой Марией и Людовиком?!
– Просто примите это как данность. Предотвратить мятеж нам не удастся. Постарайтесь быть рядом с королевой.
– Рядом с королевой? В числе мятежников, врагов короля? Вы в своем уме?!
– Слушайте меня, Арман! Слушайте внимательно! Только так вы сможете чего-то добиться! Будьте рядом с королевой, верните ее расположение, попытайтесь, насколько это возможно, смягчить конфликт между ней и сыном. Об этом станет известно, уверяю вас! Не опасайтесь последствий, линии вероятностей однозначно говорят о примирении между противниками. Но это будет только начало. Через год после первой войны случится вторая – и тогда уже сам король, помня о вашей лояльности во время первого мятежа, обратится к вам с просьбой образумить его мать.
Лоб Люсона пылал, пальцы лихорадочно подрагивали. Мятеж! Война! Мать против сына, сын против матери… Чудовищно, немыслимо! Впрочем, чего только не случалось в истории… Но война расколет государство на два лагеря! Что принесет это противостояние? Еще больше несчастий и боли, разруху, кровь, смерть. Этого ли он хотел, соглашаясь на предложение Пресветлого? Неужели для постройки нового дворца необходимо дотла сжечь старую постройку? Неужели единственный для Франции способ возродиться – это восстать из пепла, словно птице Феникс?
А если перед ним подстрекатель и мошенник, если в его речах нет ни слова правды? Если перед ним – враг?
Впрочем, перед Люсоном уже никого не было – кабинет опустел, ночной гость покинул его бесшумно и незаметно. Шипели, догорая, свечи, и казалось, что в помещении все еще звучит шелестящий голос незнакомца: «Я не предлагаю вам захватить власть – я хочу, чтобы вы пришли к ней законными способами: стали кардиналом Франции и первым министром Людовика XIII…»
Торопливо обмакнув перо в чернильницу, епископ в столбик выписал на первом попавшемся листе пять имен. Как ни таился его собеседник, но по деталям старомодного костюма, украшениям, манере держаться, по характерным выражениям и случайным обмолвкам Люсон смог сузить круг тех, кто мог бы назваться Пресветлым. Гость был бы весьма удивлен, увидев одно из этих имен. Нет, будущий кардинал Ришелье не сумел с ходу в точности угадать того, кто жил сто лет назад и явился сегодня под покровом ночи, – Рауля д’Амбуаза, сеньора де Бюсси, нынешнего Пресветлого коннетабля Ночного Дозора Франции. Но в списке значилось имя его родного брата, кардинала Жоржа II дʼАмбуаза. Возможно, впервые, но далеко не в последний раз Арман Жан дю Плесси продемонстрировал подобную проницательность, граничащую со способностями Иного.
Часть первая
Не-мертвый Дозор
Глава 1
Карета из Фонтенбло
Все открытые места были залиты серебристым лунным светом, и от этого в лесной чаще казалось еще темнее.
В первый понедельник апреля 1625 года случайный путник, оказавшийся посреди ночи на лесной дороге возле каменоломни в окрестностях Фонтенбло, мог бы наблюдать одну из тех сцен, о которых говорят: их следует либо навсегда запомнить, либо тут же забыть.
Сразу после того как часы на церковной башенке пробили полночь (а в тихие и ясные ночи звук этот, как известно, разносится на несколько лье окрест), из-за шершавого ствола вековой сосны на поляну у края дороги вышел человек. Лунный свет до блеска отполировал юную листву грабов, и на их фоне силуэт мужчины виделся достаточно четко. Присмотревшись, можно было понять, что одет он отнюдь не как разбойник (что объясняло бы его присутствие здесь в столь поздний час), однако простой камзол из темно-серого бархата и тяжелый, местами потертый дорожный плащ не позволяли причислить его и к категории счастливых любовников, нарядившихся для свидания.
3
Гревская площадь – одно из традиционных мест публичной казни в Париже.