Реквием

***

Я снова сижу на скамейке у памятника, передо мной стоит моё точное отражение и по-доброму улыбается. Улыбается, словно ничего не происходило, словно всё так и должно быть.

— Что ты от меня хочешь? — я обессиленно посмотрела на неё.

Отражение указало на мой карман и снова заулыбалось, так глупо и не к месту. Она становилась мне противна, но лучше находиться с ней, чем с тем исчадьем ада.

— Ну что ты улыбаешься?! — Я поднялась и заковыляла к ней. — Что ты хорошего видишь?

Отражение достало из нагрудного кармана фотографию, одну из немногих, где мы с Семёном были вдвоём, без остальных.

— Он ушёл, — у меня накатились слёзы. — Он не вернётся! Мы его больше не найдём! Слышишь?!

Моё альтер-эго удивилось и снова тыкнуло мне в карман, а затем приложило руку к уху, делая вид, что разговаривает по телефону.

— Что там?! — Я нервно заёрзала рукой в кармане и нащупала безделушку Семёна. — И что? Что мне с ним делать.

Мой образ пожал плечами и испарился, словно растворился в воздухе, оставив меня одну. В руках я держала пластмассовый прямоугольник с кажется, стеклянным экраном. Я вновь опустилась на лавку и начала водить по нему рукой.

— Да какой же это телефон, — хмыкнула я. — Как по нему вообще разговаривать?

На боковой стороне предмета обнаружились три кнопки, две маленькие и одна побольше. Я потыкала на маленькие, а затем нажала и на большую. Странный предмет засветился, а на экране появилась надпись: «Внимание! Низкий уровень заряда батареи — осталось 5%».

Я тыкнула пальцем на экран, и табличка исчезла, моему взору предстала картинка с изображением жёлтой рожицы на чёрном фоне и надпись внизу на английском: «Nirvana». Вокруг рожицы было много всяких значков, так много, что у меня разбежались глаза.

— Га-ле-ре-я, — прочитала я по слогам непривычно-маленький текст. — Интересно.

Я снова тыкнула пальцем на значок и экран преобразился — на нём появилось множество разных квадратиков с маленькими фотокарточками. Я нажала на первую и она увеличилась. На ней, Семён сидел в какой-то грязной комнате и пытался закрыть лицо руками, отворачиваясь от камеры.

Следующая фотокарточка была с странным треугольником в белом кружочке, я нажала и на него.

— Хватит меня снимать! — Из вещицы раздался голос Семёна. — Не смешно!

— Сём! — Я тряханула этот телефон. — Сём ты слышишь?!

— Артём, я тебя сейчас убью! — изображение на экране затряслось. — Хватит!

Звук прекратился, и я расстроенная, листала галерею дальше. Правда, дальше шли какие-то странные рисунки, не менее странных девушек, иногда одетых очень вызывающе. В конце концов мне надоело, и я начала искать выход из этой галереи, чтобы вернуться к значкам.

Нажав на какую-то стрелочку, я вернулась к началу и пробежалась глазами по экрану, меня заинтересовала иконка в виде блокнота.

— Заметки, — прочла я. — Ну-ка.

Заметок у Семёна оказалось немного, всего три и одна, явно не представляла из себя ничего интересного, а вот следующая меня зацепила, называлась она: «Бежать!»

«Чертовщина! Какие пионеры, какой лагерь?! Это что розыгрыш какой-то?! Почему никто не говорит мне, что это за место? Славя, Алиса, Ульяна, Мику, Ольга Дмитриевна — кто все эти люди?! А эта молчаливая Лена, вообще меня напрягает, смотрит постоянно, словно хочет убить…»

— Нет! — Возмутилась я. — Как ты мог такое подумать?!

«Нужно выбираться, искать выход! Это же имеет какое-то объяснение. Или нет? Я жутко запутался, как же не хватает гугла, может узнал бы чего…»

— Кто такой гугл? — Я расслабилась, читая его записки. — Имя какое странное, иностранец, наверное.

«Ладно, завтра разберусь, сегодня я уже ничего не воспринимаю нормально, нужно отдохнуть. Надеюсь меня никто ночью не придушит».

— И что тебе это дало? — Я засмеялась. — Что ты нашла?

— Нет, я не хочу…

— Не от тебя зависит, — ответила я сама себе. — Эта молчаливая идиотка никак тебе не поможет.

— Уходи! — Закричала я. — Отстань от меня.

— Я — это ты, — снова раздался смех. — Я не могу уйти.

— Ты уйдёшь, — я снова достала из кармана таблетки. — Я заставлю тебя.

— Ты и вправду такая безмозглая? — Я спросила саму себя.

— Ты уйдёшь…

***

Задёрнутые шторы не пропускают последние лучи вечернего солнца, никогда не любила много света, он меня всегда раздражал, с самого детства. Я сижу на мягком ковре, а рядом сидят две куклы, я их очень любила.

Мне шесть лет и это был мой типичный день — бабушка спала в зале, как всегда громко храпела. Скоро, вот-вот должен прийти папа, которого я жду на протяжении двух месяцев. В руках у меня книга, какая-то глупая сказка с счастливым концом.

Мне так нравилось читать вслух, нравилось, что меня кто-то слушает, даже если это были всего лишь куклы. Я представляла, что они любят меня, что, если я не прочитаю им сказку, они сильно расстроятся и не смогут заснуть.

Раздался звонок в дверь, и я на всех порах вылетела из комнаты, затаила дыхание в преддверии встречи с отцом. У двери уже стояла бабушка и недовольно ворчала, она несла книжку, за которую папа её сильно ругал.

На пороге стоял усталый отец, он облокотился на косяк и стянул с себя фуражку. Я тянула к нему свои короткие руки, но он лишь потрепал меня по волосам, надел свою фуражку на меня и всучил пакет с конфетами.

— Жрать будешь? — Грубо спросила бабушка.

— Спасибо, нет, — он снял шинель, сапоги и прошёл в зал.

— Ну что, сколько народу пострелял сегодня, душегуб? — Иронично усмехнулась женщина.

— Мама, — он всегда делал ударение на последний слог. — Прекращай уже.

— Не нравится? — Она села напротив него. — Правда глаза колит?

— Я сказал — прекрати! — Отец начинал злиться. — Я устал, оставь меня в покое!

— Устал он, — фыркнула она. — Видел бы тебя твой отец.

— Не говори мне про него, — мужчина помрачнел. — Ты сама знаешь кем он был.

— Уж я-то не забыла.

Я подбежала к отцу и схватила его за руку, но внимания он не обращал. Как всегда, я старалась натянуть улыбку, чтобы он не грустил.

— Пап, а мы сходим в цирк? — Выжидающе смотрела я на него.

— Не в этот раз, — отрешённо ответил он. — Можешь сходить одна.

— Но ты обещал! — Начала я канючить.

— Закрой пасть, — рявкнула бабушка. — Хватит ныть! Иди в свою комнату… совковое отродье.

Последнюю фразу она всегда цедила сквозь зубы с особой яростью. Хоть смысла я и не понимала, но было очень обидно. Я, хлюпая носом, двинулась обратно в комнату.

— За что ты её тиранишь? — Мужчина закрыл лицо рукой. — Она же ребёнок, прояви хотя бы к ней нежности немного.

— Она такой же выродок, как и её мать, — женщина отвернулась. — Хорошо, что та сдохла.

Раздался оглушающий удар по столу, и я испуганно обернулась — скулы у отца заходили, глаза наливались кровью, дышал он громко и часто.

— Ещё одно слово! — Он угрожающе поднялся.

— И что? Что?! — Бабушка ничуть его не боялась. — Отправишь меня в ГУЛАГ? Расстреляешь?

— Она даже тебя терпела, — отец приблизился к женщине. — Все твои выходки.

— Она меня терпела?! А не наоборот?! — Женщина выпрямилась. — Эта неотёсанная простолюдинка даже ела как свинья.

Раздался звонкий шлепок, отец отвесил ей смачную пощёчину. Я резко забежала обратно в комнату и закрыла дверь. Из зала донеслась ругань, у отца срывался голос, он с грохотом бросил что-то на стол.

Я подползла к своим куклам, взяла их в охапку и со слезами залезла на кровать под одеяло. Мне было обидно до боли в груди. Каждое появление отца сопровождалось скандалами, а на меня никто не обращал внимания, словно меня и не существовало.

— Пожалуйста, прекратите, — я рыдала в подушку. — Хватит ругаться.

Но крики за дверью не прекращались, иногда становились даже громче. Я старалась заглушить их своим плачем, утыкалась в подушку и крепче прижимала к себе кукол. Только бы всё закончилось, только бы всё прекратилось.

— Тебя не любят, Лена, — раздался голос в голове. — Даже твой собственный отец про тебя забыл.