Реквием

— Ты же Лена, да? — Наконец тихо спросил он.

— Да, — робко вырвалось из меня.

— А, ты тут, часто бываешь? — Семён развернулся ко мне полностью.

— Наверное, — я нервно поглаживала корешок книги. — В смысле, да, часто.

— Нас что-то плохо друг другу представили, — Парень робко протянул мне руку. — Я Семён, но ты уже знаешь.

— Лена… — я опасливо пожала её, словно боялась, что он меня утащит.

— Я уже понял, — он слегка усмехнулся.

— Извини, я забылась.

— Ничего, — Семён отпустил руку. — Что-то интересное?

Он приподнял мою книгу и взглянул на обложку. Мне было как-то страшно рядом с ним, хотя убегать совсем не хотелось.

— Хорошая книга, — одобрил парень.

— Спасибо, — я была готова провалиться под землю от смущения.

— А долго она будет спать? — Семён кивнул в сторону Жени.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Но лучше её не будить.

— Съест?

— Нет, — я расплылась в улыбке. — Ударит.

Он заулыбался и тихо усмехнулся, уставившись в окно. Казалось бы, ничего в нём примечательного — невыразительные глаза под которыми наблюдались синяки от недосыпа, растрёпанные и немытые волосы, неуклюжие движения. Но что-то меня привлекло, он был таким отстранённым, никак не вписывался в реалии всего происходящего.

Наши посиделки продолжались до тех пор, пока проснувшиеся Женя, не гаркнула:

— Ты кто? Чего ты сюда припёрся?

***

Я продолжала лежать на холодной земле, солнце уже почти скрылось и на пустой лагерь опустилась темнота. Скоро стало невозможно холодно лежать и я с трудом превозмогая боль, двинулась на площадь.

Здесь всё было точно так же: такой же Генда, такие же лавочки, всё тот же причудливый узор на асфальте, правда было темно. Я брела по ночному «Совёнку» и испытывала не то ужас, не то ликование, я не могла подобрать слов.

Двигалась я прямиком к своему бывшему домику в надежде переночевать там, а наутро заняться поисками Семёна. Мысли начали приходить в порядок и мне действительно стало страшно находиться в этом месте.

Ко всему прочему у меня снова начинала болеть голова, виски пульсировали, а в глазах в очередной раз заплавали чёрные круги. Единственным спасением были эти странные таблетки у меня в кармане, но выпью их позже, когда буду в домике.

К моему удивлению все здания в лагере оказались открыты, но внутри не было ничего, даже постельного белья. Наш с Мику домик выглядел удручающе одиноко: две голые кровати, зеркало в углу, окно без занавесок, пустые тумбы и ковёр.

Я села на скрипящую деревянную кровать и вновь достала таблетки, после чего выдавила одну из них и положил в рот. От жуткой головной боли глаза не закрывались, таблетка же ещё не подействовала.

— Я найду тебя, — повторяла я себе. — Я не брошу тебя. Слышишь?

Мой голос отдавался эхом в голове и вынуждал меня постоянно повторять одно и то же. Чтобы отвлечься, я начала диалог сама с собой:

— Когда я его увижу, — я расплылась в улыбке. — То обниму так сильно, чтобы он больше никогда не убежал.

— Надейся, — отвечала себе же. — Ничего не выйдет, он погиб, ты его не найдёшь.

— Заткнись! — Я подошла к зеркалу, чтобы видеть с кем говорю. — Он жив! Жив! Я найду его!

— Даже если и так, — отражение засмеялось. — В будущем, он наверняка нашёл себе другую.

— Он любит меня! — Со всей силы я топнула ногой. — Он меня ждёт!

— Да? — Иронично спросило отражение. — Вспомни как он целовал Алису.

— Это была ошибка, — я схватила зеркало руками. — Он всё объяснил!

— Как он облизывал её губы, — отражение оскалилось. — Как нежно поглаживал по бёдрам. Да, он её точно любил.

— Замолчи! — Я со всей силы ударила зеркало об пол. — Заткнись! Убирайся!

Блестящие осколки зеркала разлетелись по комнате и теперь весь пол был усыпан битым стеклом. Я снова уселась на кровать и закрыла лицо руками.

— Он любит меня! Ждёт! — Повторяла я.

— Нет. Ты псих, Лена, — тут же отвечала сама себе. — Ты ему теперь не нужна.

— Ненавижу, — я легла на кровать и закрыла глаза. — Ненавижу тебя.

***

Кулаки разбиты в кровь, а её испуганный взгляд так греет душу, она беспомощно ползает по грязному полу и истошно кричит. Волосы её оказываются у меня в руке, и я рывком дёргаю испуганную рожу на себя.

— Визжи, да погроме, — я похлопала её по щеке. — Чтобы Семён услышал.

Двачевская продолжала истошно стонать, кряхтеть и рыдать, гематомы на её лице выглядели ужасно и это тоже радовало меня. Её разорванная губа, из которой струйкой стекала кровь так и манила.

— Ну что, поцелуемся ещё? — Я облизала кончике её носа, на что она начал упираться и осипшим голосом звать на помощь. — Тебе же нравиться, не нужно отказываться.

Я прильнула к губам и чувствуя металлический привкус её крови, ещё раз впилась зубами в губу, отчего Алиса запищала и попыталась вырваться, но я не давала ей разрешения останавливаться. Я продолжала вгрызаться в её губы.

— А теперь, — я отпустила Двачевскую. — Мы сделаем так, чтобы ты улыбалась.

— Лена… — Алиса вжалась в стену и закрывала руками лицо.

— Что ты такая грустная? — Я с ухмылкой подошла к ней. — Хочешь, чтобы Семён расстроился?

— Пожалуйста, — она зажимала рот рукой.

— Я всё сделаю, Алис, — я подняла с земли принесённый из столовой нож. — Мы будем счастливы.

— Не надо! — Завопила она.

— Моя милая Алиса, — я оторвала руку от её рта и приставила остриё к нему. — Ты всегда была такой красивой и улыбчивой, ты так любила смеяться.

Двачевская вертела головой, всячески пыталась мне помешать, но я была настроена решительно. Нож мягко начал разрывать плоть и двинулся вдоль щеки. Пионерка завопила от боли и крик её перешёл в хрип.

— Тише-тише, — я наклонилась над её ухом. — Это только сначала больно.

Закончив с первым уголком рта, я перешла к следующему. Алиса уже молчала и просто рыдала, смотря на меня полным ужаса взглядом.

— Смотри! — Я закончила свою работу. — Смотри какая ты счастливая.

Я кинула Алисе осколок зеркала, а сама начала радостно прыгать по пустой комнате, весело смеяться и хлопать в ладоши.

Мычание Алисы зазвучали на нечеловеческий лад, она прислонилась спиной к стене и судорожно трогала себя за лицо. Я была такой умиротворённой, такой довольной, даже сама не знаю почему. Звуки издаваемыми покалеченной Алисой, наполняли меня счастьем.

— Идём! — Я потянула её за руку, но девочка лишь безвольно повалилась на пол. — Пойдём танцевать! Танцевать с Семёном!

Я тянула Двачевскую к выходу, из разорванного рта Алисы литрами струилась кровь, оставляя на полу тянущееся красные следы. Я начала чувствовать, как её хрип слабеет, а рука становиться всё холоднее и бледнее.

— Ну уж нет! — Это меня разозлило. — Он тебя ещё не видел!

Я снова прислонила её к стене и теперь её страдальческий вид, вызывал у меня лишь злобу, ярость и желание ударить её. Я схватила Алису за горло и начала со всей силы вжимать в стенку домика.

— Нравится?! — Я заглядывала в её остывающие глаза. — Какая ты у нас улыбчивая сегодня! Вся светишься прямо!

Наконец её веки опустились, кряхтение прекратилось, руки безвольно опустились. Я поцеловала её в лоб и крепко обняла, теперь меня обуяла нежность.

— Я тебя так люблю, — пальцы, перемазанные в крови, прошлись по её волосам. — Ты единственная моя подруга и теперь ты счастлива… счастлива

***

Я проснулась на полу у стены, в глазах помутнело, жажда мучала неимоверно. Отдалённым эхом отдавалась в руках то ли боль, то ли щекотка. Взгляд упал на ладони и сначала я не смогла ничего понять.

Мои руки были в чём-то измазаны, одну из них я сжимала в кулак и попросту не могла разжать. Спустя минуту до меня дошло, я сижу посреди битого стекла, по рукам у меня стекает кровь, а в кулаке я сжимаю множество мелких осколков.

Кричать я не стала, но начала судорожно оттряхивать руки от крови и стекла, попутно скуля от усилившийся боли. Я ничего не помнила, даже того, как оказалась на полу, если засыпала на кровати.