Страница 7 из 8
Разлив водку по стаканам, офицер протянул ей руку и представился: - Леня.
- А меня зовут Света, - поднимая свой стакан, ответила она. - Со знакомством.
Они выпили, слегка закусили, и он налил ей снова.
- А себе? - захмелев, спросила она.
- Я пиво попью, больше стакана водки в полёте себе не позволяю, - сказал он, подхватил пластмассовой вилкой из жестяной банки кусочек консервированной сардины и, продолжая жевать, поднял свой стакан.
- За удачную посадку, - предложил тост подполковник.
Света хотела выпить только половину. Но Леонид Иванович придержал дно её стакана пальцем и назидательно сказал:
- За такой тост, девушка, пьют до дна.
После выпитых двух стаканов водки, не евшая с утра Мухина, окончательно опьянела. Она громко смеялась над каждой шуткой замполита и он казался ей все моложе и моложе. Во время первого поцелуя в губы голова Светы закружилась. Она не оказала ни малейшего сопротивления, когда сорокатрехлетний Леонид Иванович Скворцов сначала позволил своим рукам вольности и залез ей под юбку, а затем окрылённый нахлынувшим на него приятным чувством и подбадриваемый податливостью девушки раздел её, уложил поперек пассажирских кресел, и лег сверху сам.
Ощущение ранее виденного не покидали Светлану все то время пока Скворцов суетился над ней. Та же порывистость в словах, та же спешка, те же скованные одеждой телодвижения. И абсолютно никакой ласки. Разница была лишь в том куда её уложили на этот раз. На старый служебный диван, на самолётные кресла или усадили на кухонный стол в родительской квартире пока сестрица принимает душ.
"Нет"- подумала Светлана надевая трусики и поправляя съехавший набок бюстгальтер, - "Это должно когда-то кончится" Она презрительно посмотрела на застёгивающего брюки замполита. Он самодовольно улыбался и напевал свою любимую песню:
Будет людям счастье, будет на века,
У Советской власти сила велика.
"У советской власти может и велика, а у тебя, мой друг, не очень. Даже можно сказать наоборот, очень не велика". Ещё окончательно не протрезвев она улыбнулась своей мысли и хотела слух поделиться ею с замполитом. Но не успела. Леонид Иванович положил пустую бутылку и два стакана в портфель и не прощаясь ушёл в пилотскую кабину.
К Светланиному сожалению на новом месте службы её личная жизнь складывалась по старому. Холостые офицеры не уделяли ей внимания, а женатые ребята могли лишь предложить "провернуть это дело по быстрому" на заднем сиденье "Жигулей" или в гараже стоя между полками с консервацией и массивными слесарными тисками.
"По быстрому", зажимая рот рукой, чтобы не издать предательского звука, Светлана больше не хотела. Поэтому она искала что-то новое и наконец остановила свой выбор на младшем сержанте Косте Елизарове.
* * *
Уже несколько Елизаров и Мухина старались не упускать ни одной возможности побыть вместе. Едва закрыв за Светланой дверь, Костя принялся целовать телефонистку, нежно подталкивая её к своему рабочему столу.
И в тот самый момент, когда мой самолёт, снижаясь с выключенными двигателями на расстоянии двухсот пятидесяти километров от родного аэродрома ушёл под луч локатора, и маленькая светящаяся точка сперва побледнела, а затем окончательно погасла на зелёном экране кругового обзора, на столе с задранной до груди юбкой, облокотясь на этот экран спиной, сидела Мухина.
Оператор трудился во всю. Признания в любви сыпались из него вместе со словами обещаний светлого совместного будущего. Света не верила ему. Она была на пять лет старше Елизарова и уже не помнила, какой по счёту молоденький матрос говорил ей горячие слова любви, обещая забрать её с собой в его родную деревню после демобилизации.
Ей было хорошо.
Здесь на радиолокационной станции, где над их головами крутилась огромная антенна, работало неисчислимое количество различного оборудования, и на сотню метров вокруг не было ни одной живой души, можно было не сдерживать эмоции.
Наконец-то она не боялась быть услышанной соседками по комнате. Не надо было прятать своего любовника под кроватью от всегда и всё знающей комендантши гарнизонного женского общежития. Она кричала так, как не могла себе позволить кричать нигде.
Младший сержант устал. Двигаться стоя, поддерживая на руках полненькие ножки Светы, было нелегко. Он сел на стул. Мухина, не давая ему отдохнуть, села на его колени. Прижав тело женщины руками к себе, Костя поцеловал её в шею, взгляд его скользнул по экрану локатора, и он замер. Почувствовав резкую перемену в поведении молодого партнёра, Света слегка отклонилась назад, внимательно посмотрела ему в глаза и строго спросила:
- Костя, что случилось? Тебе что-то не нравится?
Где он? - почти шёпотом спросил Елизаров
Кто? - удивилась молодая женщина.
- 716-й.
- Где он был? - вставая с его колен, спросила она.
- Когда ты пришла, он был здесь, - ткнув пальцем в экран, сказал Костя и, посмотрев на наручные часы, добавил: - Сейчас он должен быть примерно на сто километров ближе, но его нет.
Телефонистка, не первый год служившая в батальоне связи, сразу оценила серьезность ситуации. Застёгивая форменную рубашку и поправляя юбку, она сказала:
- Немедленно докладывай руководителю полётов об исчезновении цели, - после чего почти кубарем скатилась вниз по железной лестнице, ведущей в станцию, и побежала между самолетными стоянками в направлении узла связи.
Как только за Светланой закрылась дверь, младший сержант дрожащей рукой поднял телефонную трубку прямой связи с руководителем полётов и доложил:
- Товарищ подполковник, докладывает оператор радиолокационной станции дальнего обнаружения младший сержант Елизаров, отметка 716-го десять секунд назад пропала с экрана.
И по памяти добавил:
- На удалении двести пятьдесят километров, азимуте сто пять градусов.
Это было то место, где десять минут назад он видел наш самолёт в последний раз. После этого он крепко взял Мухину за талию, усадил её на свой рабочий стол и ему стало не до нас.
Глава 5
Застегнув на все пуговицы-кнопки резиновую дверь, я улёгся на дно плота. Надувной пол предохранял наши тела от прямого контакта с ледяной водой Берингова моря. Но источника тепла у нас не было, как не было ни спирта, ни хотя бы водки, чтобы растереть полностью вымокшего штурмана-оператора. Последние несколько часов он не отвечал на наши вопросы. Мы пытались растирать его голыми руками, но быстро устали. Утомлённые физически и морально мы уснули, а когда утром следующего дня очнулись от забытья, обнаружили молодого лейтенанта мёртвым.
Упав на холодное тело, навигатор завыл. Виталий был ему как младший брат. Десятки часов провели они вместе, пока опытный первый штурман научил вновь прибывшего члена экипажа управлять бомболюками, рассчитывать угол сброса бомб, вводить поправку на ветер и высоту и прочим премудростям их штурманской работы. Прервав рыдания над мёртвым другом, он вдруг поднял голову, зло посмотрел на меня, ткнул указательным пальцем мне в грудь и сказал:
- Ты... - затем сделал паузу подбирая слова, но кашель, рвущийся из самых глубин его лёгких, не позволил ему закончить обвинительную речь.
Глаза Игоря лихорадочно блестели. Я понял, что у парня высокая температура. Вчера, спасая своего друга, он проявил гораздо больше старания, чем я, и частично промок.
За себя я не переживал. Еды и воды должно было хватить на десять дней. Особенно с учётом того, что нас не шестеро, как рассчитывалось укладчиками продовольственных запасов, а только двое, да и жалкий вид моего товарища подсказывал мне, что двое нас будет не дольше, чем два-три дня.