Страница 20 из 21
Когда все кончилось, Олег, отдышавшись, снова подошел к Мише, присел на корточки, помолчал, обдумывая.
-- М-да... Что такой грустный? Люди счастливы, радоваться надо, а на тебе лица нет. А я хороший любовник, правда? Я сам знаю, что хороший. Опыт... -- он пожал плечами, как обычно делают, когда объясняют само собой разумеющееся вещи.
-- Это все? -- сквозь зубы процедил Миша, посмотрев на Олега, -Отпусти меня, я уйду.
-- Нет, это не все, -- покачал головой тот, -- Сам же писал, игру нужно доиграть до конца. В этом суть. У их пьесы должен быть финал, не так ли? Есть у меня одна вещь. Последний номер нашей программы. Приберег на конец.
Он встал, полез в ящик письменного стола и вытащил оттуда пистолет.
-- Ты с ума сошел! -- вскрикнула Лена.
-- Сиди! -- цыкнул Олег, -- Мы хотели пройти все до конца и мы пройдем! Иначе и начинать не надо было. Видишь вот это? -- повернулся к Мише, -Автоматический пистолет Стечкина, девятимиллиметровый, может стрелять очередями, -- он вынул магазин и помахал им в воздухе, -- Двадцать патронов в обойме, это тебе не какой-нибудь "Макаров", круто, да? Нам сейчас, правда, столько не нужно...
Он повернулся к столу и по одному извлек из магазина все патроны, кроме последнего, стальные блестящие толстые и закругленные на концах цилиндры звонко застучали по полированной поверхности, покатились, падая на пол. Олег не обратил на это внимание, он вставил магазин на место, передернул затвор и снял "Стечкина" с предохранителя. Затем взял пистолет за ствол, подошел к Мише, протянул ему оружие, сказал сухо:
-- У тебя есть выбор. Ты можешь застрелиться. Этим ты докажешь, что действительно ее любишь. Оставишь о себе светлую память. Прекратишь всю эту комедию. Можешь застрелить меня. Вряд ли она останется с тобой после этого, хотя... Кто знает... Может, уговоришь, говорить ты умеешь, писатель. Можешь ее застрелить. Отомсти за себя, давай!
Лена снова вскрикнула:
-- Олег!
Он огрызнулся:
-- Не мешай мне! Я даю возможность этому молодому человеку стать мужчиной и хотя бы раз совершить серьезный поступок. Бери пистолет!
Словно поддавшись внезапному внушению, Миша неуверенно сжал в ладони холодную рукоять.
-- Ну же, избавь себя от мучений! -- наклонившись почти к самому уху, увещевал Олег, -- Это же так просто, нажимаешь вот на этот крючок. И все. Бах, и нет. Боли не почувствуешь, не успеешь, если в голову.
Пистолет был весьма тяжел и ощутимо оттягивал руку. Черная сталь чуть поблескивала, длинный ствол с маленькой мушкой ходил ходуном -- Миша только сейчас заметил, как сильно у него дрожат руки. После некоторого замешательства он положил пистолет на пол, затем, подумав, толкнул его сильно, так, что тот улетел под диван. Олег опустил голову и покачал ею сокрушительно из стороны в сторону, словно ожидал чего-то другого.
-- Отпусти меня, я уйду, -- неожиданно ровным голосом сказал Миша.
-- И это все? -- спросил Олег.
Миша кивнул.
-- Все.
-- Ну как скажешь...
Олег достал из кармана ключ, щелкнул замком наручников. Миша встал, потирая натертое запястье, немного шатаясь, словно пьяный, направился к выходу. Когда он прошел мимо Лены, они обменялись взглядами, быстро, молча, почти не заметно. А что еще они могли сделать? Олег вышел следом, запер за ним дверь, вернулся и тяжело опустился на диван.
-- Ну вот, кажется, и в самом деле все.
Она присела рядом, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Лена опустила голову ему на грудь и замерла, слушая, как ровно бьется его человеческое сердце.
29.
Мир был сер -- недавно прошел дождь, асфальт, крыши, кирпичные стены -все потемнело от воды, в многочисленных, подернутых рябью, лужах плавали первые, начавшие уже опадать листья. В этом сером, мокром, сентябрьском, кирпично-асфальтовом мире трое детей -- мальчик и две девочки лет шести-семи, одетые в яркие, красные и синие курточки, пускали в лужу свернутый из газеты кораблик, ветер клонил его на бок, прибивал к берегу, у них ничего не получалось, но они настойчиво, споря друг с другом, пытались сделать это снова и снова. Миша соскочил с трамвая, пересек улицу, набрал код на входной двери, зашел в подъезд. Здесь было сухо, пусто и гулко. Ряд грязных почтовых ящиков с белыми номерами квартир и пятнами облупившейся краски, холодные металлические двери без номеров, традиционно под дерево отделанный пластиком лифт. Он поднялся на последний этаж, вышел и пошел еще дальше наверх, на чердак. Но... на белой двери висел внушительных размеров черный амбарный замок. Миша подергал его -- душки были крепко схвачены шурупами, пройти дальше не было никакой возможности. Он медленно спустился один пролет, сел на ступени лестницы. Взгляд его остановился в одной точке, он закрыл лицо руками, плечи его задрожали -- поначалу это было похоже на плач, но на самом деле это был смех. Он смеялся все громче и громче, всхлипывая, заливаясь, он уже хохотал. Открылась с металлическим лязгом дверь и немного испуганная женщина в пестром халате высунула голову и посмотрела на него сквозь очки, как на придурка. Потом дверь закрылась. Миша, отсмеявшись, но сохранив на лице немного глупую, возможно, улыбку, вскочил и кинулся вниз, по лестнице, он бежал быстро, перепрыгивая через две, а то и через три ступеньки, эхо его затихающих внизу шагов еще звучало некоторое время на опустевшей площадке.
Поздно вечером он провожал Андрея и Олю. Они стояли на перроне, в разношерстной толпе провожающих, под мелкой, туманной изморосью, рядом с фирменным московским поездом, уже забитым чемоданами и дорожными сумками, готовым отправиться через несколько минут.
-- Ну что? -- Андрей легко, играючи стукнул его кулаком в грудь, -Пишешь сейчас что-нибудь?
-- Пока нет.
-- А... Ну смотри. Слушай, а я вот тут пьесу везу. Новую. Ничего, что я твое название возьму? Того сценария, который ты летом хотел написать. Ты как, не против?
-- Что за пьеса?
-- Так... Драма. Так как?
-- Да бери конечно, -- Миша пожал плечами, -- Какие разговоры. Тем более это не мое название, я его взял у Ван Вея, китайского поэта. Стихи у него были такие -- как картину нужно рисовать. Я когда начал писать, вспомнилось что-то, вот и взял.