Тайны живописи

У остановки трамвая стояла урна. Самая обычная, красная, металлическая, с написанным на боку через трафарет названием района. Он извлек из пакета папку, раскрыл ее, вынул листы, сложил их пополам и запихал в мусорный ящик, потом, не долго думая, отправил туда и картонку. Все. Было и нет. Как просто! Через пять минут подошел трамвай.

23.

Полутемная комната. Узкий луч света рисует квадратное пятно на полу. В нем лицом вверх лежит Вадим, чуть дальше тоже на полу сидит Таня.

Т а н я. И ты думаешь, это так просто? Взял и уничтожил?

В а д и м. Такова жизнь.

Т а н я. Чушь! Бессмысленное и неудачное оправдание.

В а д и м. Нет. Жизнь действительно такова. В любом случае нет ничего вечного.

Т а н я. И тем не менее...

В а д и м. Он должен был уничтожить -- и он это сделал. Он создал, ему и разрушать. В нынешней ситуации... Это его право.

Т а н я. Нет. Нет у него на это прав. Слишком далеко все зашло. Это не просто листки бумаги с отпечатанным текстом. Это уже не слова или буквы. Это -- конкретная жизнь. Чувства, мысли, судьба, характеры... Любовь, если угодно. Это -- часть его самого. И нас с тобой, кстати, тоже. Ты еще помнишь об этом?

В а д и м. Ты не понимаешь...

Т а н я. Понимаю. Взять все и выбросить... Похоже на убийство. Нет.

В а д и м. Все же он это сделал. Должен был сделать, хотел и сделал. Получил удовольствие.

Т а н я. Ты его оправдываешь?

В а д и м. Я принимаю его таким, какой он есть.

Т а н я. И это хорошо?

В а д и м. Это правила игры.

Т а н я. Дальше будет хуже.

В а д и м. Возможно.

Т а н я. Да... Будет хуже. Придется идти до конца. Весь путь. Он выдержит?

В а д и м. Надеюсь, что да.

Т а н я. Дай Бог...

Пауза. Вадим молчит, Таня смотрит на него.

24.

-- Миша?! Боже мой, ты заболеешь! Иди в ванную! В такой дождь, без зонта... Сумасшедший!

Было холодно, сыро и неуютно. На бетонный пол лестничной площадки капала вода, промокшая насквозь одежда противно липла к телу. Миша прошел в прихожую, быстро разулся и проскользнул в белую, отделанную кафелем ванную.

-- Мишенька, халат я тут на ручку повесила, -- постучала в дверь Вика, -- Надень его, хорошо!

Халат оказался мужской, махровый и очень теплый, синего цвета. Когда он, закутавшись в него по домашнему, прошел на кухню, Вика уже заварила чай.

-- Миш, у тебя когда день рождения? -- грозно спросила она, -- Я тебе зонт подарю. Что ты без зонта ходишь в такую погоду?

-- Не люблю зонтов.

-- Понимаю. Гулять под дождем без зонта -- это так романтично. А болеть потом романтично?

-- Лена пропала, -- выдавил из себя, наконец, Миша.

-- В каком смысле пропала?

-- Сказала, что уехала к родителям на неделю, и не вернулась.

-- Понятно, -- кивнула Вика, -- И теперь ты ходишь по квартирам...

-- Это не смешно. Ты знаешь, что произошло?

-- Я-то знаю! -- устало вздохнула она, -- А вот ты, похоже, вообще не представляешь себе...

Миша отрезал:

-- Рассказывай!

Вика присела рядом с ним и посмотрела на него долгим, открытым, вызывающим доверие взглядом. Это был ее козырь, ее стиль, ее любимое профессиональное оружие, она могла смотреть и улыбаться так, что человек сразу рассказывал ей все свои тайны.

-- Мишенька-а! -- протянула она, -- Солнце мое! Боюсь, правда тебе не понравится.

Он начинал терять терпение.

-- Что случилось?

Вика снова вздохнула.

-- Они и раньше встречались, до того, как вы познакомились. Они начали встречаться, когда Ленка еще совсем зеленая была, в школе училась. Родители ее хотели на него в суд подать, только он ведь как уж, везде выкрутится, потом смирились. И я смирилась. Не могут они друг без друга. И ссорятся постоянно, и посуду бьют, и ревнуют, а все равно не могут. Такая связь...

Он задохнулся.

-- Ты об Олеге?

-- О нем, родимом.

-- Она что, у него сейчас?

-- Да, у него, квартиру он снимает в городе.

-- И к родителям она не уезжала?

-- Нет.

Миша замолчал, медленно переваривая услышанное. Вика встала и разлила кипяток по чашкам.

-- На-ка вот, выпей, согреешься!

-- А ты как же?

-- А что я? -- в третий раз вздохнула она, -- Они поссорятся, он ко мне бежит. Люблю, говорит, а она стерва, и вообще ему с ней больше не по пути. В этот раз появился ты, все пошло по другому, я надеялась, что это серьезно... Может быть, она действительно тебя любила. По своему.

-- Любила?.. Ты вправду думаешь, что она меня любила?

Вика поставила чашку на стол и ответила неожиданно спокойным и рассудительным голосом:

-- Лена, в конце концов, неплохая девушка. Разгадать ее нужно. Там такая красота изнутри светит иногда, я поражаюсь просто. И стихи пишет, а песни как поет! Очень тонкие энергии. Чем-то он ее цепляет, значит, раз она так его любит. И ты бы цеплял, опыта бы тебе побольше. Эх, Мишенька!..

25.

Дни шли. Медленно и тягуче, как асфальтовый каток, проползла в одиночестве, странных снах и мыслях еще одна неделя. Он ничего не делал -только работал, ел и спал. Печатная машинка была убрана на шкаф и замолчала, кажется, навсегда, остались только книги -- последнее прибежище утомленного духа, он взялся, наконец, за Сартра, давно хотел, но как-то все было недосуг, положил книгу у дивана, но брал ее в руки редко, не мог сосредоточиться. Еще были шаги по комнате, обида, маета, сомнения, много эмоций, редкие прогулки под мелкой изморосью -- одним словом, жизнь.

Однажды вечером он пришел домой. Уставший и голодный после рабочего дня, после ожидания на остановке и тряски в автобусе, он открыл дверь, сунул ключ в карман, расшнуровал ботинки, присев на тумбочку, разулся, снял плащ... На вешалке в углу висела куртка. Ее куртка, та самая, коричневая, недорогая, в которой она была тогда, майской ночью, в трамвае, взбиравшемся в гору, когда они познакомились, он узнал бы ее из тысячи, да и чья еще куртка может висеть здесь, в его квартире? Лицо его посерело, он бросил плащ куда-то на пол и быстро прошел в комнату. Телевизор был включен, к кресле сидела она. Лена.

-- Мишка! -- она приподнялась и потянулась в его сторону, -- Я так соскучилась!

-- Что ты здесь делаешь?

-- Пришла, -- замерев, недоуменно ответила Лена, -- Хотела тебя увидеть и пришла. Что-то не так?

-- Зачем?

-- Говорю же, хотела увидеть. Что с тобой?