В кроличьей норе

Прайс дымит нервно, ходит от стены до стены.

— Но… но… Это же Рэйчел! Она бы предупредила меня!.. нас… Блять, ты же ведьма, волшебница, сделай что-нибудь, найди ее!

Панси морщится и закатывает глаза, потому что хладнокровие и удержание себя в руках у нее заложены в коде ДНК: метания Хлои ей непонятны и неприятны.

В любом случае они не помогают.

— Не разводи панику.

Паркинсон отключает компьютер — там ничего, — и достает волшебную палочку.

Не зря же она училась в самой лучшей Школе Чародейства и Волшебства.

Не доучилась, правда, но это такая мелочь.

***

Вскрыть секретный бункер в амбаре для Паркинсон дело двух секунд; Хлоя щелкает затвором пистолета, взводит курок и входит первой.

У Нейтана в руках фотоаппарат с большим объективом; мокрые фото сохнут под специальной лампой, Рэйчел Эмбер в пятне слепящего света корчится на полу.

— Уебок! Что ты с ней сделал?!

Панси успевает крикнуть «Протего» прежде, чем пуля насквозь прошивает Прескотта в районе груди — она застревает в невидимой вязкой стене, а после с грохотом падает на пол. Прайс дышит тяжело, не замечая, как черные слезы текут по щекам и отпечатываются на белой майке.

Нейт с трудом фокусирует взгляд на волшебнице. Бросает баснословно дорогой фотик, разбивая вдребезги.

— Панси?.. я… Черт, это пиздец! Я не знаю, нахуя это… Панси, я в полной жопе… — Хлое плевать на его бормотания, она к Рэйч срывается, падает на колени рядом. Паркинсон хмурится, глядя в расширенные зрачки: ей Нейтана жалко, так жалко, но он себя, кажется, из говна вытягивать не хочет, только топит больше. Так чем же она поможет?

Прескотт всхлипывает, едва ли понимает, где находится и что происходит.

— Я просто хотел быть, как он… У него талант… Я тоже…

Панси пальцы в кулаки сжимает, у Панси флэш-бэками по вискам беловолосый мальчишка, режущий руки осколками зеркала: «Я просто хотел быть как отец».

Крик Хлои выводит из ступора.

— Она не дышит! Господи, она не дышит!

Возьми себя в руки, Панси Паркинсон.

Не время сердечных страданий.

Волшебница палочку сжимает крепко, вспоминая небольшой набор заклятий для реанимации из школы. Сейчас, именно сейчас время жалеть о том, что она их так плохо учила, больше интересуясь боевой магией.

Сначала прощупать пульс.

Есть, но слабый.

Зрачки под тяжёлыми веками затопили радужку: здесь под кайфом не только Нейт, но по своей ли воле?

Что сделать сначала? Прочистить дыхательные пути?

Мало ли что.

— Анапнео, — шепчет Паркинсон под плач Прайс: «Она умирает… Рэйчел умирает…». Хочется ударить ее, но Панси предпочитает не отвлекаться.

Итак, в организме Эмбер, скорее всего, слишком много наркотиков. Как это называется? Передоз? Значит, нужно просто их вывести. Волшебница никогда не сталкивалась с таким, но просто надеется, что наркоту можно приравнять к ядам и токсинам.

Она не уверена, что это работает, но пульс вроде бы становится ровнее.

— Хлоя, отвези ее в больницу, — с металлическим звоном в голосе то ли просит, то ли приказывает Панси. — Со всем остальным разберусь я.

Это первый раз, когда Хлоя не спорит.

Паркинсон пальцами проводит по папкам с сотнями страшных фотографий — и на всех девушки, испуганные, непонимающие, потерянные. От этого мерзко и больно.

Она присаживается на корточки перед Нейтаном, что в угол забился.

— Скажи мне, кто это делает? Кто делает это с ним? — тон ровный, спокойный, почти ласковый. Панси себя совсем не узнает. Разве это она, разве она может так хладнокровно смотреть на умирающую подругу, работать как автомат, а теперь — после всего — играть в доброго доктора-психолога-(психиатра?).

Прескотт смотрит испуганно и униженно одновременно, зрачки почти в норму пришли.

— Это Джефферсон, — шепчет одними губами.

Преподаватель фотографии. А Рэйчел так восторженно о нем отзывалась.

— Как думаешь… что теперь со мной будет?.. все, пиздец? Тюрьма? Клиника?

Волшебница пожимает плечами. Судьба Нейта ей далеко НЕ безразлична, она обязательно ей займется как только разберется с Джефферсоном. Сломанный мальчик с плохим прошлым и внешне идеальной семьей — ее типаж.

— Если перестанешь быть мудаком, то все будет нормально. Я позабочусь об этом. А пока что… как думаешь, где сейчас может быть Марк Джефферсон?

***

— Добрый вечер. Вас зовут Марк?

Мужчина, сидящий на лавочке у маяка, оборачивается и встает с удивленной, но вежливой улыбкой. Ухоженный, обаятельный — почему монстры всегда прячутся под красивыми масками?

— Да. А кто вы, юная леди?

«Юная леди» режет слух учительским, но Панси только приподнимает уголки губ и склоняет к плечу голову.

— Я ваша смерть. Авада Кедавра.

Джефферсон падает вниз со скалы, безвольно раскинув руки, и очки блестят в ярком зеленом свете. Когда волны поглощаются, прячут его, Паркинсон поднимает глаза на город, раскинувшийся внизу.

Она всегда думала, что убивать человека — страшно и тяжело. А оказалось до глупого просто и нелепо.

Но ведь… Джефферсон заслужил это?

========== 8. ==========

Он появляется неожиданно под хихиканье «тебя кое-кто ждет, Панс». Он появляется на длинной аллее в любимом парке Рэйчел в маггловском стильном костюме-тройке, что до скрипа зубов напоминает Джефферсона, с кривой ухмылкой на губах.

— Мы нашли его, Панс, с днем рождения, — шепчет Эмбер, и Хлоя кивает, хитро щуря глаза. Паркинсон показывает подругам кулак и хватается за протянутую руку, с головой окунаясь в прошлое.

Драко Малфою сейчас, должно быть, чуть за тридцать; у него в уголках губ первые складки, говорящие о тяжелой жизни и духовных терзаниях. Панси смущенно одергивает дырявые джинсы и поворачивается тем боком, где рука «чистая»: впервые за несколько месяцев ей стыдно выглядеть так, как она выглядит.

— Привет, — выдыхает потому, что молчать нелепо.

— Привет, — хмыкает волшебник.

Это странно, потому что Панси едва ли помнит другой минуты, когда они не знали, что сказать друг другу, как завести разговор. Никогда еще между ними не висело это тяжелое, неприятное, неуютное молчание.

Драко хмурит светлые брови, лед слой за слоем нарастает вокруг зрачка серых глаз. А из-за жилета и пиджака Паркинсон мутит, словно по зелени листьев скользит зелень заклятия смерти.

И блестят очки в темноте. И волны поглощают безжизненное тело.

— Я убила человека, — признается Панси, глядя в сторону. — Но он был полным говном.

Если Малфоя и удивляет ее речь, то он не показывает это ничем. Она раньше тоже умела так.

— Я убил чуть меньше десятка людей. И все они были ничего.

Он рукав закатывает, обнажая чернильный череп, овитый змее; у нее язык пляшет на коже и будто бы хвост ходит из стороны в сторону. Волшебница кивает сама себе: она знала, что все кончится именно так.

Хочется Драко обнять, руки почти тянутся, но… Ей восемнадцать, а ему — тридцать? тридцать три? Почему-то не удается сосчитать. И он такой чужой и холодный.

— Война еще идет? Нет? Кто победил?

— Если бы это был Темный Лорд, ты бы знала. Даже магглы знали бы.

Или магглов бы не было.

Панси старается об этом не думать и упорно смотрит на свои черные ногти, не поднимая взгляд. Малфой всегда был для нее слишком, теперь — тем более. Зачесанные назад волосы и волшебство пробивается через одежду-маскировку — где ее упрямый мальчишка?

Что осталось от него?

— Я искал тебя, — шепчет Драко, останавливаясь под вязами. — Я так долго искал тебя. Я думал, что ты…

— Умерла? — девушка передергивает плечами от неожиданно холодного порыва воздуха. — Я тоже искала тебя, но потом мне здесь…

— Понравилось? — у Малфоя один уголок губ криво вверх ползет.

Паркинсон отчаянно дерет кончиками пальцев серебряного дракона, что спит, обвившись вокруг предплечья.

— Магглы не такие, как мы о них думаем. Они нормальные!

Драко пожимает плечами, мол, как скажешь, но лицо у него безразличное. И Панси так хочется ударить его, или накричать, или поцарапать даже — только бы маску сорвать, но вместо этого тонет лицом в его рубашке, пальцами цепляется за воротник.