Страница 10 из 66
Андрей с Катей подошли к "Ленд Крузеру" и долго не могли попасть внутрь. Девушка мешала Смирнову открыть дверку, хватая его за кончик уха губами. Тот ласково отбивался от нее:
- Катя! Катя! Давай внутрь залезем. Там будешь мне ухо лизать.
- Ха...ха... и не только ухо! - эротично мурлыкала та.
С пятой попытки Андрею удалось открыть дверку и втолкнуть внутрь салона девушку. Та радостно завизжала и потянула Смирнова на себя.
- Подожди, давай двигатель заведем, печку включим - не в холоде же нам...
- А знаешь, так даже романтичней! А ты никогда не пробовал при минусовой температуре?! Ха....Ха...
Андрей все-таки перегнулся через кресло водителя и, вставив ключ в замок зажигания, завел двигатель. Мощное чрево мотора монотонно заурчало. Смирнов ткнул пальцем по панели и запустил музыку на "сидюшнике". Из динамиков полилась медленная мелодия....
.... Через полчаса сверху из-за острого рубца горного склона медленно выползло белое облако. Густой туман бесшумно заскользил по снежной глади. Он был настолько плотен, что больше походил на снежную лавину. Заполнив все неровности склона, туман стал обволакивать темно-синий колодец неба. В этом белом молоке тихо погасли звезды.....
Глава шестая
Президент откинулся в просторное кожаное сиденье лимузина и закрыл глаза. Тяжелые мысли не отпускали его. В последнее время он стал замечать, что тягостное внутреннее напряжение стало обычным его состоянием. Огромные проблемы гигантской страны лишали сна, отбивали аппетит, изматывали нервы.
Не радовало президента даже любимое увлечение - чтение книг. Став главой государства, он как будто открыл для себя ужасающий смысл, заложенный писателями в произведениях. За каждой строчкой президент искал какой-то скрытый подтекст: намек на мерзость власти и ее отвратительность для окружающих. Даже Гоголь, Достоевский и Толстой ему казались борзописцами - щелкоперами, старавшимися уязвить самолюбие всякого, кто получил в руки власть. Даже понимая, что написанное ими касалось лишь той, совсем давней, сгинувшей в глубине временного пространства власти, он все же открывал для себя всю схожесть и вневременную связь с самим собой! Это его раздражало, отнимая обычные, доступные лишь простым смертным людям, радости.
Президент все время хотел просто взять и оправдаться перед теми, кто, словно заглядывая в его душу, писал страшные строки правды о человеческом сознании. Но как оправдаться, как убедить в своей правоте Достоевского и Булгакова, Гоголя и Толстого?! И президент увлекся современными писателями. Он искал в них преемников тех гениальных творцов слова прошлых времен.
И тем, кого он считал идеальным последователем классиков, был простой сибирский мужик - Владимир Петрович Астахов. Писатель, чьи повести и рассказы казались президенту продолжением "издевательской" в отношении власти русской литературы.
Пишущий о войне и разрухе, о скотском отношении к людям чиновников, о бедствующих крестьянах, о предательстве и героизме, Астахов, словно библейский пророк, резал правду матку корявым почерком по бумаге.
Именно поэтому президент и хотел повидаться с Астаховым. Именно поэтому он и поехал в Ячменево. Он, сильный мира сего и правитель огромной страны, спешил в гости к деревенскому писателю...
Однако забытое уже с давних пор чувство тревоги и страха перед общением с человеком неожиданно охватило его. Такого он не испытывал давно. Президент волновался, как школьник перед экзаменом.
- Господи! Что это со мной?! - спросил президент сам у себя.
- Что вы сказали, Сергей Сергеевич? - немедленно отозвался начальник охраны с переднего сиденья лимузина.
Президент расслабил узел галстука и расстегнул пуговицу воротничка рубахи.
- Я говорю, Константин, здесь где-то должна быть смотровая площадка...
- А, площадка, та, что для Брежнева еще построили?
- Да.
- Да, через пару километров будет...
- Остановимся на пару минут - воздухом подышать надо.
Начальник охраны развернулся и с тревогой посмотрел на президента:
- Сергей Сергеевич! Темно ведь, да и ветер там постоянный. Не халва погода-то! Февраль, Сибирь!
- Костя! Остановишь, я сказал! - настоял президент.
- Слушаюсь.... - недовольно буркнул охранник.
Серпантин горной дороги вилял по откосам. Синие сполохи мигалок озаряли мрачные тени сосен и елей. Предгорье Саян действительно было похоже на Швейцарию. Живописные места были красивы даже в сумраке мартовского вечера. Лимузин поскрипывал шинами на крутых поворотах и накренялся, словно катер на вираже. После очередного маневра водитель сбавил скорость, и президент услышал, как начальник охраны сказал в рацию:
- Всем приготовиться... остановка... внимание... работаем по пятому шаблону... группы прикрытия... левый и правый фланг.. местность гористая... головная, стой!
- Пятый принял! Третий принял!! - заскрипели голоса из динамиков рации.
Лимузин в очередной раз качнулся и замер. Охранник выскочил наружу и исчез в темноте. Через минуту дверь распахнули, и холодный воздух ворвался в роскошный салон.
- Сергей Сергеевич, можно!
Президент вышел из автомобиля и, глубоко вздохнув, шагнул вперед. Крутая лестница вела вверх и терялась на вершине пригорка. Взбежав по ней, как спортсмен, президент очутился на плоской заасфальтированной площадке. В сумраке вечера виднелись перила ограды. Президент подошел к ним и взглянул вниз.... От увиденного у него немного закружилась голова. Там внизу, на глубине полукилометра, величественно растекался Енисей. Гигантская блестящая дорога - река играла с отражениями луны. Мрачные покатые горы, словно застывшие волны гигантского шторма, окружали водную гладь. Президент завороженно посмотрел на эту величавую картину и, зажмурившись, тихо произнес:
- Так вот откуда он черпает свой талант и силу!
Постояв немного, президент повернулся и быстро пошел в автомобиль. Сев в лимузин, он вдруг почувствовал внутреннее спокойствие....
Глава седьмая
....Губернатор Гусев нервно ходил по кабинету и курил одну сигарету за другой. Боевой генерал нервничал, словно утром предстояло решающее сражение. Визит президента был неожиданным и необъяснимым. Гусев терялся в догадках и мучительно искал правильное решение, как себя повести в этой ситуации. То, что назад пути нет, губернатор понял на аэродроме. По действиям президента было ясно, что он знает все о его замыслах. Гусев вдруг представил, что вот так же когда-то, почти два века назад, мучались декабристы перед восстанием на Сенатской площади. Господи! Как все повторяется в этом многострадальном государстве. Меняются только люди, а сюжет остается прежним. Словно Всевышний написал печальную пьесу и никак не хочет менять репертуар для театра под названием Россия.
Гусев знал, что почти обречен на провал. Он знал, что его поддержат единицы, да и то совсем маловлиятельные люди. А народ,... народ, ради которого он шел на эту жертву, на риск покончить не только со своей карьерой, но и свободой, вряд ли этот народ оценит его старания. Общество безнадежно равнодушно ко всему происходящему. Обществу больше не нужна свобода. Да и что она может дать, эта проклятая свобода по-русски: длинные очереди, карточки и воров,... воров, на всех уровнях и должностях, воров чиновников и политиков, генералов и прокуроров, воров судей и бизнесменов! Государство поголовных воров и бандитов!
Губернатор затушил очередной бычок в пепельнице и потянулся к следующей сигарете. В этот момент в дверь постучали.
- Да, войдите!
На пороге появилась секретарша. Она озабоченно посмотрела на полную окурков пепельницу и тихо сказала: