Страница 43 из 44
– Они убивали моих людей! – поднялся на ноги Путята.
– Апостол Павел был одним из гонителей христиан, – возражал архиепископ, – и, тем не менее, стал потом их вождём, святым апостолом. Если человек раскается и придёт к вере, мы не в праве ему отказать в прощении.
– Иоаким прав, – вымолвил Добрыня, – а ты, Вольга, что скажешь? Я слышал, Васька Буслаев – твой крепкий друг, больше того – крёстный брат. А теперь он на той стороне. Готов доказать свою верность новой вере в случае чего?
– Если на то будет твоя воля, – отвечал Святослав, – но я за то, чтобы подождать, и пока в битву не лезть. И не потому, что Василий, сын боярина Буслая – мой друг ещё с волховской школы. А потому, что я знаю о его старой дружбе с христианами. Костя Новоторжанин – христианский герой, так же является нам близким другом. С другой стороны, мне известно, как враждует Василий с Чурилой. Они на дух друг друга не переносят, и если на время они и заключили союз, то их очень легко можно рассорить.
– Предлагаешь столкнуть их лбами друг с другом?
– Я предлагаю тайно разослать гонцов к каждому из них. И чтобы эти гонцы предложили им полное прощение, если они крестятся. Погоди, Путята, не ухмыляйся. Ведь ни за что на свете оба разом они не пойдут креститься, а тайны только обозлят их друг против друга. Дальше нам останется только ждать, кто первый из них придёт к нам на поклон. Его мы обратим в нашу веру и направим против второго, чтобы доказал нам свою верность. Мне бы искренне хотелось, чтобы это был Василий, но, если это будет Чурила, пусть будет так. Сделаем его головой всего Людина конца, и он сам всех силой крестит. Нам лишь немного нужно будет ему помочь.
– Что ж, умно придумано, – почесал в бороде воевода. – Что ж, Святослав, ты этим и займись, людей я тебе дам для этого из младшей дружины. А теперь давайте подумаем, что делать нам с пленными ополченцами Угоняя. Самого тысяцкого мы казним, это не обсуждается, но всё ополчение разом мы вырезать не можем. Да и разве можно наказывать воинов за то, что они так хорошо выполняли приказ своего начальника?
– Обратно в ополчение их брать нельзя, – вымолвил посадник Стоян.
– Это понятно. Из ополчения выгоним, пойдут в разбойники. Нельзя просто так умелых воинов выбрасывать, тем более в такое время.
– А давай сделаем их богатырями, – предложил отец Иоаким, – только сначала нужно их крестить. Так они будут и при деле, и в то же время наказаны. Богатырская клятва запрещает богатырям поднимать оружие на христиан. Поэтому они не смогут направить своё оружие против нас. Будут служить церкви, как болгарские потыки. А старшиной над ними я советую сделать юного Святослава Вольгу. Он уже был в их рядах, многих знает и сможет убедить их креститься.
– Погоди с Вольгой, – возражал ему Добрыня, – не настолько я ему доверяю ещё. Да и к тому же, он сейчас занят другим делом. А вот тот, кто добыл нам Угоняя живым, здесь подойдёт лучше. Мой крестник – Садко. Вот тебе и мой подарок.
– Благодарю, – поклонился Садко.
Отец Иоаким, однако, остался недоволен этим решением, и, поскольку дал слово волхвам, продолжал и после того разговора приставать к воеводе, рекомендуя на пост старшины Святослава. Садко в свой черёд уже на следующий день принялся выполнять приказ. Теперь у него была целая своя дружина, о чём прежде он не мог и мечтать. Войско богатырей. Какие большие перспективы это открывало! Садко взял с собой дюжину купцов Стояна Воробья, с которыми ни раз уже плавал торговать. Они стали его особо приближёнными командирами. С ними Садко и появился впервые перед своим войском, безоружным и уставшим. Ополченцы выстроились на улице и недобрыми взглядами встречали нового своего начальника.
– Ну что братцы, – обратился к ним Садко, – провинились вы перед Добрыней шибко, теперь век отмываться будете. До конца дней будете каяться и кровь свою проливать, и, возможно, Бог вас простит.
– Ты что ли, шут, судить нас будешь? – зароптали воины.
– Я пришёл не судить сюда вас, и не шутить, – отвечал Садко, – а чтобы заменить того, кого я у вас из под носа увёл с ножом у горла и передал Добрыне.
– Брешешь, пёс!
– Вот тебе, грамота, собака.
И Садко развернул свиток бересты и передал ополченцам. Те принялись разглядывать его, передавая из рук в руки.
– Вы виноваты перед Новгородом, – продолжал их старшина, – а я виноват перед вами. Но забудем обо всём этом, поскольку скоро со мной вы разбогатеете так, как прежде и не мечтали. Спрашиваете, как? Церковь сейчас бедна, и поначалу платить нам будет вот чем.
И Садко показал шиш всему войску.
– Но по указу Добрыни, теперь каждый крещёный должен отдавать церкви десятину на восстановление храма Преображения и на постройку нового, Софийского собора. А взымать с горожан эту плату будем мы с вами, больше некому. Мы теперь – богатыри, церковное войско. Хоть по бумаге мы просто ополченцы. Но начальник над нами – отец Иоаким. Смекаете, какие дела начнутся, когда мы начнём церковную казну пополнять? Люди вы не глупые, и не мне вас учить. Сейчас у вас ветер в карманах свистит, а скоро гривна заблестит. Добычу буду делить честно, обещаю. Но силком никого при себе держать не буду. Если кто не хочет, может уходить. Добрыня вас милует. А кто хочет, оставайтесь, но тогда покреститесь и покайтесь.
И многим тогда слова Садка пришлись по душе. Лишь немногие ушли из бывших ополченцев, остальные же остались на службе и признали своего нового командира. А в это время ополченцы из Людина конца создавали земляные укрепления, ограждая себя от Неревского конца. От Славенского конца их отделял Волхов мост, который сильно обгорел и после пожара выглядел теперь слишком хрупким. Василий и Чурила готовились к схватке. Но меж тем каждый из них втайне от другого встречался с христианскими посланцами, и каждый ответил гостям отказом. Оба старшины понимали, что если один из них покинет Людин конец, то второй может взять здесь верх и первого назад не пустить. Но, с другой стороны, сопротивление против всего Новгорода казалось всё более немыслимым. Земское ополчение, которое вот-вот начало собираться из окрестных хуторов, распустилось сразу же после крещения города. Чурила и Василий по-своему пытались снова его собрать и даже заручились поддержкой нескольких хуторян. Но положиться на земских было нельзя, поскольку они никак не могли договориться о том, кто будет у них за старшего. Если в Людином конце было два старшины, то в окрестных хуторах их было множество, и каждый пел на свой лад. Под давлением Угоняя в своё время они избрали старшину, но после роспуска ополчения рассорились с ним и теперь снова действовали в разнобой. А ведь только земское ополчение в такой ситуации и могло спасти людинское ополчение. С каждым днём становилось всё более очевидно, что один из старшин однажды сдастся и пойдёт на поклон к Добрыне. Так оно и случилось, этим старшиной стал Чурила. Для Василия это означало одно – победа или смерть. Теперь он потерял последнюю надежду на помилование и принялся подчинять себе весь Людин конец. С Чурилой ушло всего сто человек, остальные остались здесь, включая известных братьев Сбродовичей и сына головы – Потамия Хромого. Все они теперь перешли под начало Василия. Другие остались верны Чуриле, но их теперь было меньшинство. Все стали готовиться к решающей битве.
Чурила в это время омывал себя водой и приносил клятву новому богу. Теперь Добрыня сделал его головой Людина конца, взял с него обещание крестить всех земляков и обещал дать ему подмогу. А затем вся сотня Чурилы направилась обратно. Уже издалека он увидел какое-то собрание на том берегу. У моста его ждали люди из братства Василия. Тем не менее, людей Чурилы это не остановило, и они продолжили путь.
– Нельзя их пускать сюда, – говорили мужички из братства.
– Васька приказал на мост не лезть. Он весь обгорел, видишь, может рухнуть, – отвечали другие голоса.
– Если они пройдут, их уже отсюда не выбьешь, а за ними подмога придёт.
– Стоять, сказали тебе. Да где же Вася-то, куда пропал?