Сладкий воздух

Эппель Асар

Сладкий воздух

Асар Эппель

Сладкий воздух

Дым отечества нам сладок и приятен. Еще слаще - или сладостней - воздух отечества, если только он не слащавый и не приторный.

Нищий человек, такой нищий, что бесполезно и описывать - все равно никто не поверит, - держа немытый нос с большими ноздрями по ветру, страшно захотел сладкого чаю. Поставив своими темными руками мятый чайник на два кирпича, меж которых лежал подметальный мусор и старые щепки, он все это поджег, и оно за-тлело. По сарайному жилью потянуло мерзким дымом, который в одном углу оказался сладок и приятен. Однако нищий красивую метафору сочинительства вспоминать не стал, чайник докипятил, ушел в сладкий угол и принялся забирать ртом кипяток из мутного стакана. И казалось ему, что он пьет чай с сахаром, и он выпил несколько стаканов, причем во рту делалось слаще и слаще.

Потом он осоловел и за-дремал, и в него, сонного, сквозь волосатые влажные ноздри стал с трудом просачиваться воздух. Тоже, как ни странно, сладкий.

А чего странного?

Тогда это была строгая тайна, а теперь никакого секрета нет, а есть, наоборот, любопытная история.

Недалеко от жилья немытого чаевника, тоже в низком односкатном сарае, четверо других жителей тайно развешивали два кило сахарина и одно кило розового неж-ного дульцина.

За это их теперь не посадят, да и сажать вроде уже некого, так что расскажем, как было.

Рая сказала, что товар есть. Что  т а м  дадут его много, но самим придется делать порошки по два грамма и продавать по сколько хотим. Т а м  назвали свою цену и что деньги можно потом. Они доверяют, зная Гришу. Что мы, не знаем Гришу? - сказали они.

Все еще была война, но теперь далекая, и Гриша пришел домой без одной руки по локоть. На своем веку он уже поучаствовал в нескольких исторических боях на фронте, а также в реализации американских кимоно в тылу. О кимоно он, я думаю, расскажет, потому что - он готов дать руку на отсечение! какую, Гриша? - это был самый незабываемый день в его жизни.

Дававшие сейчас сахарин, давали в свое время и кимоно (по-Раиному к и м о н э), и маленькие буланые самописки, и камешки для зажигалок, и американскую обувь из подарков, среди каковой оказались первые на одной шестой части суши танкетки - брусничного цвета, как бы замшевые, причем по невиданному каблучно-подошвенному утолщению были разбросаны выпуклые золотые латунные звездочки.

Развешивать решили в сарае и днем, потому что вечером из-за маскировки сарайных щелей невозможно осветить товар.

Яша, старый человек, к началу войны уже непризывной и толстобрюхий, сейчас был с животом впалым, но все еще старик, и на омоложение его надежд не предвиделось. Он вызвался принести весы, но предварительно пощупал Раину круглую резинку, причем стал хвастать, что если Рая допустит потрогать вторую, то весы можно не приносить, а повесить у него  ю в е л и р с к и е, и не упадет.

- Старый хрен! - не дала себя морочить Рая. - Вы врете. И перестаньте распускать руки, потому что мне надо переложиться.

В красном углу, где у людей иконы, в сарае располагалась паутина, а в ней сидел здоровенный крестовик. И этот кивот природы, вернее, кивот сатаны, ханжески пометившего крестом бородавчатую спину восьминогого страшилища, был вполне под стать нечестивому делу, которое затеяли все трое плюс четвертый Аркаша, на войну не попавший, ибо страдал врожденным заболеванием вестибулярного аппарата, или, как он его ошибочно именовал, б о л е з е н ь ю  М е н е т а. Желающие женщины знали Аркашино слабое место и, если имели охоту поразвлекаться, доводили его до головокружения своими женскими штучками, чему Аркаша не противился, а, обомлевая, потакал.

В сарае было пыльно и не было свободного пространства. Кроме поленниц и груды не поддавшихся колуну кругляков, туда были втиснуты жестяные запаршивевшие серые баки для кипячения белья, набитые почему-то тусклыми старыми калошами (один бак), одиночными ботинками (другой) и неотмываемыми бутылками из-под синьки, подсолнечного масла, чернил, антиклопиных нэпов-ских жидкостей и керосина (третий бак). Еще отовсюду торчали разные жерди и насаженные на кривые палки огородные деревенские железы, так что угадываемое внутри свободное место было заслонено их похилившимися древками, а к залосненной рукояти метлы, словно поклявшись обездвижить ненавистное орудие, прислюнил становую нить своих сетей известный уже нам паук по фамилии Симкин.

Мы забыли вовремя подать его прозвание, хотя на самом деле он был не Симкин, а просто старый жирный паук. Однако в округе той жил еще и старый, похожий на паука старик Симкин, но в нашем рассказе он бездействует, так что пускай уж паук будет - Симкин. Не все ли равно - похож старик на паука или паук на старика, тем более что паук по старости давно ходил в мохнатых кальсонах, которые сейчас сияли ворсом на его еще крепких восьми ногах, и когда Рая стала отваливать к стенкам тяпки, жерди и лопаты и сделала то же самое с метлой, становая нить ушла вбок и вся паутина, хотя опасно наклонилась, но зато попала в пыльный луч солнца и засияла слюдяным блеском. Паук же Симкин, сперва ушедший со страху за сарайное стропило, быстро сообразил, что так ему будет как раз теплее и снова вышел на пуп стеклянных, как вискоза, сетей, и засверкал там в сиянии своего ворса, словно брошка или слоеный знак Императорского Рязанского полка, где при царе служил Яша в городе Люблине.

Стоило Рае отвалить сарайное дреколье - и появилось место вдвинуть столик для развески и упаковки, а также стулья - все венские, облезлые, с утерянным кое-где крепежным болтом, что для венского стула дело обычное. Аркаше, как страдающему  б о л е з е н ь ю  М е н е т а, поставили стул без донца, хотя этот стул скорее полагался бы Рае: она же так и так шире любого донца и венскую дыру бы не почувствовала, но Рая как раз уходила перекладываться, и бывалые сообщники заботливо решили, что при состоянии ее женского организма Рае на таком стуле может повредить сидеть.

Потом все разошлись. Рая - за товаром. Яша, взявши Аркашу, - за весами. Однорукий Гриша - за упаковочным целлулоидом. Паук же Симкин, пока что, подбежал к угодившей в его тенета мухе, взял добычу первой левой ногой, потрогал ей голову второй правой, отчего пленница дала тишайший звон, а ее голова качнулась на мягкой тоненькой втулке; потом крутанул мухину голову на сто восемьдесят - на всякий случай - шесть градусов, собираясь второй левой вовсе эту голову откинуть и муху раскупорить, но ворсистые кальсоны первыми в его организме почувствовали страх за будущее, и, проведя муху под белым стариковским животом, он передал ее передними лапами третьей и четвертой паре конечностей и, быстро-быстро ворочая этими последними по счету дьявольскими ногами, обкрутил беднягу хорошей довоенной паутиной, а потом уже передними - надежно примотал с краю трикотажных своих сетей, так что среди припасов, а также давно выеденных, но из-за скаредности не выбрасываемых мушиных кузовов, появился припас новый, который сразу стал вялиться в приблудном сарайном солнце, обдуваемый слободским пыльным воздухом.

Рая пришла с ничего себе двумя пачками, на газетной обертке одной из которых виднелся угол официальной фотографии, сработанной Устиновым и Кисловым, а точнее говоря, несколько военных пуговиц, каковые застегивали мундирную одежду на теле, дороже которого не было.

Между прочим, столь опрометчивое использование  т а к о й  газеты ее обеспокоило, и она, как бы там ни было, но положила сверток на стол фотографией вниз.

Тихо пришел однорукий Гриша с портфелем, полным заготовленных целлулоидных упаковок, и с какой-то штучкой, на конце которой крутилось часовое колесико.

- А свечку принес? - спросила Рая.

- В кармане.

- Давай я ее поставлю! - сказала Рая и спела: - Дай Бох, чтоб он сдох, я поставлю свечку!

- Но этот сволочь, Яков Нусимович, положил ее как раз в тот карман, откуда я не могу вынуть последней рукой! - завозмущался инвалид, как все страдавший от постоянных розыгрышей или, по-тогдашнему, "покупок" неугомонного старика.