Его выбор

Поняв, чья это грусть, Аши с трудом вынырнул из сновидения. Тишина вновь давила. Вновь не давала дышать, а где-то вдалеке изнывала болью душа носителя. Аши горько усмехнулся — хоть этого смерть не радует. Первая серьезная потеря, первая серьезная боль… люди. Такие слабые, такие хрупкие.

Крылья горели сильнее, чем обычно, но Аши мыслями устремился к неожиданно открытой душе носителя.

— Ты дурак, — сказал где-то рядом брат, — захвати его душу, пока можешь. Стань свободным. Другой возможности не будет.

Аши понимал, что не будет. Но все еще шептал слова успокоения и знал, что его слышат. Слышат ведь? И уже не закрываются, отвечают. Теплом, радостью единения, светлой грустью — чувствами, которые Аши уже и подзабыл.

— Давай же! — рванулся в цепях брат, но Аши уже не слышал. Он слышал другой зов, отчаянный и плачущий, чувствовал, как охватывают душу Рэми неосознанные страх и бессилие.

— А ты ведь оказался прав, Сеен, — прошептал Аши. — Арман попал в беду, а наш мальчик это почувствовал.

Не только почувствовал, зажаждал того всемогущества, которое дарил ему Аши…

— Иди ко мне!

Аши рванулся в цепях, понимая, что спасение близко. И пока тело Рэми мечется в лихорадке, душа его стремится Аши навстречу. Это хорошо. Это вновь снимет цепи и подарит свободу. На время, пока на руках Аши спящая душа носителя.

— Пока так… — прошептал он, прижимая к себе мальчика. — А потом посмотрим… Я не дам тебе сойти с ума, даже не надейся.

Сказал и сам в это поверил. Хоть безумие носителя и дарило Аши свободу, но он этого не хотел. Никогда не хотел. Гораздо интереснее было быть с человеком одним целым, чувствовать то, что чувствует он, знать то, что знает он, смотреть на мир взглядом влюбленного во все мальчишки.

А Рэми любил. Всех и все. Каждую травинку, каждого зверька, каждого... человека?

Глупый носитель.

Аши опустил душу Рэми на траву, смахнул с его лица пряди влажных волос. В видениях Аши душа Рэми выглядела так же, как и его тело — горела в лихорадке, стонала во сне, кусала пересохшие губы и что-то бормотала, кажется, звала брата. Аши мягко провел пальцами по щеке мальчика, погрузив его в сон — исцелять Рэми до конца Аши не решился — неизвестно, что выкинет носитель, когда очнется. А сейчас было желательно, чтобы Рэми ничего не выкинул.

Знакомое заклинание отозвалось в сердце тяжестью. Мир, яркий миг назад, потемнел, тонкими ниточками прошили темноту нити судьбы. Без труда отыскав нужную, Аши провел по ней кончиками пальцев и слабо улыбнулся. Надо же… Армана достали. И достали так хитро… даже ритуал Эдлая не помог.

— Люди — странные создания… — усмехнулся Аши, подхватив Рэми на руки. — Странные и опасные.

В лесу, куда он вышел, было подозрительно тихо. Ни тебе жужжания насекомых, ни пения птиц, ни шелеста ветра в ветвях — ничего. С трудом пробившись через загустившее время заклинание, Аши аккуратно уложил Рэми на папоротники и огляделся.

Мир будто ожил звуками и запахами. Вечерело. Удлинившиеся тени мрачными росчерками лежали на брусничнике. Мелко дрожали рядом листья осины, бегали по стволам сосен солнечные блики. У чадившего дымом костра лежал Арман. На счастье живой, хотя по лицу, покрытому коркой спекшейся крови, и не скажешь. А над ним, пропуская через тонкие пальцы гриву огнистого коня, стояла темноволосая девушка. Длинные волосы ее волной спускались по мягкому изгибу спины, пухлые губы слегка улыбались, взгляд томных глаз завораживал.

— Красавец, — шептала девушка, продолжая гладить замершего коня. — Только хозяина-то зачем предал? Понимаешь ведь, что не пощажу…

Аши улыбнулся. Так уж и предал? Умный конь оказался… знал, что на поляну не только упыриха придет. Знал, что Арману всего видеть нельзя. Потому хозяина и «усыпил». Грубо, но тут уж как умел.

— Значит, это ты людей губишь? — спросил Аши, и лицо упырихи вдруг обострилось, на миг выдав оскал хищницы.

Но когда девушка повернулась к Аши, глаза ее вновь сияли негой, а движения были плавными, завораживающими. Подойдя к Аши, она ласково провела пальцами по его шее, скользнула губами по подбородку, прошептала на ухо:

— Сын верховного бога, какая удача.

— Удача ли? — усмехнулся Аши, с трудом сбрасывая наваждение. Он слишком долго пробыл в человеческих телах, чтобы не поддаваться на женские чары. А упыриха была истинной чаровницей — на вид невинной и ласковой, а вот внутри... Впрочем, Аши мог бы и это удержать. Мог бы, да не хотел.

— Ты ведь понимаешь, зачем я пришел?

— Убить? — с милой улыбкой «удивилась» упыриха. — Говорят, что ты болезненно справедлив, как и твои братья. Так подумай, разве я виновата в его бедах? — она взглядом показала на Армана. — Ты же знаешь, почему я убивала?

— Знаю, — холодно ответил Аши. — Потому что тебе приказали. Знаю и кто. Но… разве это что-то меняет?

— Так за что винишь? Хочешь покарать, смотришь с упреком… великий сын бога. Забудь про людей. Забудь про свои беды, вспомни, кем ты был на самом деле. Душа твоего носителя сейчас слаба, так усыпи ее навсегда. Они ведь этого боятся, людишки-то? Этого, правда? — она прильнула к груди Аши и лизнула его шею, ловя рваный пульс. — Потому тебе в этот мир дороги и не дают… Ну давай же! Еще немного, и ты будешь живым, или хочешь вновь в свое заточение? Или когда проснется твой носитель, под его власть? Ты, великий сын бога, всемогущий, гордый, безжалостный, под власть какого-то человечишки? Мальчика? Разве можно?

— Думаешь, я этого хочу? Овладеть волей носителя? — прошипел Аши, отталкивая упыриху.

— А чего еще? — облизнула та губы. — Власти? Жизни? Настоящей жизни!

— Мой отец отобрал у меня жизнь. Отберет еще раз, если я попробую ее забрать у носителя.

— Забрал, но лишь потому, что ты слишком осмелел, мой друг. Но если мы будем осторожны, ты же знаешь, твой отец не вмешается. Ты будешь сильным и справедливым правителем. Лучшим, чем они все. Ты вновь сделаешь своих братьев свободными. Как в века магии, помнишь?

Аши помнил. Помнил, как продлил жизнь своего носителя на пятьсот лет, боясь его потерять, помнил осуждение всех братьев, кроме одного, помнил и взгляд Лераша, когда тот наконец-то уходил за грань. Упрекающий взгляд, обвиняющий. А потом были долгие годы в цепях, тогда как другие братья соединялись со своими носителями. А об Аши пытались забыть, называли проклятым, отказывались пробуждать…

— Я хочу, чтобы носители вновь начали мне доверять, — холодно ответил Аши упырихе. — Тебе не понять. Ни того, что нас связывает, ни того, что они мне дают. Твои «людишки» научили меня наслаждаться жизнью, подарили вкус настоящей человеческой радости. Теперь я знаю, что такое любовь, дружба, желание кого-то защищать… знаю, что такое терять и обретать. А ты… — Аши скользнул ладонью за шею упырихи и заставил ее посмотреть себе в глаза, — всего лишь убийца. Нечисть без души. Низшее создание, которое вообразило себя чем-то большим.

— Пощади, — выдохнула девушка, и на миг ее лицо стало трогательным, беспомощным. Но на щеке еще блестело алое пятнышко чужой крови и пахло от нее смертью и тлением…

— Твоя душа томится у грани и ждет, пока тело ее наконец-то станет тленом, — усмехнулся Аши. — А потом она будет долго блуждать между мирами, пока не искупит тяжесть твоих убийств. И да… я пощажу, ее.

— Не хочу, не смей! — рвалась и плакала упыриха, но от мага разве убежишь?

Аши все еще улыбался, когда нежная кожа упырихи иссохла подобно пергаменту, и по ней поползли змеями трещины, разветвляясь и переплетаясь, и когда глаза девушки, полные страха, вдруг на миг наполнились светом и благодарностью. Аши смотрел, как бежит сквозь пальцы мягкий, сероватый прах и вздохнул, в очередной раз удивившись человеческой глупости. Она захотела быть красивой, вечно красивой. Провела ритуал и отдала тьме единственное сокровище, которое для них было ценным — душу. Отдала ли? Аши стряхнул остатки праха с ладони. Душа принадлежит Единому, ни один ритуал этого не изменит. Только окутанная цепями убийств, она будет рваться у грани в объятиях тьмы, пока не очистится. Мучительно долго рваться, впрочем, Аши было и не жалко.