Батыева погибель

Обо всем, что тут произошло, в первую очередь должен был узнать Великий Князь Рязанский Юрий Игоревич, а также его брат Роман Игоревич и союзник рязанских князей – Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович, как раз в этот момент собиравшие объединенное рязанско-владимирское войско в полевом лагере у Коломны. Новость о нежданном союзнике непременно воодушевит русские полки и повергнет в уныние татарскую силу, ибо уже немалая часть татарской силы была побита, и еще больше ее будет побито в самое ближайшее время.

Но Евпатий Коловрат предполагал, а капитан Серегин, который уже знал о его приближении к Пронску, располагал. Поэтому, как только отряд рязанского воеводы собрался двигаться дальше, на опушке леса появились несколько высоких всадников в белом под алым стягом и замахали руками, вызывая Евпатия Коловрата на переговоры. И правильно – первые военные успехи, достигнутые воинством Серегина, пора было закрепить с помощью дипломатии. Рязанские и Владимирские князья были вроде людьми вменяемыми, опасность им всем грозила смертельная; бежать и прятаться по заграницам, как это сделал Михаил Черниговский, они не собирались, и в случае поражения от Батыя обязательно разделили бы со своим народом его участь, погибнув от рук татар вместе со всеми своими семействами…

Сто девяносто четвертый день в мире Содома. Вечер. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство.

Воевода Евпатий Коловрат.

Евпатий Коловрат никогда не был трусом. Напротив, он был из тех смельчаков, кто без содрогания смотрит в лицо смертельной опасности и решительно берется за самые невозможные предприятия. Но это в обычной жизни; нынешняя же жизнь воеводы представляла собой одно сплошное сказочное приключение, от которого захватывало дух. Ведь это просто немыслимо – делаешь шаг и оказываешься в ином мире, за семьсот лет до своего рождения, во времена свирепых язычников… Потом делаешь еще один шаг – и вот ты уже в тридесятом царстве, тридевятом государстве, где под жарким солнцем вдыхаешь воздух, напоенный ароматами мирры и ладана, точно в храме. И прел воевода в своем медвежьем полушубке, шагнув из холодной русской зимы в жаркое экваториальное лето; и трепетало его сердце от всех этих невообразимых чудес, а в голове металась беспокойная мысль: «Что-то еще будет?»…

А там, в царствии этом тридесятом, дорогих гостей встречали с почетом и со всей приятностию. Набежали девицы – все молодые, славные и распрекрасные как на подбор, улыбающиеся ласково и приветливо; а уши их выглядели весьма необычно, но очень мило – они были заострены на кошачий манер (да и вообще статью своей и плавной грацией походили они на этих очаровательных созданий). Правда, своей срамной одеждой девицы эти вводили воеводу в крайнее смущение, так что он даже покраснел и стал пытаться отвести глаза, но не смотреть на красавиц было выше его сил; к тому же сами девицы вели себя так непринужденно, словно щеголять в коротких портах и тонких душегрейках невиданного фасона – для них самое обычное дело. Сверкали голые коленки и прелестные локотки; воевода краснел, бледнел и пыхтел, но старался держаться с достоинством. Он увидел, что среди этих слегка раскосых смугленьких милашек присутствует и несколько девиц постарше и построже; одежда их тоже была срамной, но, по крайней мере, юбка прикрывала ноги.

Девицы, чьи прикосновения были нежны, словно крылья бабочек, помогли воеводе и двум сопровождавшим его старшим дружинникам разоблачиться от теплых одежд, оставшись лишь в камковых (шелковых) рубахах, да походных штанах. После этого они чуть ли не под руки, с почтением, светясь улыбками, повели рязанцев в один из четырех огромных каменных теремов, внутри которого их уже ожидал местный князь Серегин. Пока Евпатий Коловрат шел дивно изукрашенными галереями, он немного успокоился. Глаза его пригляделись к эскорту и сейчас он ощущал лишь эстетическое удовольствие. Прелестницы, бесспорно, хороши – какой-то особо нежной дикарской красотой – юны и свежи, как первые подснежники на проталинах, но воевода решил, что его молодая супруга Лукерья, совсем недавно одарившая его первенцем, ничуть им не уступает – ни в красоте, ни в обаянии.

Евпатий Коловрат, конечно же, не мог не обратить внимание на то, что воины в этом тридевятом государстве – вовсе никакие не воины, а воительницы. Их странная одежда – такая же, как и у сопровождающих его девиц – уже не казалась ему до крайности срамной. Воевода дивился на рослых и плечистых поляниц-богатырок, что в большом числе заполняли внутренний двор с фонтаном. Было видно, что эти воительницы, на которых приходилось смотреть снизу вверх, являются родней тем миловидным смуглянкам, которые встречали рязанскую делегацию. И в то же время, глядя на их длинные мускулистые руки и закинутые за спину прямые мечи, воеводе сразу верилось в рассказы о татаровьях, вместе с конями разрубленных одним богатырским ударом. Сразу было ясно – эти могут! Евпатий Коловрат – сам большой специалист в вопросах рубки врагов что мечом, что топором, и лично наблюдал то, что осталось от врагов после их удалой атаки, будучи весьма впечатлен результатами.

Были на той площади и другие девицы – худые как дочери Кощея, в маленьких круглых шапочках, вроде иудейских, прикрывающих их бритые наголо головы. Вооружены эти ожившие скелеты были короткими мечами. Опытный взгляд воеводы быстро определил, что, скорее, это знак статуса*, чем настоящее боевое оружие, а врага эти девицы разят как-то по-другому, например, при помощи смертоносных заклинаний – на такую мысль наводили их хмурые лица и тяжелые взгляды, которые они бросали на проходящих мимо делегатов. Мол, что вы за люди такие, и чего от вас ждать?

Были там также девицы, выглядевшие почти обыкновенно, но только дерзкое выражение на их лицах, чуть изогнутые клинки на поясе и специфические мозоли на руках (образующиеся от длительного обращения с мечом и луком), говорили о том, что они тоже относятся к воинскому сословию и задирать их весьма опасно. Быть может, у них и нет столько силы, сколько у длинноруких великанш, но зато они крайне храбры, ловки, и в силу этого опасны как ядовитые болотные гадюки, которые тоже не впечатляют своими статями, но зато способны убить любого за считанное число ударов сердца. Как понял Евпатий, как раз эти «обыкновенные» девицы и составляли тут у князя Серегина нечто вроде старшей дружины, хотя и не чванятся при этом перед остальными.

Несмотря на то, что воинство князя Серегина состояло почти из одних женщин, к тому же одетых весьма легкомысленно **, выглядело оно весьма грозно. С толпой мирных поселянок или горожанок этих дев мог перепутать только тот, кто вообще ничего не понимал в воинском деле. Тем более что Евпатий Коловрат имел честь наблюдать тех же воительниц в полной боевой экипировке и зимнем обмундировании, и не мог не признать, что и так – в кольчугах, полушубках, теплых штанах и сапогах – они смотрятся не менее грозно, ловко и грациозно, чем в легких летних нарядах.

Примечание авторов:

* в феодальном обществе открытое ношение на поясе холодного оружия, кинжала или меча означает принадлежность к воинскому сословию.

** простые светло-зеленые шорты до середины бедра и жилеты без рукавов, открывающие руки до самых плеч – тропическая повседневная форма для ношения вне службы в мире Содома. Когда Единство получило трофеи от разгрома аварского каганата, Серегин решил, что находящиеся на отдыхе воительницы имеют право одеваться красиво, стильно и удобно.

Кстати, не только воевода и его спутники оценивали амазонок и прочих воительниц, но и амазонки тоже оценили их самих, признав дюжих рязанцев годными и для любовных утех, и для продолжения рода. Впрочем, это их личное амазонское дело, которое они никогда не выставляют напоказ, в отличие от своего тела. При этом «волчицы» отнеслись к воеводе и его помощникам почти равнодушно, ибо женская составляющая их личностей до конца еще не проснулась, а бойцовые и прочие лилитки, воспринявшие современный нам русский культурный код в более полном объеме, больше тяготели к мужчинами, не имеющим столь гипертрофированных признаков мужественности, какими отличались перекачанные до безобразия воины тринадцатого века. С мускулами у бойцовых лилиток и у самих все было в полном порядке. Этим их вряд ли удалось бы впечатлить. Им хотелось видеть в мужчинах ловкость, грацию и точность в движениях, сопряженные с силой; а также ум, участие и понимание – то есть, все то, чего им самим досталось от рождения в недостаточном количестве. Впрочем, если Евпатий Коловрат и его спутники вечером попадут на танцульки, возобновленные в заброшенном городе после ухода войска на зимние квартиры из мира Славян, то там и будет видно, кто их будет ангажировать и с какой настойчивостью. Но это будет потом, а пока стороны только составили друг о друге первое, в общем благоприятное, впечатление.