Спасение царя Федора

Первым тишину нарушил отец Александр; сияние вокруг него набрало яркость, что говорило о том, что Небесный Отец здесь, все видит и слышит, но находится в спокойном расположении духа, потому что яркость свечения ауры оставалась умеренной. То ли дело было, когда он уничтожал адскую тварь при нашем попадании в мир Подвалов. Тогда аура священника полыхала как промышленная электросварка, что глазам смотреть было больно, а голос грохотал так, что закладывало уши. И стоило это ему немало – почти сутки постельного режима.

– Приветствую тебя, сын мой Иов, достойный из достойных, – произнес громыхающим голосом Небесного Отца отец Александр, подняв правую руку в благословляющем жесте, – и благословляю тебя на труды тяжкие во имя истинной православной веры, русского народа и единого российского государства, которое должно объединить все народы, противостоящие Сатане и борющиеся с его земными слугами.

Даже у меня, человека уже привычного к таким манифестациям, по коже пошел мандраж, а чего уж говорить о непривычном к такому патриархе, который, правда, перенес свое волнение стоически, ничуть не показывая охватившего его смятения. Широко перекрестившись в ответ и поклонившись в знак того, что принимает благословение, патриарх, понявший, что сейчас с ним разговаривал отнюдь не простой священник, смиренно произнес:

– Благодарю тебя, Господи, за лестную оценку скромных трудов раба твоего Иова и радуюсь, видя, что отрок Федор Борисович, о судьбе которого я так беспокоился, находится под опекой и защитой твоих верных слуг, как и я, недостойный, которого твои ангелы защитили от хулителей и поругателей, разогнав тех крепкими затрещинами…

– Разве я сказал «раб», сын мой? – удивился Небесный Отец. – Вечно вы, люди, придумываете себе то, что вам никогда не говорилось, стоит мне только отвернуться в сторону. Разве же ты, при рождении нареченный Иоанном, в доме своих родителей был рабом своего отца и своей матери? Разве ж говорили они тебе: «Ты наш раб Ивашка» и держали тебя в черном теле?

– Конечно, нет, Господи, – склонил голову патриарх Иов, – прости мя неразумного, за нанесенную ненароком обиду.

– Да не обидел ты меня, сын мой, а огорчил, – ответил Небесный Отец, – ну да ладно. Как человеку доверенному и отмеченному в стремлении к благочинию, в личном разговоре разрешаю тебе обращаться ко мне «Отче Небесный». Понятно?

– Понятно, Отче Небесный, – согласился патриарх, – я вот тут, между прочим, все жду, когда ты наконец закончишь воспитывать меня, старого, и начнешь говорить о том деле, ради которого вы ко мне и пришли. Не зря же давеча твои ангелы Гришкиных прихвостней от меня затрещинами и пинками разгоняли – только треск стоял по храму божьему.

– О деле, сын мой, – ответил Небесный отец, – с тобой будет говорить мой, как ты выразился, слуга, Великий князь Артанский Сергей Сергеевич Серегин, воин и полководец, выполняющий в разных мирах мои особо важные задания. Рука его тяжела, действия решительны, а войско многочисленно, конно, людно и оружно. Именно его воительницы, на которых лежит мое благословение, не обнажая мечей, выкидывали вчера из Успенского собора клевретов Самозванца, да так, что любо-дорого было смотреть. Но об этом т-с-с-с. Можешь считать князя Серегина ипостасью архангела Михаила, впрочем, в чем-то они с Михаилом пересекаются, а в чем-то абсолютно самостоятельны. Священника, голосом которого я говорю, зовут отец Александр, и он весьма достойный человек и священнослужитель, образованный, глубоко мыслящий и истово верующий, иначе не смог бы он стать моим голосом. На сем наш разговор прекращается, твое святейшество патриарх Иов, будь тверд в своей православной вере, и продолжай делать дальше то, что ты уже делаешь сейчас. Dixi!

– Ваше Святейшество, – произнес я, обращаясь к патриарху, когда тот немного отошел от общения с Небесным Отцом, – дело, с которым мы к вам пришли, в первую очередь касается юного царевича…

– Царя, уважаемый Сергей Сергеевич, – поправил меня патриарх Иов, – пусть он и царствовал очень недолго и безвластно, но все же царствовал.

– Царя, Ваше Святейшество, – ответил я патриарху, – из Федора Борисовича еще предстоит сделать. И дело тут не только в том, чтобы подсадить его на трон да нахлобучить на уши шапку Мономаха. Если бы все было так просто, мы бы к вам не обращались. У меня вполне достаточно вооруженной силы, чтобы в капусту изрубить и самого Самозванца, и всех его сторонников, и сызнова посадить царя Федора Борисовича на трон. Но долго ли он там усидит без нашей поддержки – это вопрос особый, а вечно мы его поддерживать не сможем, потому что Отец наш Небесный дает нам и другие задания, которые мы тоже должны выполнять.

– Вы считаете, – наклонил голову Иов, – что мальчик не способен самостоятельно править? Так это и неудивительно в его-то возрасте…

– Да, неудивительно, – ответил я, – но что хуже всего – Федор Борисович так воспитан, что состоятельно править не сможет и через год, и через два, и через пять, и через десять. Я имею в виду править самостоятельно, не опираясь на постороннее мнение и не спрашивая советов у авторитетов. При этом надо отметить, что мальчик обладает глубоким и острым умом, хорошо образован и прекрасно представляет себе картину мироустройства во всем ее многообразии, любит свою родину Русь и готов все сделать для ее блага. Но эти положительные качества отнюдь не делают Федора Борисовича идеальным правителем.

Одновременно со всеми этими достоинствами мальчик обладает таким тяжелым недостатком, как отсутствие сильного волевого начала, которое необходимо любому государю, для того чтобы подавлять враждебную волю давящую на него со стороны внутренней оппозиции и иностранных государей. Вместо того Федор Борисович крайне подвержен влиянию матери и дядей, которые один раз довели его до края плахи, а также неспособен выдерживать исполнение даже самого простого плана, потому что у исполнителей тоже есть свое мнение, и мнение слабого государя будет колебаться вместе с ним. А так как исполнителей много и у каждого есть свое мнение, то в голове у молодого человека наступит хаос. Хуже того, поблизости от него нет и людей с сильной волей, способных управлять Русью на благо всего государства, а не на благо одного лишь своего семейства.

Иов на некоторое время задумался, потом поднял голову и посмотрел на меня пристальным взглядом.

– И что вы предлагаете, Сергей Сергеевич? – с интересом спросил он. – И почему Отец наш Небесный направил меня к вам, а не повелел, чтобы Федор Борисович обзавелся качествами, нужными каждому правителю?

– Люди, способные править Русью в интересах самой Руси, – сказал я, – в то время когда Федор Борисович будет царствовать, имеются у Русской Православной Церкви. Государство требует от вас принести в жертву всего одного митрополита – одного из тех, чьи кафедры за время их правления сделались процветающими, а сами они полны благочиния и мыслят единообразно с новым государем. Этот митрополит должен будет занять пост главы правительства, оберегая ранимого царя от столкновения с суровой реальностью, и начать управлять московским царством во имя благоденствия всех его жителей и торжества православного христианства и русской государственности. Чем, например, плох митрополит Казанский и Астраханский Гермоген?

– Я вас понял, Сергей Сергеевич, – кивнул патриарх Иов, – а теперь, если вы позволите, я предпочел бы в тишине подумать о том, что вы мне сказали. Рациональное зерно в этом, конечно, есть, но прежде чем я дам свое согласие или откажу, я должен все хорошенько обдумать.

Вот так и завершился наш визит к патриарху Иову. Но в том случае, если он даст свое добро на русского кардинала Ришелье, мать и дядей от юного царя придется удалять, причем случиться это должно будет как бы само собой, или же этим займется митрополит-премьер, который найдет для них свои божественные аргументы.

Двести шестидесятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, он же тридевятое царство, тридесятое государство, Башня Силы.