Ярость славян

А Велизарий вдруг дернулся, глубоко вздохнул и жалобно, почти как ребенок, произнес:

– Ну вот опять! Он снова здесь, и зовет меня, и я обязательно должен быть с Ним, спаси Господь мою душу!

Прокопий с Антониной снова переглянулись. Обычно в таких случаях зовут опытного врача, но кого могут позвать люди, находящиеся под таким строгим домашним арестом, что даже немногочисленным оставшимся слугам запрещено ходить на рынок, и на кухню привозят всякую дрянь от магистра оффиций Евтропия. И это Юстиниан еще добр. Ведь их, всех троих, вообще могли бросить в подвалы под Палатинским дворцом и забыть о их существовании. А путь из этих подвалов только один – с камнем на шее на дно бухты Золотой Рог.

6 августа 561 Р.Х. День четвертый. Утро. Правый берег Днепра чуть ниже по течению острова Хортица и напротив Перетопчего брода.

Добрыня, вместе с двумя амазонками посланный к князю Идару, не добился ровным счетом ничего. С утра много времени у него ушло на то, чтобы вместе с амазонками зайти на склад и за счет Серегина экипироваться так, как и положено старшему дружиннику светлейшего князя. Не мог же Добрыня поехать к князю как какой-то оборванец, в протертых и грязных портах и изодранной окровавленной полотняной рубахе, годной теперь только для мытья полов.

При этом подобрать экипировку из готовых рейтарских комплектов на Добрыню было непросто, ибо даже боевые лилитки, достаточно массивные по своему сложению, по форме скорее напоминали прямоугольный шкаф с небольшим намеком на талию и торчащими вперед двумя огромными полушариями грудей. У Добрыни, напротив, фигура напоминала плоский клин, нижней своей частью имеющий достаточно узкие бедра, а в верхней части раздающийся пластами мышц, идущих к могучим плечам. И правильно – из боевых лилиток готовили пехоту, которой следовало повсюду бегать на своих двоих, а Добрыня был из числа всадников, обычно слезающих с коня только затем, чтобы возлечь с женщиной или справить большую нужду.

Для того чтобы подогнать кирасу по размеру, пришлось даже прибегнуть к помощи магии. По счастью, поблизости оказался мастер Гефестий, который теперь буквально дневал и ночевал в парке танкового полка, выглядя при этом так же счастливо, как ребенок, попавший на фабрику игрушек. Это вам не несчастные четыре турбогрузовика; тут новой техники было завались, и везде требовалось хоть что-то исправить или улучшить.

Добрыня отнесся к Гефестию уважительно, приложил руку к груди, поклонился и сказал:

– Здрав буде, повелитель огня и железа бог Сварог.

В ответ тот зыркнул на него внимательным взглядом и ответил:

– Да не Сварог я, паря, а только его коллега, обознался ты. Хотя за пожелание здоровья будет тебе моя благодарность. Пусть твой доспех будет непробиваемым, а оружие никогда не тупится и не ломается. А теперь давай показывай, что там тебе надо исправить и подогнать…

В руках Гефестия прочный металл становится мягким и пластичным, будто глина под пальцами у гончара; не устояла и кираса, предназначенная для Добрыни, но действовать древнегреческому богу кузнечного ремесла приходилось осторожно, главным образом потому, что он не хотел нарушать наложенные на этот доспех защитные заклинания. Но долго ли, коротко ли, а доспех Добрыни был исправлен, подогнан и надет на своего нового владельца.

Что касается оружия, то никаких подгонок ему не потребовалось. Молодец только полюбовался на льдистый блеск высокосортной стали и ногтем большого пальца попробовал острое как бритва лезвие палаша, способного рассечь хоть шелковый платок на лету, хоть всадника в полном доспехе на скаку.

– Добрый меч, – сказал он, удовлетворенно кивая, – дюже добрый. Персидский, поди, али индийский. Даже у нашего князя такого нет.

– Тевтонский, – сказала тогда Федра, – но ты этого места не знаешь, от вас это очень далекая страна, дальше Персии и дальше Индии во много-много раз.

– Почему же не знаю, – обиделся Добрыня, – тевтоны – это такие германцы, чье племя живет на закат отсюда, в Великом лесу по Рейну-реке!

– Это не те тевтоны, – отмахнулась амазонка.

– Правильно, не те, – подтвердила слова своей подруги Ангелина, – а их дальние родичи, Не привык еще, что ли, к нашим чудесам, когда близкое оказывается далеким, а далекое близким?

– Не привык, – покачал головой богатырь, – на что тут ни гляну, кругом диво дивное и чудо чудное. Фонтан этот колдовской, повозки, которые сами без лошадей и волов ездят, бог, который тут обычным кузнецом подрабатывает, и князь, который могущественнее иных богов будет…

– Привыкай, воин-брат, – сказала Федра, – то ли еще будет.

Вторая заминка у Добрыни вышла с лошадьми. Нет, пара массивных тяжелых дестрие темно-гнедой масти, кобыла с жеребцом – как раз под стать могучему Добрыне – княжьему полянину понравилась. На кобыле было положено ездить в походе, а на жеребца пересаживаться в атаке, так как он злее кобылы, и сам будет копытами и зубами помогать своему владельцу одолеть врага. Но вот упряжь со стальными стременами, глубоким седлом, и прочей сбруей привели Добрыню в ступор. Дело в том, что у славян (и не только у них) стремена пока еще не были в ходу. Даже персидские и византийские катафрактарии (тяжеловооруженные всадники) не знали стремян, и поэтому были очень неустойчивы в седле. Бывали случаи, что вражеские пехотинцы, окружившие человека-печку, скидывали его с седла и забивали простыми дубинами. Безудержную ярость копейной атаки опирающихся на стремена всадников показали европейцам те же авары, которые переняли этот прием у своих куда более многочисленных врагов тюркотов. Но Добрыня был прирожденным всадником, и освоить новую конскую упряжь под руководством двух опытнейших и прекраснейших инструкторш ему удалось довольно быстро, всего-то за час с небольшим.

Но пока происходили эти события, время шло в обоих мирах, и когда Добрыня через портал попал на правый берег Днепра неподалеку от Перетопчего брода, солнце стояло уже высоко и события на переправе разворачивались вовсю. В принципе, когда с одной стороны триста бойцов, а с другой десять тысяч, и эти триста не занимают неприступную позицию в узком непроходимом ущелье (в котором ни вправо, ни влево, только взад и вперед), то тогда обходной маневр и разгром горстки обороняющихся является только делом времени.

С высокого берега было видно, как тысяча или две конных аварских лучников, въехав в воду за середину брода, на предельной дальности осыпают легкими камышовыми стрелами дружину князя Идара, построившуюся в пеший боевой порядок у выхода из брода. Пока этот отряд аварских лучников отвлекал на себя внимание и градом стрел вносил в ряды антских воев некоторую сумятицу, основные силы авар в пяти километрах ниже по течению переправлялись через Днепр вплавь, старинным кочевым способом – с использованием надутых воздухом бурдюков. Закончится переправа – и в течение получаса конница авар ударит князю Идару в тыл, прекратив его бессмысленное сопротивление.

Глядя вниз с крутого обрыва двадцатиметровой высоты (высота восьмиэтажного дома) Добрыня и сопровождавшие его Федра с Ангелиной прекрасно видели построившуюся внизу оборонительную фалангу антских воев-дружинников, перестреливающихся с находящимися чуть подальше, на середине брода, легковооруженными конными аварскими лучниками, чьи кони были погружены в воду по самое брюхо. Наблюдали они и то, как вдали, почти на горизонте, заканчивали переправу через Днепр основные силы этой аварской группировки, почти сплошь состоящей из тяжеловооруженных латников. Одновременно с Федрой и Ангелиной эту информацию получил и капитан Серегин. Во-первых – обе амазонки-поляницы были Верными и находились с Серегиным в непрерывной связи, а во-вторых – портал находился тут же, рядом, и до Серегина можно было докричаться просто голосом.

Тогда же и там же. капитан Серегин Сергей Сергеевич

– Твою же, Идарасову мать, олух царя небесного! – мысленно матерился я, в бинокль оглядывая окружающую местность. Рядом виновато сопел Добрыня и каменными изваяниями застыли приданные ему амазонки.