Страница 2 из 24
— Ах, да. Поэзию. Напыщенность и мишура. Вы с дорогим Ральфом на пару увлекаетесь этим сентиментальным вздором с древней Земли. Правильно сделал бы наш босс, если бы выкинул вас с корабля в открытый космос…
— Поэзия и руководство кораблем суть вещи несовместимые, — безо всякого выражения изрекла Сандра. — Особенно в такие моменты.
— Корабль спокойно садился — тихо и мирно, на полной автоматике, — возразил я.
— И сейчас жизнь всех нас может оборваться, случись одно-единственное замыкание, — продолжала она. — Может быть, я всего лишь шеф-повар и мойщица бутылок, но даже мне известно, что в такие моменты офицеры в рубке управления должны быть постоянно настороже.
— Ну ладно, — сказал я. — Хорошо.
Я внимательно посмотрел на нее, а она — на меня. Она всегда выглядит привлекательно, но, будучи в гневе, почти неотразима. Интересно (а мне всегда было это интересно), как она будет выглядеть, если ее лицо станет менее напряженным и резким, смягчится под влиянием страсти. Но она, Сандра, выполняет свою работу, и выполняет ее хорошо, и ей, как и всем нам, включая меня, доводилось знавать нелегкие времена.
А в это время мы продолжали садиться, и рев реактивных двигателей не умолкал ни на минуту. По сравнению с недавними неприятностями и проблемами, все шло совсем неплохо — даже лучше, чем можно было ожидать. И тут, словно в подтверждение моих опасений, двигатели заглохли, и мы все трое могли слышать удары собственного сердца. Лицо Сандры стало белым, как мел, под копной медных волос. А румянолицый Дженкинс даже позеленел от страха. И мы, затаив дыхание, стали ждать финального треска ломающейся обшивки.
Корабль слегка накренился, и кают-компания наполнилась странными звуками — потрескиванием и позвякиванием пружин и цилиндров посадочного оборудования. Малюсенький динамик зашуршал, и мы услышали голос старика:
— Посадка закончена. Персонал может приступать к выполнению своих обязанностей, связанных с прибытием.
Док Дженкинс засмеялся, не стыдясь своих эмоций. Он сел и налил каждому из нас по большой порции из графина:
— За окончание путешествия! — провозгласил он, поднимая бокал. Глотнул немного джина. — А теперь, раз мы все можем расслабиться, Питер, что ты там такое рассказывал о поэзии, что привело к почетному выпроваживанию тебя из оранжереи?
— Я видел небеса, где жизнь кипит… — начал цитировать я.
— Мы приземлились, слава Богу, но не на волшебных парусах, — заметил он. — Пронизывающие фаллосы пламени — вот гораздо лучшее описание для ракетных двигателей.
— Я предпочитаю волшебные паруса, — остался я при своем мнении.
— Это уж точно, — заметил он.
— Некоторым людям уже есть чем заняться, — многозначительно изрекла Сандра, поднимаясь на ноги. — С кораблем покончено, но ведь не с нами!
Глава 2
Да, работы нам всем хватало, но никто, включая Сандру, не торопился к ней приступить. Мы были внизу, все вместе, испытывая то странное чувство, которое всегда приходит в конце путешествия. Это и облегчение оттого, что все, наконец, закончилось. И расслабление от возвращения домой (хотя миры Приграничья были домом лишь для старика). И некоторая грусть оттого, что путешествие, все-таки, закончилось — нечто сродни последнему дню в школе.
Сандра постояла пару минут, глядя на нас с доком. Затем потянулась к графину со словами:
— Просто позор оставлять все это двум таким свиньям, как вы.
— Это не должно тебя беспокоить, душечка, — лениво протянул Дженкинс.
— Это меня беспокоит.
Она снова села и наполнила стакан. Доктор наполнил свой. А я — свой.
— За конец путешествия! — провозгласил док, сделав из этого тост.
— За встречу влюбленных! — добавил я, закончив цитату.
— Вот уж не знала, что у тебя есть зазноба в порте Обреченный, — отчужденно проговорила Сандра.
— Нет у меня никого, — ответил я. — Но в конце путешествия должна быть встреча влюбленных.
— Почему? — с неподдельным интересом спросила она.
—Потому что некий пускающий розовые слюни так называемый поэт так захотел, — вставил док.
— Все лучше, чем твое дерьмо насчет пронизывающих фаллосов, — не остался я в долгу.
— Мальчики, мальчики… — увещевала нас Сандра.
— А в бутылке что-нибудь осталось? — услышали мы голос Ральфа Листауэла.
Мы и не заметили, как он вошел в кают-компанию. И смотрели с удивлением, как он стоял, нескладный, долговязый, и рост его слегка уменьшился из-за привычной сутулости. На морщинистом лице — выражение озабоченности. Интересно, что опять случилось?
— Вот, Ральф, — Сандра протянула ему бокал.
— Спасибо, — он не просто глотнул, а как будто всосал жидкость из бокала. — М-м-м. Недурно. — Он снова сделал большой глоток. — Есть еще?
— Поддерживаешь силы, Ральф? — поинтересовалась Сандра, протягивая ему новую порцию.
— Может быть, и так, — согласился он. — А может, это инъекция голландской отваги.
— А зачем тебе это? — задал вопрос я. — Ведь все происшествия этого полета уже позади.
— Да, эти происшествия позади, — произнес он мрачным тоном. — Но впереди нас ждут еще худшие вещи, нежели в космосе. Когда каждому из старших офицеров велено явиться с докладом в офис босса, чего раньше не наблюдалось, значит, что-то затевается. И, я готов поспорить на месячное жалованье, все это изрядно воняет.
— Да, скорее всего, обычная крысиная возня, — успокоил я его. — Кроме того, ведь невозможно постоянно выходить сухим из воды.
Неприветливая усмешка ничуть не смягчила резкие черты его лица:
— Но ему нужен не только я. Он требует также тебя, Сандра, и тебя, док, и тебя, Питер. А также Сметвика, нашего официального ясновидца. Одному из вас лучше пойти и потрясти его хорошенько, чтобы вывести из обычного ступора.
— А что мы такого сделали? — встревоженно спросил док.
— Моя совесть чиста, — заметил я. — По крайней мере, я так думаю.
— Моя совесть точно чиста, — резко сказала Сандра.
— А моя — не совсем, — мрачно изрек Дженкинс.
Помощник капитана поставил бокал на стол:
—Хорошо, — отрывисто бросил он. — Пойдите, вымойте шею и уши. Но все же интересно, кто и чего натворил.
— Расслабься, Ральф, — сказал Дженкинс, выливая остатки из графина в свой бокал.
—Мне бы самому этого хотелось. Но чертовски странно то, как командор на нас шумит. Не будь я псионным радио-офицером, если мои предчувствия не оправдаются.
Дженкинс рассмеялся:
— Одно можно сказать определенно, Ральф. Он нас вызывает не для того, чтобы уволить. Приграничники не так уж хороши как офицеры, и, коль скоро мы вышли в Приграничье, то кое на что годимся. — Он начал распаляться: — Мы убежали от самих себя так далеко, как только смогли, на самую границу тьмы, и больше нам бежать некуда.
— Но даже в этом случае… — возразил помощник капитана.
— Док прав, — сказала Сандра. — Он всего лишь раздаст нам новые назначения. Если нам повезет — только будет ли это везением? — мы снова окажемся на одном корабле.
— Конечно, будет, — проговорил Дженкинс. — Мое пойло — лучшее на всем флоте, и вам это известно.
— Верно говоришь, — поддержала его Сандра.
— Но как насчет старика? — спросил я. — А инженеров? Им тоже велено присутствовать?
— Нет, — отозвался Ральф. — Насколько мне известно, их не будет. Что-то носится в воздухе, — добавил он. — И хотелось бы мне знать, что именно.
— Есть только один способ выяснить это, — быстро сказала Сандра, вскакивая на ноги.
Мы вместе покидали корабль — Ральф, док Дженкинс, Сандра, Сметвик и я. Ральф, которому было предложено вспомнить о том, что он является офицером флота, пытался это продемонстрировать, изображая строевой шаг на пыльной, исцарапанной площадке по дороге к скоплению невысоких административных зданий. Сандра и я старались не отставать, но док и наш домашний телепат превратили строевой шаг в жалкую пародию: они еле ползли. Ну, для Сметвика это было простительно: он был освобожден от повинностей в пользу телепатических контактов с друзьями на всей планете. И, соответственно, шел, ничего не замечая, будто во сне, постоянно чуть не падая. А Дженкинс трусил сзади с довольным видом, и на его румяном лице красовалась глупая ухмылка. Полагаю, он даром времени не терял и, оставаясь один в каюте, неплохо поработал с запасами своего пойла.