Страница 11 из 19
— Иногда эта, как вы сказали, детская зависть накладывается на первые, уже не детские проблемы. Так было и с сыном Саймона. Я расскажу вам этот случай просто для того, чтобы вы поняли, о чем мне хотелось бы вас предупредить. Я не называю вам имени этого мальчика, а у Саймона пятеро детей от первых двух браков. Это позволяет мне преподнести эту историю как некий абстрактный пример. То, что вы назвали перерастанием детской зависти, я отношу к процессу психологического развития, или психологического взросления. Но психологическое развитие и взросление очень часто тормозится физиологическими проблемами. Вернее, неправильным отношением молодого человека к такого рода проблемам. Он часто путает одно с другим. Так, обычное влечение к противоположному полу превращается во вселенскую любовь, неудачный опыт которой может показаться подростку глобальным крушением всей его жизни. Такая гиперболизация первого сексуального влечения свойственна большинству подростков. У большинства первый опыт связанных с гиперсексуальностью отношений бывает неудачным, но далеко не всегда это становится настоящей проблемой, требующей вмешательства специалиста. Чаще всего срабатывают внутренние механизмы интеллектуально-психологической защиты. Проще говоря, разум помогает сердцу, психика подростка методом проб и ошибок находит в конце концов комфортный режим существования в новых условиях. У разных людей это происходит по-разному, но не буду сейчас нагружать вас теорией. Я лишь для того, чтобы объяснить, с чего начинался тот самый конфликт, о котором сейчас пойдет речь.
— Видимо, сын Саймона влюбился, — не удержалась я, чтобы не продемонстрировать свою проницательность.
— Да, именно так и произошло, но присутствовали в этом весьма банальном эпизоде свои особенности. Во-первых, девушка была старше на пару лет и значительно сильнее по типу психики. Кроме того, она не отличалась ни добрым сердцем, ни устойчивыми моральными принципами. Она была умна — по-своему, конечно. Разумеется, обладала привлекательной внешностью и была уверена в себе.
— В таком случае, я вполне могу понять парня. Такие женщины редко терпят неудачи в личной жизни, — заметила я.
— Да, вы правы. Возможно, если бы она совсем не обратила внимания на юного поклонника, о котором идет сейчас речь, история имела бы и вполне банальное продолжение, и привычную развязку. Но по какой-то причине девушке захотелось поиграть в игру, которую, она, видимо, считала забавной и безопасной. Она не только принимала ухаживания молодого человека. Она внушала ему надежды на развитие их отношений. Она согласилась прийти на семейный праздник, посвященный дню рождения отца своего воздыхателя.
— Вы хотите сказать, что молодые люди тоже присутствовали на том юбилее?
— Нет, это происходило за год до юбилея. На юбилее были все сыновья Саймона, но уже все взрослые его сыновья. Свою проблему к тому времени тот, о ком мы сейчас говорим, уже перерос.
— Так что же произошло за год до юбилея?
— Тогда народу собралось совсем немного, все, как всегда, вертелось вокруг Саймона. Меня там не было, но я представляю, как это происходило. Так вот, когда наш герой пошел провожать свою даму, он попытался выяснить свои перспективы, совершенно серьезно полагая, что перед ним единственная женщина на свете. Она же просто посмеялась над ним. Если бы она ограничилась только упражнениями в своем весьма своеобразном остроумии, влюбленный мальчишка, возможно, просто бы обиделся. Наверное, чувство обиды оказалось бы нестойким, но сигнал к его разуму поступил бы… В общем, все могло пойти весьма предсказуемо. Однако чертовка сравнила парня с его собственным отцом. Она сказала примерно следующее: чтобы стать героем ее романа, он должен иметь хотя бы сотую долю ума, обаяния и прочих достоинств Саймона Корби. А так он всего лишь бледная тень настоящего мужчины. Мальчик, к счастью, все же был достойным сыном своего отца, только не успел еще к тому моменту развить унаследованные от него качества. Поэтому он впал не в отчаянье, а в ярость, которую выплеснул на Саймона, ничего толком не понимающего. Саймон пришел ко мне за советом и помощью именно потому, что не мог понять сына. Чисто детская зависть к взрослому, а потому свободному, богатому и независимому человеку — действительно мелочи, причем временные, поскольку каждый в душе понимает, что все еще впереди. Кроме того, ребенок, пусть неосознанно, но чувствует, что он не готов еще нести ответственность за свободу. Здесь же брошенное равнодушной рукой зерно зависти упало совсем на другую почву.
— Что-то я запуталась… Сын завидовал взрослому статусу своего отца или каким-то конкретным его качествам?
— Хороший вопрос, Мэриэл. В момент, когда барышня произнесла свой циничный монолог, она, можно сказать, расправилась с наивной детской завистью мальчишки, который все же любил своего отца и гордился им. Но она подняла из глубин его души, еще пока не умеющей защищаться от зла, мерзкий осадок зависти к чужому везению. Мне пришлось очень серьезно потрудиться, чтобы сменить его установки. Вы ведь прекрасно знаете, как человек разумный, что никакой удачливости и везучести в природе не существует. Это миф, миф, который невольно и не задумываясь над этим, рождают и поддерживают такие люди, как Саймон Корби. Попробую выделить ряд особенностей этого человека, которые способствовали возникновению легенды о его невероятной дружбе с госпожой Фортуной. Во-первых, его категорическое нежелание говорить с кем-либо о своих проблемах, неудачах и горестях. Но это вовсе не значит, что ничего подобного в его жизни никогда не было. Просто он сильный человек, умеющий держать удар и встречать с улыбкой любую проказу судьбы. Во-вторых, его щедрость и умение радоваться любому чужому, а не только своему успеху. В-третьих, мгновенная реакция на проблемы других людей. Причем он не спешит строить сочувственную гримасу — он сразу прикидывает, чем может помочь, начинает искать если не выход из сложной ситуации, то уж точно смягчения ее последствий. Такие качества не облегчают жизнь человеку, всяких неприятностей и проблем у него ничуть не меньше, чем у любого другого, но этого никто не замечает, а раз не замечает, то считает, что этого просто нет. Люди не анализируют, они доверяют своим впечатлениям, не все, но подавляющее большинство. Таких, как Корби, немного, и именно они возбуждают жгучую зависть тех, кто не умеет распорядиться своей жизнью и не готов нести ответственность за свое неумение. Им легче найти виноватого, например вот такого, как им кажется, баловня судьбы. Мерзкое чувство — зависть, но, к сожалению, пока достаточно распространенное.
— Я вас понимаю, Камила. Вы хотите сказать, что решение убить Саймона Корби могло возникнуть не только на почве рационального мотива, что тот, кто в него стрелял, вполне мог придумать такой мотив, подталкиваемый своей ненавистью и завистью. Тогда получается, что нам имеет смысл искать не только среди тех, кому была нужна смерть Саймона по каким-то конкретным причинам, но и среди тех, кто его смерти желал на уровне своих инстинктов. Это открывает еще одно направление поисков. И я чувствую, что тут есть смысл, поскольку в оценке Саймона Корби я с вами согласна. Я мало его знаю, но в данном случае тоже руководствуюсь своими впечатлениями. Остается понять, кто в его окружении мог ненавидеть его на почве зависти.
— Именно это я и хотела вам посоветовать, хотя допускаю, что могу ошибиться.
— А у вас нет кандидатов на роль завистника?
— Я не настолько хорошо знаю его окружение. Мой психологический портрет — результат моего общения только с ним самим. Но я обещаю вам подумать над этим.
— А знаете, у меня ведь есть запись той вечеринки, на которой вы рассказывали об истории перстня с черной жемчужиной. Кстати, я вас не узнала, увидев на экране.
— В этом как раз нет ничего странного: мы виделись с вами всего один раз, вы никогда не видели моих фотографических или видеоизображений. Да и мысли ваши были нацелены совсем на другое.
— Видимо, вы правы. Я хочу вам предложить копию этой записи. Возможно, вы вспомните что-то важное или кого-то, кто подтолкнул вас к тем размышлениям, которые вы мне сейчас весьма убедительно изложили. Кто знает, а вдруг на этом человеке сойдутся еще какие-нибудь факты.