Страница 22 из 23
Геката почему-то покидает Деметру, и та приходит в Элевсин одна и садится у "колодца дев" (или же у колодца Анфиона), приняв образ благообразной старушки – каких нанимают в няньки и ключницы. Здесь она видит четырех дочерей царя Келея, пришедших за водой. (Надо отметить, что царская семья снабжается водой своими силами, а не силами слуг. Помимо всего прочего, это свидетельствует, что дворец царя располагался неподалеку.)
Дочери царя были одновременно внучками Элевсина (отца царя Келея), эпонима города или (точнее) тезки эпонима – его одноименного потомка. По версии Гигина, Элевсин был лишен жизни Деметрой за то, что он подглядывал за священнодействиями. Возможно, этот сюжет как-то связан с тем, что Деметра выбрала для своих дальнейших действий именно Элевсин.
Деметра на обращенные к ней вопросы (как обычно, древние спрашивали об имени и происхождении незнакомого человека) обещает рассказать о себе чистую правду. И рассказывает, что ее зовут Доя, и жила она на Крите, пока ее не похитили разбойники, чтобы продать в рабство. Ее привезли в аттический порт Форик, и там Дое удалось бежать. И вот она, блуждая, прибыла в неизвестные ей земли. Это рассказ в духе переодетого в рубище Одиссея, который также придумывал разные критские истории про пиратов.
Сочувственные к бедам пожилой женщины, дочери Келея обещают найти ей работу и отправляются во дворец. И Деметра становится нянькой Демофонта, сына царя Келея. Но зачем все это нужно богине? Жизнь у Келея никак не способствует возвращению Коры. Бытовой сюжет как будто включен в миф без какого бы то ни было изменения. Но именно из него возникает культ богинь. Деметра в отчаянии на время как бы отказывается от своей божественной сущности.
Дочери Келея еще у колодца заметили богоподобие внешности Деметры. А войдя во дворец Келея, она у входа "достала до потолка головой" (может быть, достала до притолоки) и озарила порог сияньем. И это говорит нам, что богоподобие выражено в статности – необычно высоком росте. Как бы ни хотела Деметра скрыть свою сущность, у нее это не получается.
Царица Метанира с младенцем на руках, увидев этот свет, испытала испуг и уступила свое кресло в центре зала Деметре. Но та осталась стоять, потупив взор. Тогда старая служанка Ямба предложила ей стул, покрытый серебристой овечьей шкурой. Деметра молча села, прикрывая лицо покрывалом. Но Ямбе шутками удалось ее развеселить (отсюда "ямб" – стихотворный размер для "несерьезной" поэзии). И тем самым вписала себя в последующие таинства Деметры как милый богине персонаж. Позднее, при проведении Фесмофорий в честь Деметры было принято обмениваться шутками.
Царица предложила Деметре вино, но та попросила воды с яичной мукой и мятой (кикеон). Впоследствии этот напиток стал применяться в обрядах. Радушная царица готовит кикеон богине, и та обещает, что воспитает ее сына, уберегая от чар и вредоносных зелий, используя свои знания противоядий и средства против чар. То есть, она прямо заявляет о своих способностях знахарки и чародейки. Тут же Деметра получает в руки младенца Демофонта.
Воспитывая царевича, Деметра не давала ему ни питья, ни пищи, а только натирала амвросией и обдавала его своим божественным дыханием. А ночью помещала его в пламя очага. От этого ребенок быстро рос и стал бы бессмертным, если бы Метанира не обнаружила тайных манипуляций с ребенком и не пришла в ужас от того, что увидела. Деметра выронила Демофонта из рук (то есть, он все еще был младенцем) и заявила, что теперь уже ему не избежать смерти, но он всегда будет в почете, поскольку спал на руках у богини.
И здесь возникает неясный фрагмент: Деметра объявляет, что "всегда в эту самую пору" (то есть, в тот же период года) элевсинцы будут учинять войну против афинян. На этом текст обрывается, и поэтому на данный фрагмент предпочитают не обращать внимания. "Вовеки вечные" элевсинцы по воле Деметры должны будут воевать с Афинами! Эта часть указывает на древность гимна: он не мог было сочинен в условиях подчинения Элевсина Афинами.
После утраченного фрагмента (видимо, небольшого) следует требование Деметры к царице воздвигнуть себе храм и жертвенник на холме, при этом она обещает учредить здесь таинства, совершая которые элевсинцы буду склонять дух богини к милости. Тут Деметра называет себя, сбросив маску старости (или просто сняв с лица покрывало) и открыв свою красоту: сияющее лицо, рассыпанные по плечам золотые волосы. Пораженная увиденным и услышанным, царица не сразу подняла с земли сына, на плачь которого прибежали ее дочери. Наутро все было рассказано царю, и он, созвав на площадь народ, повелел осуществить указания Деметры.
Зачем Деметре был нужен бессмертный Демофонт? Может быть, взамен утраченной дочери? Считается, что это посторонний сказочный мотив, включенный в Элевсинский миф, чтобы приблизить его сюжет к божественному и найти причину, почему царь Келей повелел воздвигнуть храм для Деметры. Действительно, бытовой сюжет никак не сопрягается с божественным. Ясно лишь одно: скрывшая свою молодость критянка стала нянькой царевича и по ночам совершала над ним какие-то обряды. А будучи уличена, смогла каким-то образом так поразить царицу и царевен – так, что те побудили царя построить храм для разгневанной чародейки, явившей свою божественную красоту.
Видимо, храм и жертвенник были построены очень быстро. По крайней мере, строительство не прекращалось до завершения постройки. И Деметра села в храме, продолжая тосковать по дочери. И от этого начался ужасный неурожай, грозящий гибелью всему людскому роду. Понимая, что в таком случае прекратятся жертвы богам, Зевс решил вмешаться и повелел Ириде призвать к нему богиню. Но Деметра посмела не послушать Ириду. Как и множество других богов, которых Зевс посылал к ней. И ее не прельстили ни дары, ни посулы почестей. И тогда Зевс потребовал от Аидоинея (а вовсе не от Плутоса, которого ошибочно отождествляли с владыкой преисподней, соединяя миф с бытовой историей) отпустить Персефону к матери, направив к нему Гермеса. Воля Зевса выполнена, и Персефона воссоединяется с Деметрой. Правда, дочь должна вернуться к мужу, который дал ей пожевать сладкое гранатовое зернышко, и тем самым обеспечил вековечную обязанность возвращаться. Третью часть года Персефона обязана проводить у Аида, а остальное время – с матерью и другими богами. И в гомеровском гимне вполне однозначно весна определяет время возвращения Персефоны к матери, а не Персефона определяет наступление весны – как хотелось бы сторонником иносказательного смысла мифа.
Поступок Аида Деметра именует обманом, а самого Аида именует эпитетом Полидегмон (может быть, "многоликий демон"). Отсутствующий фрагмент текста, видимо содержал обещание пожаловаться Зевсу на этот обман. Тем не менее, Деметра вновь позволяет земле приносить урожай. Местных же героев и владык – хитроумного Триптолема, конника Диокла, могучего Евмолпа и царя Келея – Деметра посвятила в таинства. Все устроив, она (с эпитетом "богиня богинь") вместе с дочерью отправляется на Олимп.
Таинства Деметры не позволяют посвященным что-либо говорить о них. Эти таинства делают посвященных счастливыми. А непосвященные "по смерти не будет вовеки // Доли подобной иметь в многосумрачном царстве подземном". Надо понимать, что речь идет о том, что посвященные получают счастье именно во мраке подземелья. Какого-то иного места греки для смертных не предусматривали. Кроме того, удостоенные любви богинь при жизни получали дары Плутоса, который нисходит как покровитель в жилище через очаг и дарует богатство.
Здесь становится понятным, зачем Деметре нужно было опалять Демофонта в огне. Это своего рода жертва Плутосу (не Аиду) – ради богатства дома царя Келея. Одновременно обретение бессмертия через смерть (бессмертным может стать только тот, кто уже умер и возродился в каком-то ином качестве). Плутос (Плутон), таким образом – не другое имя Аида, а имя посланника, которому доступен Аид. Точно так же, как Зевс действует непосредственно разве что молнией, а в других случаях его волю сообщают Ирида или Гермес. Жертва царевича (сжигание в очаге) вполне могла быть чародейством, которым Деметра обещала царю Келею избавить Элевсин от неурожая.