Медвежий вал

Подозрительная тишина на фронте, непонятное передвижение пехоты вблизи передовой и внезапные чувствительные удары по отдельным пунктам обороны сбивали Гольвитцера с толку. Самая тщательная расшифровка снимков, сделанных разведывательными самолетами, ничего не прибавила. Не доверяя офицерам, Гольвитцер сам с лупой в руках терпеливо просматривал снимки, не давал покоя летчикам. И хотя разведка, как и прежде, не давала ничего конкретного, он нервничал. Какое-то подспудное чувство подсказывало, что против него готовится удар, и чем он будет внезапней, тем сильнее грянет. Гольвитцер стал частым гостем на радиостанции. Усевшись рядом с радистом, он заставлял его ловить сигналы русских станций в надежде обнаружить появление новой. Тщетно! Прекратилась перекличка даже тех, о присутствии которых он знал.

Гольвитцер стал плохо спать. Поднявшись среди ночи, он выходил на улицу и подолгу стоял, прислушиваясь, как гудят в небе невидимые глазу эскадрильи дальней бомбардировочной авиации. Времена меняются: раньше самолеты летели к Москве, теперь, он знал, они идут бомбить города Германии.

Со стороны города доносились глухие сильные взрывы. Это по его приказу саперный батальон взрывал мосты и трубы, а в узких местах и само полотно шоссейных дорог, чтобы они стали непроходимы для русских танков и артиллерии...

В городе высились стены кирпичных зданий и заводские трубы. Зачем оставлять ориентиры для русской артиллерии? И рыжая пыль облаками вздымалась над городом. Все, что уцелело от пожаров и бомбежек сорок первого года, сейчас, в сорок четвертом, планомерно, зачастую средь бела дня, взлетало на воздух. Под городские мосты через Западную Двину были заложены фугасы, чтобы в нужную минуту уничтожить и их. Саперы не знали отдыха — взрывали, минировали и снова взрывали... Свершалась предосторожность, — считал Гольвитцер, — а на самом деле — самое гнусное преступление этой войны — уничтожение всего, что невозможно удержать, лишь бы не досталось народу — хозяину.

Не раз, склонясь над картой, Гольвитцер задерживал взгляд на образовавшемся вокруг Витебска полукружии фронта и мысленно представлял, как ударами с двух направлений русские замыкают кольцо... Очень неприятная обстановка! Если выравнивание фронта допускается в других местах, то здесь это прямо-таки необходимо. Стоит отвести войска за озера Сарро и Липно, и русские сразу будут лишены преимуществ, больше того, если они что-то замышляют, им придется отложить свои намерения на несколько месяцев, нужных, чтобы оглядеться на новом месте. А что, как не отсрочка, больше всего нужна сейчас Германии?

Очень кстати пришло сообщение — в корпус выехал фельдмаршал Буш. Представлялся удобный случай довести свои соображения до сведения ставки Гитлера, и Гольвитцер решил этим воспользоваться. Вызвав начальника штаба, он приказал подготовить все необходимое для приема высокого гостя.

Генерал-фельдмаршал прилетел восемнадцатого июня. Дверца самолета открылась, и в ней встал, щурясь на свет, высокий, прямой старик в парадной форме.

Пронзительно взвыли фанфары военного оркестра, и почетный караул, составленный из отборных эсэсовцев и гренадеров, застыл тяжелыми темными шеренгами. Отсвечивали матовые, только что взятые со склада, без единой царапины, широкие металлические шлемы.

— Ваше превосходительство, господин фельдмаршал, — громко рапортовал Гольвитцер, — Витебский укрепленный район прочно удерживается войсками пятьдесят третьего армейского корпуса. — Он сделал паузу, необходимую для того, чтобы перевести дух, и уже не так громко добавил: — Кампфкомендант района — генерал от инфантерии Гольвитцер!

Буш, прилетевший в Витебск с особыми поручениями от Гитлера, привык к подобным церемониям и совершенно не придавал им цены. Вяло сунув руку Гольвитцеру, он пошел вдоль шеренг почетного караула. Его занимали дела поважнее, и он шел, уставив взгляд в землю. Перед глазами мелькали широкие носки начищенных солдатских сапог, обрамлявшие утоптанную пыльную дорожку. Подошла машина Гольвитцера. Привычным движением адъютант распахнул дверцу, генералы сели, и машина помчалась с аэродрома. Рассеянным взором Буш скользил по сторонам, не задерживая его на привычных картинах разрушения: грудах кирпича, из которых торчали покореженные металлические конструкции, жилищах без рам и дверей, с одними лишь стенами, вереницах печных труб, оставшихся на месте деревень, запущенных садиках с засохшими деревцами, под которыми поднимался бурьян...

— Если не ошибаюсь, город пуст? — спросил он, поворачиваясь к Гольвитцеру.

— Да. С прошлой осени, как только город оказался в прифронтовой полосе, мы начали выселение жителей. Население, сочувствующее партизанам и выжидающее только случая, — плохое соседство для солдат имперской армии, стоящих на передовых рубежах. Еще как-то оправданы жертвы от рук врага на фронте, но недопустимо терять солдат от рук населения. Это подрывает дух армии.

— Вы правы, — кивнул головой Буш. — У фюрера солдаты на счету, и мы обязаны их беречь. Германия сейчас наводнена чужеземцами, которых мы ввозим в больших количествах, чтобы поддержать промышленность и сельское хозяйство. Солдаты требуются и там. Надеюсь, наиболее трудоспособная часть населения призвана вами для служения Германии?

— Мною приняты меры, чтобы ни один русский не остался в пределах прифронтовой полосы. Жители сведены в специальные лагеря, а там среди них производят отбор... Такова директива оперативного управления... У меня этими вопросами всецело занимается полковник Шмидт.

— Да, генштабу пришлось пойти на разработку этой директивы, — кивнул Буш. — Кейтель не мог иначе поступить, поскольку было указание фюрера. Армия решает очень сложную задачу!..

Буш вздохнул. Он не хотел высказывать Гольвитцеру своих взглядов на обстановку, сложившуюся в ставке. С отставкой Браухича с генералитетом окончательно перестали считаться при решении общеполитических вопросов. Только советчики, исполнители. Что поделаешь...

Машина миновала поднятый шлагбаум у деревни Мишково и остановилась перед домом, занимаемым Гольвитцером. Чисто выметенный дворик был посыпан песком, заборы побелены. В сторожевых будках, сдерживаемые часовыми, бесновались серые овчарки.

— Прошу, — предложил Гольвитцер своему спутнику. — Заранее извиняюсь за скромность обстановки...

После небольшого отдыха и обеда Буш прошел в кабинет Гольвитцера, чтобы с глазу на глаз поговорить с ним о цели своего приезда. Но прежде он хотел бы выслушать Гольвитцера.

— Зимой, — начал спокойно говорить тот, — восточнее Витебска русские предприняли пять наступлений силами армии, занимающей фронт перед моей обороной. В результате мы вынуждены были оставить наше предполье и вплотную отойти к системе укреплений — основным позициям Медвежьего вала. Главным узлом нашей обороны является город. На подступах к нему мы создали несколько, обводов оборонительных рубежей, соединив их между собой отсечными позициями. На них мы сумеем сдержать любой натиск.

— Значит, поскольку ваши позиции неприступны, у вас дело обстоит благополучно, как на линии Зигфрида? — осведомился Буш. Сколько раз приходилось слышать ему подобные заверения!

— Нет, я этого не сказал, — возразил Гольвитцер, уловивший нотку иронии.

— Вот как?! — живо заинтересовался Буш. — Как же вас тогда понимать? Объясните!

— Позиции неприступны на моем участке, в этом русские имели возможность убедиться не раз. Но, рассматривая объективно создавшееся положение в целом, я считаю своим долгом указать на уязвимое место в системе нашей обороны. Вот она — ахиллесова пята! — Гольвитцер протянул руку и обвел на карте фронт к северо-западу от Витебска.

— Гм, странно... — хмыкнул Буш. — Прошу поконкретнее.

— Зимой, после прорыва со стороны Невеля, русские сильно потеснили наши войска, оборонявшиеся северо-западнее Витебска, перерезали шоссейную дорогу Витебск — Полоцк, и только исключительными усилиями мы удержались и не допустили дальнейшего развития прорыва. Фактически, хотя мы и сохраняем дорогу на Полоцк за собой, но пользоваться ею не можем из-за близости к фронту. Такое же положение с дорогой на Оршу. Я понимаю, что город, который мы укрепляем, не считаясь с трудом и затратами, является бастионом всей обороны, но сейчас этот бастион обложен с трех сторон и для нас создается угроза быть отрезанными в случае нового удара русских на этом направлении. Взгляните сами...