Медвежий вал

Он не спеша записывал все необходимое, что нужно было исполнить в дальнейшем, в порядке текущей работы, чтобы не пришлось больше краснеть за своих подчиненных.

— Ну, что ж, я считаю, что наше первое знакомство состоялось, — сказал Черняховский.

По блиндажу, как порыв ветра, пронесся вздох облегчения.

Заложив одну руку за борт кителя, Черняховский другой вновь поправил волосы и обратился к генералам и офицерам:

— Под вашим началом тысячи людей, судьбу которых вверила вам страна. Вы уже не просто начальники, вы — мужи, облеченные большим и почетным доверием народа. Вникайте во все самые мельчайшие детали жизни своих частей, знайте все сами, не полагаясь на справки. Плох тот командир, который не знает меню — не знает, что будут есть сегодня бойцы. Разве зазорно нам всем интересоваться этим? О ком, как не о бойце, сержантах, офицерах, стоящих в окопах, должна быть наша неослабная повседневная забота? Они — острие меча, направленного в грудь врага, они тот щит, которым заслонен народ от вражеского нашествия. Вы должны это понимать. Благодаря успехам наших южных фронтов сложилась такая обстановка, что именно мы стоим и обороняемся на самых близких подступах к Москве. Страна ждет от нас надежной и прочной защиты, которая гарантировала бы нашу столицу от всяких случайностей. Требую от вас создания глубокой эшелонированной обороны, прочной во всех отношениях. Создавайте продуманную систему заградительного огня стрелкового оружия с высокой плотностью. Непрестанно совершенствуйте фортификацию. Пределом может быть такая насыщенность оборонительной полосы траншеями и окопами, которая позволила бы на участке одного полка ввести полностью укомплектованную дивизию, а на место дивизии — корпус.

Генералы переглянулись: речь про оборону, но даже самому недогадливому ясно, что говорится о подготовке к большому наступлению. Они удвоили внимание.

— Сближайтесь с противником везде, где позволяет местность. Единственное, что я сейчас запрещаю вам, — мелкие, бесцельные стычки, которые скорее ослабляют нас, чем приносят пользу. Мы безусловно будем улучшать наши позиции, но проводить боевые действия надо в иных, чем некоторые предполагают, масштабах. Еще один важный участок, к которому я хочу привлечь ваше внимание, — учеба. Надо смелей выводить части в резерв и настойчиво обучать их действию большими массами в тесном содружестве с другими родами войск. О порядке учений вы получите указания от вашего командующего.

Вечером, в беседе с глазу на глаз, Черняховский предложил Березину, маскируясь усиленными оборонительными работами, готовить плацдарм на левом крыле армии для будущего большого наступления.

«Значит, будет так, как я предполагал, — думал Березин. — Значит, не напрасно армия отвоевала плацдарм на Лучесе в февральских боях, не напрасен выношенный в мыслях план будущего удара!»

Березина словно подменили. Он вновь обрел инициативу, уверенность. Едва закрылась дверь за Черняховским, он стал вызывать своих генералов. Стремительно расхаживая по блиндажу, Березин диктовал предварительные распоряжения начальнику штаба, начальникам служб и отделов, и не было в эту ночь офицера штаба, которого не затронули бы в какой-то мере его распоряжения.

 Глава вторая

На всем фронте перед Витебском стояло удивительное затишье, такое, что иногда не о чем было писать в боевых донесениях..

Крутов тревожился за Лену. Он нашел бы время вырваться из полка, чтобы навестить ее, но часть, в которой она служила, не стояла на месте, а кочевала с одного участка фронта на другой, и где она находится, он не знал, хотя и догадывался, что тоже не очень далеко от Витебска...

Присматриваясь, он не узнавал и самого себя. Все, чем он жил раньше, что составляло главный интерес, теперь отступало на второй план перед чувством, которого он и осознать еще толком не мог. И это называется любовь? Возможно, этого не случилось бы, будь он уверен, что Лена не изменила к нему своего отношения. Но ее письма...

Однажды совершенно неожиданно его вызвали в оперативное отделение штаба дивизии. Он приписал вызов рассеянности своего нового писаря, которому было далеко до сообразительности и опыта Зайкова, отпущенного в батарею. Наверное, не так, как следует, начертил схему обороны. Впрочем, он не был уверен в своей догадке, так как сам подписывал и проверял все документы. День выдался хороший, и Крутов решил идти пешком. Рыхлые кучевые облака плыли по чистому, словно промытому небу, плыли над полями, на которых дружно поднимались озимые, над рощами, окутанными зеленым туманом, плыли не торопясь, будто нежась в лучах солнца. На кустарниках поблескивали только что развернувшиеся еще клейкие листочки, от земли исходил тонкий аромат пробудившихся к росту трав.

— Такая прелесть, а тут сиди невылазно в сыром погребе, — вздохнул Крутов. — И когда это кончится?

Майора — начальника отделения — он не застал.

— Посидите, — предложил Крутову чертежник, сидевший у окна, где посветлее, — сейчас он придет.

В просторном блиндаже два стола, пара грубых скамеек. На стене к ошкуренным лесинам приколоты графики донесений, дежурств. Под ними на кнопках плакат с изображением женщины, прижавшей к груди ребенка; штык с фашистской свастикой, с которого еще каплет кровь, направлен в ее грудь. Как вопль, звучала броская надпись: «Воин Красной Армии, спаси!»

Крутов, не зная, чем ему заняться, придвинул чистый лист бумаги и стал рисовать, что придется: березку, хижину... Внезапно пришла мысль спросить о дивизии, в которой служила Лена. Возможно, чертежник знает? И он назвал номер соединения.

— А у вас кто там, знакомые? — поинтересовался чертежник.

— Да, приятель!

Чертежник глубокомысленно помолчал, глянул в какую-то карту:

— Была недавно недалеко от нас, а сейчас опять куда-то перешла. Надо спросить у майора.

У Крутова заныло в груди: «Опять перешла. Может, на другой фронт. Тогда и не увидишься!»

Стремительной походкой, широко и радостно улыбаясь, вошел майор, сунул свою узкую, изуродованную ранением руку Крутову, спросил:

— Приехал? Хорошо!

— Пришел! — уточнил Крутов.

— При такой погоде пройтись — одно удовольствие, — согласился майор и стал искать стакан под крохотный букетик цветов, желтых, голубеньких, которые насобирал, пока шел по оврагу.

— Товарищ майор, — обратился чертежник, — куда перешла эта дивизия?

— Зачем тебе?

— Капитан спрашивал. У него там приятель служит.

— Девушка, — смущенно сказал Крутов.

— О-о... Вы счастливец! Позвольте тогда вместо задания предложить вам приятнейшую прогулку. Вам надлежит связаться со штабом этой дивизии и на месте оформить все документы, касающиеся стыков, чтобы начальство могло, не тратя попусту времени, их подписать. Дивизия со вчерашнего дня соседка с вашим полком. А уж там вы найдете и вашу девушку.

— Это мы совместим, — обрадовался Крутов.

Майор коротко проинструктировал его, и Крутов, тепло попрощавшись, подался выполнять поручение. В тот же день, вечером, выполнив все необходимое, он нашел Лену. Санитарная рота полка располагалась в овраге.

— Здравствуйте! — сказал он, когда Лена, недоумевая, кто ее может вызывать, вышла из землянки.

— Вы? — удивилась и обрадовалась она. Стройная, похорошевшая, она показалась ему еще лучше, чем он знал ее до сих пор, хотя на ней не было ни украшений, ни красивой одежды, а всего лишь вылинявшая, много раз стиранная и латанная гимнастерка, перехваченная в талии солдатским ремнем, да такая же юбка и на ногах — кирзовые сапоги. Светлые пышные волосы, недостававшие до плеч, непослушно выбивались из-под пилотки. Когда она встала спиной к солнцу, они так и засияли.

— Вы зачем? — спросила она, справившись с первым смущением, хотя щеки еще продолжали пылать румянцем. — По какому-нибудь делу?

— Нет, только тебя видеть, Лена... — Крутов попытался взять ее за руки, но она поспешно их отдернула.