Медвежий вал

Вот перед ним докладная записка. Несколько небрежно сколотых листков бумаги. Но разве это фантазия двух офицеров, не имеющих к тому же завершенного военного образования? Нет! Такие листки — сокровище, величайшая ценность Советских Вооруженных Сил! В них собран добытый кровью опыт массы людей. Придет время, и из него будет извлечено все полезное, чтобы научить войска победам малой кровью.

Да, следует признать, что организация огневых групп в этом бою не оправдала возлагаемых на них надежд. Следовательно, Березин что-то сделал не так, как требовала обстановка. Не все попытки сделать лучше сразу дают ожидаемый результат. Упрека заслуживает не тот, кто в стремлении достичь победы над врагом не достиг полностью своих целей, а тот, кто, боясь ответственности, остался в бездействии. Будь он на месте Березина, он также искал бы новых приемов ведения боя, потому что тактика противника, несмотря на его пристрастие к шаблонам, меняется.

Военное искусство, как никакое другое, не терпит застывших форм, догматизма, а каждый раз, основываясь на достигнутом, требует свежей мысли, новаторства, смелого шага. Неправ тот, кто думает, что каждое движение можно предусмотреть буквой устава, инструкцией, и надеется, что стоит только знать их, держаться за них — и действия твои непогрешимы!

Может быть, Березин и ошибся в своих расчетах. Но, видя, что первый день не принес ожидаемых результатов, он стал искать другое, более правильное решение, и следующий день боя дал продвижение войскам. Сейчас уже целая дивизия находится на западном берегу Лучесы, южнее Витебска.

Форсирование Лучесы не просто преодоление по льду небольшой и неширокой речки. Это — скачок на рубеж, который противник хотел сделать непреодолимым препятствием. Кто знает, может быть, именно с этого небольшого плацдарма, где отбито столько настойчивых вражеских контратак, и начнется будущее наступление?

Дверь легонько скрипнула.

Семенов взглянул на вошедшего.

— К вам член Военного совета, — быстро доложил адъютант.

— Что же ты? Проси скорей! — сказал Семенов и встал навстречу входившему Бойченко.

— Что сообщают в последних донесениях? — спросил Бойченко, усаживаясь на предупредительно придвинутый стул.

— Ночь обещает быть спокойной, — сказал Семенов. — Противник, видимо, смирился с наличием нашего плацдарма.

— Бдительность ослаблять не следует!

— Разведка в этом районе действует активно, неожиданностей не может быть.

— Вы, кажется, посылали в войска своих офицеров-опытников? — спросил Бойченко, увидев на столе объемистую докладную записку. — Что они вам доложили?

— Пока лишь сырой материал... Пожалуйста, — протянул ему записку Семенов.

— Вы с этим согласны?

— Кое в чем приходится...

— Любопытно, — сказал Бойченко, бегло просматривая написанное. — Что же вы намерены делать с этим документом?

Семенов замялся, отыскивая наиболее осторожную формулировку.

— Говорить сейчас об исканиях правильного пути в сложившейся здесь, под Витебском, обстановке — только нанести вред армии. У нас есть еще люди, не умеющие отличить частного случая от общей закономерности истории, и они, неправильно истолковав критику, могут потерять уважение к авторитету старших начальников.

— Вы имеете в виду офицерский состав? — спросил Бойченко, отлично понимая, что речь в докладной записке идет о немаловажной ошибке командования.

— Да!

— Но таких очень мало! Наша обязанность научить офицеров правильно оценивать обстановку. И следовательно, такой документ им очень необходим и довести его надо скорее.

— Спешить с выводами не следует. Время покажет, что дала войскам эта операция.

— Офицеры горячо реагируют на результат боев, и будет этот документ или нет, толкований не избежать. Тем большая необходимость для нас дать им правильное направление, чтобы не было кривотолков. Правды не следует бояться. Она всегда учит людей.

— Но как на это посмотрит командующий? Ведь это все же его идея, он в ней был кровно заинтересован. Его престиж...

— Командующий — большой души человек, — спокойно перебил Бойченко. — Сомневаться, думать, что он некритически относится к проведенной операции, — значит, просто не уважать его.

— Все-таки неудобно...

— Разрешите мне подробней ознакомиться с этой запиской. Я думаю, что смелость, которой вам в данном случае недостает, найдется у Военного совета в целом. К тому же это наши общие ошибки. Войне ще не кинец, — произнес Бойченко.

Он не успел выйти, как адъютант снова приоткрыл дверь:

— Командующий!

В комнате появился Березин.

— Я забыл вам сказать, товарищ Семенов, напишите приказание, чтобы все командиры частей и соединений готовились к теоретической конференции по тактическим вопросам. Тема: «Наступление на сильно укрепленную оборону противника...»

Семенов записал и спросил:

— Срок?

— Чем быстрее вы ее подготовите, тем лучше. У нас накопилось много жизненно важных для нас вопросов, которые нельзя дальше решать в одиночку. Пусть люди выскажутся, поделятся опытом, потому что я тоже могу ошибиться. У вас есть что-нибудь ко мне?

— Рапорт начальника разведотдела, — сказал Семенов, — о неправильном использовании разведчиков.

— Решение подготовлено? — спросил Березин, бегло просматривая рапорт.

— Так точно: предупредить Кожановского о неполном служебном соответствии, — сказал Семенов и подал Березину другой документ — проект приказа.

Березин крупно, с нажимом вывел свою подпись и передал приказ Бойченко.

— Людей надо учить, иначе уроки забываются.

— Ну и нам, разумеется, тоже надо учиться... Самим! — И Бойченко тоже подписал приказ.

Березин остановился над картой, лежавшей на столе у Семенова. Линия фронта огибала Витебск. Почти на две трети окружность была уже проложена вокруг города, но Витебский укрепленный район еще оставался как краеугольный бастион Медвежьего вала. Гитлеровцы еще беспрепятственно питались по двум артериям — шоссейным дорогам, убегавшим в глубь Белоруссии на запад и юго-запад от Витебска.

Бойченко неслышно встал рядом с Березиным, побарабанил пальцами по столу, со вздохом сказав:

— Витебск, Витебск, скильки ще життя визьмешь ты за себе?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Глава первая

Весна под Витебском пришла ранняя, в неделю согнала снега с холмов и равнин. По оврагам бурлила и клокотала вода, размывала глинистые берега, отваливала землю пластами и, разжевав, гнала ее в почерневшую, разбухшую, но еще покрытую льдом Западную Двину.

Ночами легкий морозец прихватывал землю, но сил намертво сковать ручьи уже не хватало. Под напором вешних вод глухо ворочалась река, потом враз приподняла, оторвала льды от берегов и, ломая, сталкивая на поворотах, нагромождая друг на друга, помчала их к морю.

Как-то сразу, незаметно для глаза, посвежела зелень хвойных лесов, разомлели от тепла развесистые дубы и липы, опустила к земле тонкие ветви-руки с налитыми темными сережками береза. Спорили из-за гнезд грачи, и веселый гомон стоял в воздухе.

Смело, широко шагала по земле весна. Радовала каждого человека и огорчала. Огорчала заботами, враз навалившимися на бойцов. Оползали и заплывали грязью окопы. Это еще куда ни шло — без работы все равно не сидеть в обороне, но вот беда — негде отдохнуть бойцу, потому что и в блиндаже «плачут» стены, течет с потолка и такой сыростью веет — век бы не заходил в него.

На всем фронте перед Витебском установилось затишье. Много забот в это время бойцу-пехотинцу: то воду отлить, то жердочки в траншее настлать, то подкрепить стенку окопа там, где начинает сильно сползать бруствер. Тут не до стрельбы по отдельному гитлеровцу, который вдруг вылезет из окопа и пойдет куда-нибудь в тыл.

— Фриц? Провались он!..

Артиллеристы и те старались в драку не ввязываться. Из-за распутицы снаряды приходилось подтаскивать к фронту чуть ли не на руках. Изредка громыхнет где-нибудь орудие — и опять тишина. Хорошая весенняя тишина, когда радуется человек каждой набухающей почке, а вместе с радостью заползает в грудь какая-то непонятная тоска, и не знаешь сам, как от нее избавиться.