Медвежий вал

— Вы были так увлечены вороной, — рассмеялась она, — что могли не заметить колонну машин, а не только меня! — Разговаривая, она достала банку консервов, хлеб и еще что-то, завернутое в бумагу.

— Раскройте! — сказала она, подавая ему консервы.

— Вы говорите мне так, словно наперед знаете, что у меня есть нож.

— Раз человек метко стреляет...

— А человека зовут Павлом, — вставил Крутов.

Она метнула на него любопытный взгляд и, чуть усмехнувшись, продолжала:

— Значит, он любит оружие, а если так, он обязан иметь при себе нож.

— Смотрите, какая убийственная логика!

Крутов сдвинул ее и свой паек в одно место.

— Давайте дружно навалимся и съедим все. Хорошо?

— Ладно, — просто, без церемоний согласилась девушка.

Вскоре пустая банка полетела в кювет. После нескоро съеденного обеда обоим захотелось пить.

— Собирайтесь, — сказал Крутов, — где-нибудь найдем чистый ручеек.

Девушка быстро переложила поплотней содержимое своего мешка, и Крутов с удивлением увидел все ее небогатое имущество, шелковое платье, туфельки, кусок стальной отполированной пластинки, служившей зеркалом (из танка, — догадался Крутов), полотенце, сапожную щетку, сверток бумаг и другую мелочь. Ни у одного бойца такого не увидишь.

— Платье для танцев?

— Нет, — вздохнула девушка и ласково погладила шелковую текучую ткань. — Для памяти. Это мое самое любимое платье. В нем я танцевала в день окончания школы, в нем я буду танцевать в День Победы.

— Хорошо, кто дождется этого дня, — задумчиво сказал Крутов В этот миг перед ним так ясно встала судьба его Иринки «Тоже мечтала, думала, ждала...»

— Ничего, довоюемся, — решительно заявила девушка и, поднявшись, забросила мешок за плечи. — Идемте, что ли. А то и часть свою не найдешь!

Дорогой завязался непринужденный разговор, и они не заметили, как прошли несколько километров. Машины обгоняли их, обдавали запахом перегоревшего бензина, а они шли да шли, лишь чуть-чуть принимая вправо. Девушка охотно рассказывала о себе, о школе, парке, театрах, улицах родного Свердловска, загородных прогулках. Крутов легко представлял все это в своем воображении. Он сам прожил несколько лет в Свердловске и очень любил этот город.

Ее дорога в жизни была ясна и по-солдатски сурова, как и у многих девушек в годы войны. Сразу после окончания школы Лена Лукашева пошла учиться на краткосрочные курсы медицинских сестер. Летом сорок второго года она была уже на фронте. Некоторое время служила в санитарной роте, присматривалась к новой для нее фронтовой жизни, оценивала свои силы. Потом попросила назначения в разведывательный взвод — там нужен был санинструктор. Если бы раньше ей кто сказал, что она способна вынести из боя раненого мужчину, она бы не поверила. Оказалось — способна!

Жизнь разведчиков полна опасностей, и редко кому удается долгое время оставаться невредимым. Лена тоже не миновала этой участи и уже покидала из-за ранения полк...

— А сейчас откуда? — спросил Крутов.

— Мы идем с вами одной дорогой, — ответила она.

— Ранена во второй раз? — удивился он.

Лена кивнула головой. Крутов недоверчиво посмотрел на нее, и она перехватила этот взгляд.

— Не верите?

— Верю, что вы санинструктор, потому что у вас на погонах змея, но... насчет разведки сомневаюсь. Как-то вам не по комплекции такая профессия, — откровенно признался он.

Тогда она молча расстегнула шинель. На груди блестели ярко начищенная медаль «За отвагу» и орден Красного Знамени. На правой стороне уже были пришиты две красные ленточки. Крутов знал им цену. Можно не верить словам, но нельзя сомневаться в этих ленточках — отметках ранений.

— Простите, я не хотел вас обидеть, — проговорил Крутов. «Вот так девушка», — с удивлением подумал он.

— А вы? — спросила она. — Что же вы не расскажете о себе?

— Я-то не очень удачлив, — ответил он. — Вероятно, и в госпиталь попал по глупости. Ждал штрафной роты, но, кажется, обойдется...

Он откровенно рассказал ей обо всем. Лена слушала его с явным сочувствием.

— Вам бы следовало поработать в санитарной роте, — сделала она неожиданный для него вывод.

— Что вы! Я боюсь крови... — признался Крутов.

— Вот и хорошо. Наслушались бы криков, стонов, нанюхались бы крови до тошноты, так больше берегли бы и себя и людей.

Идти им было по пути. Она шла в часть, стоявшую неподалеку от рощи, где находился полк Чернякова. Свернув с большака на проселочную дорогу, они пошли через поле. Когда проходили ухабистым местом, Крутов взял ее под руку:

— Разрешите?

Взглянув внимательно, она задержала на нем пытливый серьезный взгляд.

— Вам, — она помедлила с ответом, не сводя с него глаз, — разрешаю.

Он крепче прижал ее руку к себе и, испытывая неизъяснимое волнениие от ее близости, чуть склонившись к ней, спросил:

— Значит, только мне такая милость?

— Только вам!

— Почему? — стараясь заглянуть в ее лицо, продолжал допытываться он.

— Так... — пряча глаза и зябко поеживаясь, неопределенно ответила она. — Пойдемте быстрей, мне холодно.

Вскоре им пришло время идти разными дорогами. Они остановились, помолчали. Сказать хотелось многое, а времени было только-только попрощаться, и они стояли молча. Он держал ее маленькие пальчики в своих больших руках, грел их, даже сжимал их очень крепко, и она не отнимала рук, хотя порой, наверное, ей бывало больно.

— Вы же поломаете мне руки, — смеясь, говорила она. — Кому нужна будет калека?

— Мне!

— Это вы только сейчас так говорите!

Шутливое выражение сбежало с его лица.

— Скажите, я могу рассчитывать на откровенность? — спросил он, понимая, что молчанием и шутками ему не закрепить этого знакомства.

— Я и так с вами откровенна, как ни с кем!

— Может быть, это покажется вам смешным... но... но вы... свободны?

— Я не понимаю вас, — она потупилась, ковырнула носком сапога землю.

— Ну, как это объяснить... Вы любите кого-нибудь?

— Зачем это вам?

— Странный вопрос! — Он пожал плечами. — Стал бы я спрашивать, если бы это не было для меня так важно.

— Нет, — покачала она головой. — Я любила, но это было давно — в школе...

— А вы могли бы когда-нибудь... полюбить такого, как я?

— Я вам пока ничего не скажу, — ответила она, стараясь высвободить свои пальцы. — С этим не шутят!

— Разве я шучу! — Крутов вздохнул и отпустил ее руки. Раскрыв полевую сумку, он достал блокнот и записал ее адрес — номер полевой почты.

— Я могу ждать ответа?

— Да, — тихо произнесла она.

— И вы ответите на мой вопрос?

— Со временем, может быть...

Поправив на плечах вещевой мешок, она подала ему руку:

— Счастливого пути вам!

— До свиданья! — ответил он крепким пожатием. — Берегите себя, не рискуйте зря.

— И вы тоже, ладно? Обещайте мне! — Лена смотрела на него ясными и немного грустными глазами. — Хороших людей гибнет так много...

Крутов долго смотрел ей вслед, потом пошел своей дорогой, все время оборачиваясь в ее сторону. Раза два и она оглянулась и даже помахала ему рукой. Но вот она скрылась за пригорком, и сразу вокруг помрачнело, даже туман словно еще более сгустился и стал тяжелее. Дорожка, вильнув, спряталась во мгле, но Крутов знал — недалеко роща, землянки и жаркий огонек в камельке. И он прибавил шагу.

Подразделений полка в роще уже не было, они ушли на исходное положение. Переночевав в землянке тыловиков, Крутов чуть свет пошел на передовую отыскивать свой полк. В штаб он пришел, когда грянула артиллерийская подготовка. Тут было не до разговоров, и начальник штаба приказал ему идти на наблюдательный пункт к Чернякову.

— Ну что ж, располагайся! — сказал полковник Крутову, словно тот вовсе и не отлучался из полка.

Располагайся! В этом слове — большой смысл. Это значит — садись к телефонам и узнавай обстановку, проверяй, на месте ли командиры батальонов, будь начеку. Все это Крутову знакомо, близко и не потребовало ни расспросов, ни разъяснений. Бой ушел куда-то вперед, и сейчас важнее слушать, чем наблюдать, тем более в такую погоду.