Акрополь

– Мы всегда будем рады лишней паре рук, и всегда найдем этой паре рук крышу над головой, – сказал он, не поднимая глаз от карты. – Но это, конечно, вам не понадобится. Ведь вы не доживете и до вечера с вашим настроем, не так ли? – он с громким хлопком бросил карту на стол, посмотрел на Лизу и в очередной раз вымученно улыбнулся.

Лиза не ответила, просто взяла карточку, развернулась и пошла к дверям. И вот теперь она стояла на улице и не знала, как быть дальше.

На самом деле решения было два, и Лиза прекрасно это понимала. Ей оставалось только пойти в Административный центр, и встать на учет, как падшей. Или ей нужно было пойти в сторону реки и утонуть. Из глаз полились слезы. Ей нужно было принять решение, к которому ее готовили всю жизнь. Ее учили, что когда умирает Хозяин, тот, кто в Списках, тоже должен умереть.

Лиза побрела в сторону реки, она плохо понимала, где находится. Это была самая бедная часть города, трущобы, в которых жили люди, даже не пытавшиеся воспользоваться всем тем, что могли дать Знающие. Те, кто в Списках, считали, что такие люди слишком глупы, чтобы понять, какие блага они могут получить, но Лизе всегда казалось, что это чересчур простое объяснение. Может быть, они не хотели не потому, что были глупыми, а потому что им хватало того, что у них есть? Вообще, объяснения, которые бытовали среди тех, кто в Списках, казались Лизе слишком простыми и однобокими. Она всегда была тихой, замкнутой, никогда не могла заговорить первой с человеком. Даже на собраниях тех, кто в Списках, она сидела молча и отвечала, только когда к ней обращались. Все это время Лиза внимательно наблюдала за окружающими, мысленно оценивая их, предполагая про себя мотивы их поступков. Она соотносила свои наблюдения с тем, чему ее учили, и часто приходила к выводу, что человек гораздо сложнее, чем ей пытались внушить. Еще ей всегда казалось странным, что те, кто в Списках, считали себя выше остальных людей. На самом деле они были совершенно одинаковыми, просто одним лотерея жизни дала возможность вытянуть счастливый билет, а другим – нет. Иногда Лизе приходило в голову, что если бы она высказала свои мысли Знающим, то, возможно, продвинулась бы на пару ступеней на лестнице Философии, но она никогда не могла побороть природной скромности.

В воздухе появился запах сырости, стали доноситься крики чаек. Лиза поняла, что идет в правильном направлении.

Вот, казалось бы, взять даже этот обычай: умирать, когда умирает Хозяин. Конечно, это было верно с точки зрения Философии Знающих, и те, кто в Списках, должны были принимать этот обычай. Но как, скажите, можно его понять, когда для этого нужно пройти всю лестницу Философии, а ни один человек никогда ее не проходил? То есть мы вынуждены играть по правилам, которых не понимаем, более того заранее известно, что мы не способны их понять, но все равно мы должны им подчиняться. Почему не дать возможность добраться до вершины лестницы, и уже там, с полным осознанием того, что то, что ты делаешь – полностью обоснованное и правильное решение, прекратить добровольно свою жизнь? Это казалось Лизе странным. Поэтому у меня и не получилось умереть, подумала она, наверное, я подсознательно не хотела исполнять свой долг. Над головой носились чайки, подул легкий бриз, река была все ближе.

Смогу ли я на этот раз? – подумала Лиза. И поняла, что сможет, но не потому что ее вело чувство долга, а потому что у нее не было выбора. Сейчас это будет не исполнение ритуала, а просто самоубийство отчаявшегося человека, которому некуда идти. Ничего из ряда вон выходящего. Просто, когда ее тело выловят из воды, и обнаружат перечеркнутый знак на плече, никого больше не будут волновать обстоятельства ее смерти. Тело передадут Знающим, и они кремируют останки, выбив ее имя в длинном ряду на Аллее Памяти.

Из-за поворота показалась река, Лиза перешла дорогу, приблизилась к парапету и посмотрела вниз, по воде плыл мусор. Лиза посмотрела вокруг: на набережной стояли длинные невысокие серые здания, скорее всего, склады, не было видно ни одного человека. Лиза перевела взгляд на воду. Падение ее не убьет, она в любом случае попытается инстинктивно выплыть. Она посмотрела под ноги. Около парапета лежал довольно большой осколок кирпича. Лиза вздохнула. Если встать на парапет и со всей силы ударить себя кирпичом по голове, то она, скорее всего, потеряет сознание и упадет в воду. А там уже вряд ли ей повезет настолько, что она снова останется в живых. Лиза наклонилась и подняла осколок кирпича. Происходящее вдруг показалось ей абсурдным. Как можно ударить себя по голове так, чтобы потерять сознание? Рука инстинктивно замедлит движение, и удар получится недостаточно сильным. А может, и нет. Лизе хотелось только одного: чтобы все это как можно быстрее закончилось, совершенно все равно, каким образом. Она вскарабкалась на парапет, посмотрела на отражающиеся в воде яркие цвета неоновых экранов. Такое чувство, что я не убиваю себя, а делаю какую-то нудную механическую работу, подумала Лиза. Она снова вздохнула и отвела руку. На счет «три», решила она и начала считать вслух.

– Один.

Вдалеке загудела баржа.

– Два.

Пронзительно закричала чайка, Лиза напрягла руку перед ударом, сердце начало бешено биться. Сердце… это не ее сердце, это чужое сердце.

И тут что-то щелкнуло в голове. Река исчезла, вместо нее Лиза увидела лобовое стекло, и светящуюся синеватым светом приборную панель автомобиля, горели красные огни фар едущей впереди машины, играла тихая размеренная музыка. Лиза видела все это чужими глазами, видела, как смотрит по сторонам, а потом на мгновенье переводит взгляд на зеркало заднего вида. Потом боковым зрением она уловила движение, и все завертелось вокруг, взгляд уже не мог ни на чем сфокусироваться. А потом был чудовищный удар, за которым последовала чернота.

Лиза очнулась. Она все еще стояла на парапете, кирпич выпал из рук, и, наверное, упал в реку. Лиза тяжело дышала, сердце все еще яростно стучало в груди. Она вспомнила слова Теодора Верца: донор оказался подходящим.

Лиза слезла с парапета, тяжело оперлась об него и уставилась невидящим взглядом на воду. Так она простояла с полчаса, потом достала из кармана карточку.

Госпиталь Святой Елены.

Лиза медленно побрела назад.

Обратно она шла несколько часов: она почти не помнила дороги, поэтому часто заходила не туда. Иногда ей попадались люди, и она спрашивала у них. Так или иначе, когда наступил полдень, Лиза снова стояла у дверей госпиталя Святой Елены. И тут она столкнулась с новой проблемой: она совершенно не понимала, что ей делать теперь. Просто найти Теодора Верца и сказать, что ей нужна помощь? Она помнила, какие слова он сказал ей, когда она уходила, и это не придавало ей оптимизма. Но больше ей не к кому было обратиться. Зайти она не решалась. Лиза вспомнила, что Верц дежурил по двое суток: приходил вечером и уходил вечером через день. Его сменяла такая же уставшая, как и он, женщина. Лиза не помнила ее имени, они не разговаривали ни о чем, кроме того, как она себя чувствовала. Лиза, напрягла память. Да, вчера днем тоже был Верц, значит, сегодня вечером он должен уйти домой. Но сколько выходов в больнице? Лиза знала только про один. Что ж, придется стоять, ждать и надеяться, что ей повезет.

И ей повезло. Верц вышел, когда уже стемнело, все это время Лиза простояла на том же самом месте, боясь даже на минуту отойти куда-нибудь, чтобы не пропустить его. Она замерзла, ужасно хотелось есть и спать, ноги гудели. Она чуть не пропустила его в свете одного единственного тусклого фонаря. Узнала его только по походке и характерной сутулости. Вечером Верц сменил свой старый грязный халат на застиранный свитер и протертую на локтях куртку. Лиза кинулась к нему, но вдруг остановилась. Она смотрела ему в спину. Что она ему скажет? Она так и не придумала за то время, что ждала.

– Извините! – крикнула она.

Верц не оглянулся, должно быть, не услышал, или решил, что обращаются не к нему. Лиза побежала за ним.