Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 58

Мы выбросились на песок с одним из валов прибоя. За минуту перед этим я понял, почему кучка людей была коричневая: они был" полуголые, в одних штанах и загорелые, как полинезийцы.

Но в ту минуту, когда, я, "изящно перебежав" с кормы на нос по банкам "Speranz'ы", прыгнул на песок, от полинезийской группы отделился человек во "френче".

Ура, - на нем были погоны!

Произошла, сцена из "Жюль-Верна".

- Я комендант острова Тендра. Кто вы и откуда? Я ответил в том же стиле:

- Шульгин ... из Одессы ...

- У вас есть документы?..

- Исключительно фальшивые...

- Пожалуйте...

Он пригласил нас следовать за ним.

Мы пошли, увязая в песке. Коричневая кучка, любопытных надвинулась на нас с расспросами, но ее отодвинули.

Я успел, однако, рассмотреть, что все это была молодежь. По-видимому, интеллигентная или полуинтеллигентная, но страшно загорелая, поздоровевшая, бронзово-неузнаваемая...

Но отчего они все так одеты, то есть, неодеты? Что это - форма?

Итак, мы пошли за комендантом.

Маяк смотрел на всю эту сцену, - я "пусть меня повесят", как говорят герои Жюль-Верна, если у него, этого маяка, при этом не было какое-то странное выражение.

Он смотрел на нас с сочувствием, даже ласково, но какая-то складка печальной иронии угадывалась в этих двух черных кольцах...

Я не понял тогда, к чему она относилась ...

Мы были, как пьяные. Нас качало во все стороны после шлюпки, а, кроме того, все смеялось кругом ... Небо, море, песок и даже эта палящая жара, от которой единственное спасение в пене прибоя...

Но люди...

Люди были коричневатые.

Они не смеялись.

Они посмеивались...

Некоторая часть "полинезийцев" приоделась и оказалась молодыми морскими офицерами.

Они шутили на наш счет, т. е. больше насчет Ирины...

- Ты сегодня дежурный?

- Я...

- Значит, тебе ...

- Что.? ..

- Выводить в расход блондиночку ...

- Ну вот...

- А ты думал ... Явно шпионка! ..

- Я не дежурный...

- Не хочешь... ничего, брат, привыкай!

Через некоторое время мы уютно обедали в кают-компании эскадренного миноносца "Капитан! Сакен", причем "расстрельщики" ухаживали за "жертвой" ..

Ни к этому ли относилась ирония маяка?

Нет, - к другому ...

Этой же ночью мы ушли в Севастополь на "Лукулле". Маяк не сверкнул нам в темноте на прощанье, - керосину не было...

"Лукулл"

Это был тог "Лукулл" ... "тот самый" ...

"Лукулл" - яхта. Теперь многие знают его очертания. Это тот самый "Лукулл", на котором впоследствии держал ставку главнокомандующий генерал Врангель.

Но тогда это был мало кому известный "Лукулл", замечательный, впрочем, тем, что на нем шел командующий флотом адмирал Саблин.

Итак, мы в гостях у "комфлота"...

Адмирал пригласил нас к обеду.

Обедали на юте, на открытом воздухе.

Погода была дивная. "Лукулл" "пенил воду", как принято выражаться в этих случаях, и все было, как полагается.

Обед очень скромный по старым меркам, но для наших совдеповских желудков нестерпимо сытный ... Сервировка тоже скромная, - но все же, боже мой...

У нас там, "на берегу, моря", был один разбитый стакан "за все". А тут...

- И белая скатерть!..

Это не удерживается Ирина..

Белые офицеры (моряки сохранили белые кителя) учтиво расспрашивали, что значит "и белая скатерть" ... А у адмирала на плечах среди золота, - черные двуглавые орлы ...

И обедают, как раньше обедали культурные люди, и не надо каждую минуту прислушиваться, почему скрипнула садовая калитка, и читать в испуганных глазах:





- Идут?..

Нет, идет только "Лукулл", спокойный среди спокойного моря, и идет мирная беседа на юте, Спрашивают...

Мы рассказываем... И не знаешь хорошенько, что же сон: "это" или "то". Может-быть и то, и другое... Настоящая жизнь была до революции. Мы проснемся, когда все кончится.

Но когда же?..

Теперь я расспрашиваю.

- Не грабят? ..

- Нет. В общем, нет. Бывают, конечно, случаи... но, в общем нет. Это надо сказать...

- Каким же образом удалось? ..

- Да сначала, конечно, мерами строгости ... Расстреливали ... А потом как-то поняли сами. Конечно, не все... но значительная часть поняла.... отчего мы в Крыму, а не в Москве ...

- А население? Переменили отношение?

- Переменили безусловно... К нам, по крайней мере, морякам, хорошо относятся. Но ведь у нас строго... конечно, в армии бывает, но в общем былых безобразий нет... и отношение населения иное.

Я знаю, как флот относится к армии и обратно.

Потому для меня свидетельство моряков о сухопутных ценно.

Затем следует неизбежное. Начинаются, жалобы, что флот забросили, притесняют, угнетают и т. д.

Но так как я твердо знаю, что нет ни одного рода оружия, и ни одной части, и ни одного полка, и даже ни одной роты, которая не была бы свято я нерушимо убеждена, что она самая угнетенная из всех, - то я слушаю это в пол-уха.

В доказательство, однако, говорят:

- Нашу новую форму видели?.. Не дают флоту обмундирования, что поделаешь... Пришлось узаконить это "полуголое состояние"... Вот придем в Акмечеть - и увидите...

Мы подходим...

Тут стоит несколько судов и, между прочим, тот несчастный крейсер, на котором в начале революции произошли душу раздирающие избиения офицеров.

Вахтенный докладывает:

- Подходим в "Алмазу"... Команда стоит во фронт.

Адмирал подходит к борту.

Все замерло здесь у них.

Вот там, на борту "Алмаза", ровным, ровным коричневым частокольчиком стоят застывшие "полинезийцы".

Адмирал здоровается в рупор.

Оттуда через несколько мгновений доносится дружное, размеренное, скандированное:

- Ррррра... и,.. е... е... а.. : е . . . а . . е . . ! рррррр... о!..

И чувствуется в этих гласных без согласных и согласие и сила...

И почему-то это волнует.

А когда мы всходили на судно и капитан поздоровался с Лялей, он отчеканил, как и полагается "юнкеру флота":

- Здравия желаем, господин капитан перррвого рраанга...

И расплылся радостной улыбкой... Ведь полагается весело приветствовать начальника" ... Почему и этот пустяк... "щемит"? ..

Сигнал. Адмирал покидает "Лукулл".

Это торжественно. Все на судне должно чувствовать этот момент.

У трапа нарядный вельбот. На веслах бронзовые полинезийцы.

- Встать! смирно!..

Бронзовые вскакивают и застывают в вельботе. Здороваются. Адмирал садится и берет в руки рулевые тросы.

- Садясь!.. весла разобрать!..

Бронзовые опускаются, а весла лесом встают к небу.

- На воду!!!

Весла падают на, воду.

Вельбот отваливает. Бронзовые тела; красиво покрываются мускулами, и Андреевский флаг волнующим крестом вьется над струйкой у кормы.

- Что с вами, Ирина? ..

- Ах, я не могу на все это смотреть... хочется плакать ... Отчего это? ..

Мы cнова вышли в море. И тут оно доказало, как нам повезло, и как оно было милостиво к нам накануне.

Разыгрался шторм. "Лукулл" держал себя хорошо, но море обращалось с ним безжалостно.

Меня каким-то чудом не укачало, и потому я мог оценить красивость шторма. Удивительно интересна взбесившаяся вода. Одно неприятно. Кажется совершенно невероятным, чтобы она когда-нибудь успокоилась.

А меж тем все придет в порядок, когда настанет "час определенный". Не то ли и с революцией?

Люди, испугавшись этих косматых чудовищ, уверовали, что их силе нельзя противиться...