Страница 7 из 33
Вместе с тем необходимо отметить, что при всей привлекательности этой идеи ее трудно методически конкретизировать в работах традиционного типа, отдающих приоритет количественным методам исследования. Поэтому представители культурной психологии часто работают с качественными методами, обосновывая и доказывая, что их возможности, как минимум, не уступают возможностям количественной методологии.
В последние годы представители культурной и кросс-культурной психологии все чаще говорят о необходимости поиска компромисса, потому что обе стороны осознали, что у каждой из них есть свои достоинства и недостатки. К трудностям культурной психологии относят следующие:
• отсутствие убедительной и широко приложимой методической базы;
• релятивистская ориентация, которая осложняет нахождение общедоступных способов описания для культурно-специфических феноменов;
• конструктивистская ориентация: признание идеи конструирования социального и психологического миров приводит к мысли об их создателе.
К проблемам кросс-культурной психологии относятся:
• опасность концептуальной ригидности: тот логико-эмпирический подход, который в ней принят, не оставляет места «объяснительному» подходу;
• излишняя уверенность в объективности используемого методического аппарата при том, что сравнительный подход связан с множеством методологических трудностей.
Учитывая наличие проблем в обоих течениях, представители этих дисциплин в последнее время подчеркивают, что следует двигаться в направлении нахождения соотношения культурной и кросс-культурной психологий не по принципу «или-или», а как взаимодополняющих областей.
1.5. Местная (туземная) психология
Самой молодой, фактически только сейчас переживающей период своего становления дисциплиной является местная (туземная) психология. По определению одного из ее наиболее известных теоретиков У. Кима: «Туземная психология – это психологическое знание, которое является специфичным, не транспортированным с другого региона и которое предназначено для своих людей… Здесь исследуются феномены в особенном социально-культурном контексте, и изучается, как этот контекст влияет, оформляет и направляет психологическое описание, объяснение и выводы» (У. Ким, 2001).
Представление о местной (туземной) психологии становится четче и яснее при знакомстве с работами, в которых данный раздел сопоставляется с культурной психологией. В частности, японский исследователь С. Ямагучи отмечает [36], что культурную и туземную психологии роднит то, что обе они отвергают идею об универсальности психического функционирования человека как слишком упрощенно понимаемую в традиционной психологии. Однако, несмотря на их сопротивление принятию идеи об универсальных законах психического функционирования, обе они осторожно принимают кросс-культурные сравнения как желательные. Последнее, с точки зрения автора, означает, что они допускают возможность похожести культур, то есть обе принимают, по крайней мере, возможность выявления универсальных законов.
На этом схожесть не заканчивается, так как обе они в отличие от традиционной психологии подчеркивают важность контекста, в котором разворачиваются действия человека, а также важность интенций, что обычно игнорировалось или отрицалось как слишком субъективное. Для туземной и культурной психологии интенциональное поведение человека – главный объект изучения.
Единственным отличием между ними, по С. Ямагучи, является подход к рассматриваемому объекту. Представители туземной психологии часто подчеркивают, что теории, понятия и методы исследования должны быть развиты в самой изучаемой культуре. Более того, сами ученые должны быть местными. Культурная психология эти идеи не поддерживает. Она предполагает, что хорошо обученные исследователи извне (часто при помощи местных информантов) могут открыть местные законы, управляющие чувствами, мыслями и поведением людей в данном культурном контексте.
Наиболее серьезное отличие касается роли туземных понятий. Туземные психологи доказывают, что использование исключительно международного языка может привести к потере богатства местных понятий и методов, воплощенных в языке более значимом для данной культуры. Культурные психологи обычно объясняют функционирование психики в конкретной культуре, используя международные понятия, которые, в основном, сконструированы на Западе. Защитники данной точки зрения аргументируют это тем, что теории, использующие исключительно местные понятия, будут не очень понятны ученым вне данной культуры.
Несмотря на описываемые различия, С. Ямагучи подчеркивает, что культурная и туземная психология имеют намного больше общих черт, чем различий, поэтому есть смысл попытаться найти компромисс и создать интегрирующую обе дисциплины исследовательскую стратегию:
«В этом подходе исследовательская команда всегда включает как местного исследователя, так и исследователя из какой-либо иной культуры. Они работают вместе, используя местные понятия для того, чтобы создать народную психологию действия в специфическом культурном контексте. Затем местные понятия и теория, содержащая местные понятия, соотносятся с международной терминологией в психологии. Такой подход удовлетворяет требования туземной психологии, поскольку местные феномены изучаются исследовательской командой, включающей местных исследователей, без импортирования теорий или понятий, развитых на Западе. Он также удовлетворяет требованиям культурной психологии, во-первых, поскольку развитие народной психологии это часто ее цель, а во-вторых, поскольку туземные понятия будут соотнесены с международной терминологией в психологии» [36, с. 10–11].
С. Ямагучи сделал попытку воплотить свои предложения в жизнь. Он попытался соотнести японское понятие «амае» с понятиями западной психологии «привязанность» и «зависимость». Сама процедура соотнесения заключалась в следующем: испытуемым были предложены описания типичной безопасной и небезопасной привязанности. Взрослым японским испытуемым предлагалось читать эти описания и отмечать, в какой степени каждый из этих типов поведения напоминает им поведение амае. В результате разнообразные нюансы общих и отличительных характеристик всех трех понятий – амае, привязанность и зависимость – были выявлены, и стало возможным их соотнесение.
На сегодняшний день трудно сказать, какой будет судьба местной или туземной психологии, но ясно, что ее появление является вызовом унификации, попыткой отстоять исконное разнообразие представлений о психике, категориального аппарата для ее описания, методов ее исследования и т. п., существующих в разных культурах.
1.6. История и современное состояние отечественной этнопсихологии
Этнопсихологические идеи в XIX веке. Известно, что еще до Лацаруса и Штейнталя, а точнее в ноябре 1846 г., на втором собрании Русского географического общества выступил действительный член этого общества Н.И. Надеждин и, откликаясь на призыв К.М. Бэра о незамедлительной организации этнографических исследований всех наций и народностей России, изложил свое видение данного вопроса. Рассматривая, в частности, проблему предмета и методов этнографии, он высказал идею выделения в качестве одной из трех ее субдисциплин – этнографию психическую. Надеждин подразумевал под этим «исследование всех тех особенностей, коими в народах… знаменуются проявления «духовной» стороны природы человеческой, т. е.: умственные способности, сила воли и характера, чувство своего человеческого достоинства и происходящее отсюда стремление к беспрерывному самосовершенствованию» [18, с.76].
В дальнейшем под руководством Н.И. Надеждина была разработана программа комплексных исследований, где, в частности, предусматривалось изучение народной психологии в зависимости от этнической специфики быта, культуры, условий жизни, семейных отношений, воспитания и т. п. Свыше 7000 экземпляров этнографической программы разослали по всем регионам России, и с 1848 г. начался интенсивный сбор материалов. И хотя исследование велось посредством методического и категориального аппарата этнографии, тем не менее оно представляет огромный интерес, отражая начальный этап развития отечественной этнопсихологии.