Страница 33 из 47
Озеро было еще подо льдом, но у берега вода уже открылась, и над ней кружились птицы. На нерастаявшем снегу я видел много заячьих следов и дважды встретил самих зверьков, которые держались очень доверчиво. В приручьевом ольшанике меня атаковали два дрозда Науманна, хорошо знакомые по Дальнему Востоку, где их бывает очень много на пролете. Здесь, на пределе лесотундры, эти дрозды выводят потомство. Еще одним старым знакомцем оказалась варакушка, «болотный соловей», как называют этих птичек в Центральной России. Отличный певец с красивым ярким «галстуком» на груди. Область распространения варакушки велика, охватывает почти всю лесную зону Европы и Азии.
Птиц много, то и дело отмечаю в дневнике встречи куропаток, чаек, поморников. Вот протянули вверх по ручью три морянки. Два канюка с криками преследуют черного ворона. Носятся белохвостые песочники… Постепенно даже на протяжении одного маршрута начинают проявляться особенности фаунистических комплексов: в лесу почти нет таежников, преобладают обитатели лесотундры – дрозды, варакушки, чечетки; у водоемов – чайки, поморники, водоплавающие, в открытой тундре – кулики, прежде всего – ржанки; подорожники, куропатки. Все же Ары-Mac не назовешь лесом, это какое-то «тундролесье», совершенно специфичный биоценоз.
Дождь и ветер заставили меня вернуться, но все-таки представление об Ары-Масе теперь у нас было. Его общая площадь около пяти тысяч гектаров. Ботаники настаивали на том, чтобы включить в территорию заповедника не только сами редколесья, но и прилежащие тундры. Пользуясь картами, мы начертили план будущего заповедного участка и рассчитали его площадь – 15,5 тысяч га. К сожалению, граница землепользования двух хатангских колхозов проходила как раз по озеру Богатырь-Кюэль в самом центре Ары-Маса, поэтому улаживать землеотводные дела надо было теперь с двумя колхозами – в Жданихе и Крестах. В каждом предстояло провести общее собрание колхозников и просить их согласия на отвод этих участков в заповедник.
Только пятого июля погода стала меняться к лучшему. Облака уносило куда-то к западу, проглядывало чистое небо. Женя починил мотор, мы простились с ботаниками и двинулись в обратный путь. После дождей по реке несло мутную пену, и вода в Новой напоминала густое какао. Мы спустились километров на десять и свернули в узкую протоку, приблизившись по ней к поросшей редколесьем сопке. Здесь остановились, решили сделать еще один маршрут, а Женя поставил сети, чтобы привезти домой рыбки.
У подножия сопки протянулась полоса полигонально-валиковых болот, где было множество плосконосых плавунчиков. Эти чудесные птицы, занятые своими делами, совершенно не обращали внимания на людей – как будто бы нас и не было поблизости. Они летали, садились на воду, плавали, словно миниатюрные уточки. Биология плавунчиков замечательна тем, что яйца насиживают не самки, а самцы, которые окрашены скромнее, чем их более нарядные супруги. Состав орнитофауны здесь был примерно тот же, встретили только еще рогатого жаворонка (типичного обитателя тундры) и каменку, яркую птичку, широко распространенную и в открытых ландшафтах, и в редколесьях (особенно по долинам рек).
Вечером долго не могли укрепить палатку – металлические колышки сразу же упирались в мерзлоту, пришлось лить кипяток под штыри. После непогоды ярко светило солнце, и мне не спалось. Одолевали раздумья, как организовать поездку для обследования основной территории. Первоначальный замысел – сплыть на резиновых лодках по Логате и делать пешие маршруты – был правильный, но кто же поедет, кроме меня и Вали? Танкачеев не сможет, он будет заниматься в Хатанге оформлением землеотводных дел, Норин отказался… Правда, был еще вариант насчет приезда запасного участника нашей экспедиции, моей жены, зоолога Н.К. Носковой. Конечно, Надя не полярный волк, однако имеет порядочный опыт участия в экспедициях по Дальнему Востоку и Сибири. В Приамурье мы неоднократно сплывали на резиновых лодках по реке Гур (Хунгари), а в 1970 г. во время проектирования заповедника «Малая Сосьва» прошли с ней и охотоведом Андреем Пановым по Конде от самых верховий до Турсунтского тумана, преодолевая десятки труднейших завалов. Но ведь здесь совершенно нежилые места, необозримые безлюдные пространства, суровый климат. К таким маршрутам надо готовиться всерьез, нужны и легкие моторные лодки, типа польских «грифов», и специальные палатки, разные там КАПШи[46]. А что у нас? Две стандартные резиновые лодочки; даже примусы и те куплены в хозмаге перед самым отъездом… Я слышал, есть какой-то «шмель», но сам его в глаза не видел.
Плыть надо на двух лодках – в одной Валентин с двумя веслами, в другой мы с Надей – я на корме, она в носу, и по веслу у каждого, так удобнее. Две палатки – польская с тентом и одноместная для Вали. У него особый режим – он часто не спит по ночам, пьет чай, пишет письма… Плыть по Логате надо начиная с верховий, до Верхней Таймыры, наверное, не дойти. При авиаобследовании нужно наметить место, где бы нас потом мог взять гидросамолет.
План неплох, только слишком много в нем «если». Поедет ли Надя, дадут ли ей командировку, успеет ли она оформить пропуск и добраться в Хатангу до начала намеченного маршрута – ведь его нельзя затягивать. Уже шестое июля, числа десятого надо лететь на разведку, а не позднее двадцатого отправляться в маршрут, чтобы закончить его к середине августа. Ведь нам предстоит еще и обследование Пясины под республиканский заказник…
Утренний маршрут не добавил ничего нового к материалам о фауне Ары-Маса. Конечно, наши сведения лишь предварительные, будем надеяться, что детальные исследования проведут здесь будущие сотрудники Таймырского заповедника…
…Обратным путем мотор, подобно бегущему к дому коню, не остановился ни разу. Я пытался убедить Женю достать где-нибудь еще бензину и съездить на Луку некую, но время было упущено, пришлось возвращаться. На обратном пути видели много гусей и добыли турпана – большую черную утку, шкурке которой теперь было предназначено ехать в зоологический музей МГУ.
Хатангский аэропорт стал для нас чуть ли не родным домом. Пятый день подряд ждем вылета. Все начальство, сами летчики, работники метеослужбы сочувствуют нам, утешают – ничего, мол, ребята, бывает и хуже. Хатанга считается самым гостеприимным местом по всему Северу, она принимает самолеты даже в ту пору, когда закрыт и Норильск, и Диксон, и Тикси…
Главное в таких случаях – не терять чувство юмора, другое утешение найти трудно. Первый раз полет был назначен на 12 июля, но пилот наш, Анатолий Прожогин, пользующийся репутацией одного из наиболее опытных летчиков, улетел по срочному санзаданию. Потом два дня «не давали» погоды. Вчера чуть было не полетели, да что-то не заладилось с заправкой. Норин сегодня заявил мне, что больше ждать не намерен и вечером уедет на стационар.
За десять дней, минувших после возвращения из Ары-Маса, в хатангской природе произошло много перемен. Буйно зазеленели тайга и тундра, развернулись листья ольхи и берез, зацвели кустарнички, куропатки вывели птенцов, во множестве появился знаменитый таймырский комар.
Пока мы с Валей плавали по Новой, Закир Умарович нанял дом на улице Полярной, но я предпочел остаться в балке. Половину арендованного им дома занимали какие-то геологи, которых я обычно заставал в лежачем положении. Союз геологов и охотоведов возник довольно прочный, началось с чьего-то дня рождения, потом отмечали получение письма, зацветание морошки…
Неужели и сегодня не полетим? Анатолий Прожогин – крупный, сутуловатый, глядящий чуть исподлобья – отправился объясняться с метеорологами. Через минуту послышались его торопливые шаги, и все мы, ног под собой не чуя, бросились за ним к самолету. Заправка максимальная, темноты, слава богу, не предвидится…
Самолет разбегается, остались позади отчаянно гнавшиеся следом мохнатые псы, и вот мы уже над поселком. Все участники полета – ботаники, охотоведы, приехавший к нам из Дудинки землеустроитель Коротцев – прильнули к иллюминаторам, держа в руках заранее разграфленные блокноты. Сверены часы, чтобы записи не расходились по времени.
46
КАПШ – сокращенное название специальной палатки круглой формы, используемой в Арктике полярниками.