Страница 19 из 47
Нет более медленного и затратного способа распространения такого рода сведений, чем типографские переиздания с красивыми картинками и картосхемами. Почему не публиковать и не запускать в интернет лишь конкретные списки и материалы, рассчитанные на специалистов и распространяемые именно для них, а не для широкой публики, часть коей использует Красные книги в качестве пособий отнюдь не охранительного свойства? Ведь редкие виды растений и животных пользуются особым спросом, на них можно очень неплохо заработать. Поэтому эти книги бедствий подчас превращаются в пособия для браконьеров. Но это – частный пример.
Еще больше злоключений происходит с особо охраняемыми природными территориями – до недавнего времени едва ли не основной и наиболее реальной формой сбережения природы. В свое время (примерно когда вышла в свет наша с Н.Ф. Реймерсом монография «Особо охраняемые природные территории». М., Мысль, 1978) в стране имелось несколько широко известных форм и объектов территориальной охраны – заповедники, заказники, памятники природы, защитные и запретные зоны. Теперь же недавно изданный официальный справочник насчитывает до 250 категорий ОПТ (охраняемые природные территории – аббревиатура эта стала общепринятой).
Согласно нынешнему законодательству, «природно-заповедный фонд» нашей страны составляется из всей суммы ОПТ, среди которых явно преобладают земли, где продолжается разнообразная хозяйственная деятельность. Тем самым, по сути, исчезло, как бы «растворилось» принципиальное понятие о строгой заповедности, представляющее собой полное прекращение какого-либо хозяйства (включая и туризм как несомненную и активную форму людской деятельности). Каждый из ста ныне действующих российских заповедников – от первого из них, Баргузинского, созданного на исходе царской власти, до последнего, «Эрзи» в Ингушетии, организованного в декабре 2000 г. (заметим кстати, что уже почти три года, как в стране не создано ни одного нового заповедника!), – возникал и утверждался в долгих муках. Их предназначением было прежде всего избавить природные участки различных регионов и ландшафтов от воздействия человеческих рук, дать возможность природе творить и действовать по собственному усмотрению.
Классики нашего отечественного заповедного дела считали первостепенным условием подлинной заповедности изначальный принцип неприкосновенности заповедной природы, не терпящей вмешательства наших рук, остающихся торопливыми и суетливыми даже в тех случаях, когда они действуют из самых лучших побуждений и намерений. У природы иные мерки, иной отсчет времени.
Основополагающий для заповедников принцип неприкосновенности был грубо отвергнут и сметен еще в начале сталинских пятилеток, а в настоящее время считается не более чем анахронизмом и не рассматривается всерьез даже в новейших словарях-справочниках. Каждый государственный заповедник не только имеет свою территорию со всевозможными природными объектами, но представляет собой определенное официальное предприятие с довольно большим штатом работников, занимающихся отнюдь не только охраной и наукой, но и своего рода хозяйственной деятельностью. Иные наши заповедники имели гораздо больше транспорта и строений, чем соседние колхозы или совхозы.
Будучи в советское время всегда строго бюджетными организациями, заповедники оказались в очень трудном положении на новых этапах социально-экономического развития страны, когда внимание к ним государства ослабло и финансирование резко сократилось. Их главной задачей стало самое элементарное «выживание».
Казалось бы, в гораздо более выгодных в материальном отношении условиях находятся национальные парки, которые начали создаваться в Российской Федерации только в начале 1980-х гг. (их сейчас в стране насчитывается 35). Они могли бы не только сохранять природу и содействовать общению с нею населения, но и давать при этом определенный экономический эффект. Однако наши традиции природопользования, не говоря уже о сложностях правового и экономического регулирования, таковы, что эти парки тоже едва сводят концы с концами. Попробуйте-ка доказать приезжим (а тем более – местным) людям, что за пользование природными благами, например, теми же грибами-ягодами, следует платить, причем не символически, а по рыночным условиям. На вилы поднимут!
И все-таки исконные отечественные принципы строгой заповедности (в кратчайшем виде они выражены знаменитой фразой из словаря Даля – «Помни праотцев – заповедного не тронь!») сохраняются, несмотря ни на что, ибо они соответствуют духовным российским идеалам, преодолению жажды непомерного потребления. Неспроста на новом витке нашей истории мы видим нападки на само понятие заповедности, испытываем всевозможные «искушения», начиная от щедрой помощи западных фондов, исповедующих совершенно иные устои и ценности, до прямой измены своих же специалистов-экологов, ратующих за различные формы использования наших заповедников в практических целях. Но всего опаснее при этом тенденция некоторых ведомств к объединению («конвергенции») государственных заповедников с национальными парками, непосредственно предназначенными для прямого общения людей с природой. Именно такие парки были призваны оградить заповедники от наплыва жаждущих приобщиться к природным красотам, в действительности же происходила подмена понятий и смешение функций в деятельности этих учреждений.
Поскольку национальных парков в стране сравнительно мало (в три раза меньше, чем заповедников), многие субъекты Федерации стали создавать «свои», так называемые «природные» парки, что предусмотрено Законом об ОПТ, принятым в 1995 году. Число таких парков быстро превысило количество имеющихся федеральных, но их статус и характер деятельности остается весьма неопределенным, эта форма ОПТ носит своего рода «поисковый» характер, причем говорить о заповедности в них чаще всего вообще не приходится. Например, в Республике Алтай даже сам термин «природный парк» заменен понятием парка «природно-хозяйственного» – комментарии, как говорится, излишни! Говоря объективно, провести сейчас четкую грань между охраняемыми и хозяйственными территориями вообще невозможно, тем более что понятие абсолютной заповедности, как уже сказано, юридически почти утрачено.
1.12. «Помни праотцев – заповедного не тронь!» (К продолжению давнего спора о проблемах заповедного дела)[25]
Миновало более пяти лет после публикации полемической статьи известного знатока проблем охоты и охраны природы доктора биологических наук В.В. Дёжкина «Назойливые проблемы (к концепции заповедного дела)» в № 3–4 журнала «Охота и охотничье хозяйство» за 1999 г. Впрочем, острота заповедных проблем и забот за это время только возросла. Помнится, профессор А.Г. Банников советовал коллегам писать о заповедниках только «самое хорошее», чтобы у власть имущих с этим понятием были связаны исключительно положительные эмоции. Не то теперь, когда заповедники стали для нас сплошной болью и бедой, оставаясь тем не менее последней опорой реальной охраны природы. «Заповедники – это наш Сталинград!» – провозгласил знаменитый журналист-эколог Василий Песков, даже обращавшийся к президенту страны с воззваниями на эту тему (правда, ответа он, увы, не получил, зато откликов читателей оказалось множество).
В.В. Дежкин предложил, по сути, классифицировать наши заповедники и режим этих учреждений в зависимости, главным образом, от состояния природных комплексов и их нарушенности антропогенной деятельностью. В самом деле, каждый из 100 ныне официально существующих заповедников самобытен и неповторим, их разнообразие (как природное, так и по своей общественно-культурной значимости) исключительно велико. Но ведь именно это и не дает возможности осуществить рекомендуемую автором дифференциацию, хотя такого рода предложения имеются в научной литературе по заповедному делу (от Д. Соловьева до О. Гусева и С. Стойко). Дело в том, что один и тот же заповедный объект, как правило, совмещает в себе признаки самых разных категорий: он может быть в какой-то своей части эталоном природы, в другой представлять участки, нарушенные человеком, в третьей эти признаки как бы сливаются воедино… Оппоненты В.В. Дёжкина (К.П. Филонов и другие) не раз возражали ему из опасений, что всякая «перетряска» в наших условиях неизбежно ухудшает реальное положение дел («хотелось как лучше, получилось как всегда»), но это лишь одна сторона медали. Другая причина в том, что такого рода консерватизм более соответствует классическим понятиям о заповедности, тогда как стремление к различным усовершенствованиям, «упорядочению» и – особенно! – рациональному регулированию (управлению) природными комплексами в принципе враждебно подлинной охране природы. Здесь мы неизбежно переходим от прагматики материализма (которым от начала до конца проникнуты все работы уважаемого В. В. Дёжкина) к явному идеализму и духовно-поэтической сфере. До недавних пор превосходство первого подхода признавалось однозначно и полностью, но сейчас ситуация изменилась, свидетельством чему могут быть, например, выступления В. Борейко в защиту прав и свобод дикой природы самой по себе. Крайности всегда опасны, но нельзя отрицать значимость морально-нравственных основ российских постулатов заповедания природы, главным признаком которых является «великий и ужасный» принцип неприкосновенности. Его можно отрицать и отвергать любыми научными доводами, но это ни к чему не приведет, ибо формула «заповедного не тронь» лежит вне рационального пространства, «заповедность проходит через наши души» (кстати, эти слова принадлежат одному священнослужителю – бывшему работнику Кавказского заповедника).
25
Охота и охотничье хозяйство. 2005. № 1. С. 12–14.