Страница 4 из 12
– Тогда оставь полицию саму разбираться с этим делом. Магнуса уже наверняка нашли, ведется следствие. Да и чем ты можешь им помочь? Подумай сам? Убийцу ты не видел, тебе ничего толком неизвестно, ни повода, ни обстоятельств, только точное время! Ну это, я думаю, судебно-медицинская экспертиза установит и без твоей помощи.
Бодлер с Гариком согласился. И в самом деле, почему он запаниковал? Кому известно, что он следил за Магнусом? Никому. А Вельтэну в любом случае уже ничем не поможешь! Успокоенный, он поговорил еще недолго с Гариком и поспешил домой. Гарик облегченно вздохнул. В его планы никоим образом не входило заниматься неприятностями Бодлера. Алекс, как всегда, появился в самый неподходящий момент. Этим вечером он обещал показать ночной Париж своей гостье из России, Анастасии Столетовой.
Подходил к концу первый день пребывания Насти Столетовой в Париже. С утра она начала добросовестно выполнять нормальную туристическую программу, в которую вошла трехчасовая очередь на Эйфелеву башню с полуторачасовым посещением последней. День выдался дождливым, обещанная панорама ограничилась лицезрением одинаковых дождевиков канареечного цвета жителей Страны восходящего солнца и поблескивающего всем туманам вопреки золотого купола собора Инвалидов. Следом Настя послушно посетила Лувр, попыталась рассмотреть Джоконду. Ожидаемого эффекта не получила, тем более ее быстро оттеснила группа предприимчивых латиноамериканцев. А любоваться картиной и работать локтями у нее как-то не складывалось. Поэтому отправилась в гораздо более спокойный египетский зал. Зато вечер примирил ее с Парижем. С ней был Гарик, они болтались по блестящему огнями городу, говорили ни о чем и смеялись до упаду. Поужинали в греческом ресторанчике, где все друг к другу обращались на «ты» и вообще чувствовали себя как дома.
– Если хочешь понять город, выкинь, к чертовой матери, этот набор несуразицы, который называется туристическим гидом, и подумай сама, что тебе может понравиться, а на что наплевать с высокой башни, – вещал Гарик.
– Эйфелевой, например? – поинтересовалась Настя, вспомнив канареечные дождевики.
– Хотя бы, просто оставь только карту и двигай куда глаза глядят. Хочется тебе помирать от скуки в музеях, помирай, хочется увидеть и открыть что-то новое, открывай!
Настя совету Гарика последовала, гордо прошагала мимо километровой очереди в музей д’Орсе, зато заглянула в Клюни, тем более название музея перекликалось с местом ее назначения во Франции. В Париже она была проездом. Ее коллеги по Питерскому политеху получили совместный грант с французской Высшей школой искусств и ремесел. Пригласили переводчицей Настю. Она совсем недавно и весьма успешно стала подвизаться в сфере технического перевода. Благо дело, место работы помогало. Поэтому Сережка Воскобойников, занимавшийся виртуальной реальностью, сразу подумал про Настю, когда вместе с Максимом Фофановым выиграл грант. Ребята предложили новую систему оптического трекинга, необходимого для иллюзии полного погружения игрока в выдуманный мир. Столетова не отказалась. Еще бы не согласиться: зарплата вдвое больше обычной, шенгенская виза на год и возможность несколько раз посетить Францию. Была еще одна причина – Гарик, но Настя предпочитала об этом не говорить. С Гариком она познакомилась у общих друзей в Москве, следом встретились в Питере. Молодые люди друг другу явно нравились, но так и не решались переступить тонкую черту, отделяющую дружбу от более близких отношений. Гарик, зная собственную ветреность, а Настя, смутно догадываясь о последней. Поэтому оба предпочли дружбу. Тем более на Настю Столетову можно было положиться, закрыв глаза. И для бывшего легионера это было самым большим комплиментом.
Настя шла куда глаза глядят и наслаждалась Парижем. Гарик был прав, к черту туристические гиды! Вот эта маленькая церквушка ей говорила больше, чем величественный Нотр-Дам. А загадочная «Дама с единорогом» нравилась больше «Джоконды». Да и вообще, какой смысл напрягаться, когда лучше просто посидеть на террасе, рассматривая людей, здания, представляя, о чем они могут думать и как жить, не торопясь выпить кофе с маленьким пирожным, забыв про калории, подставляя лицо осенней свежести и легким порывам ветра, улыбнуться симпатичному молодому мужчине за соседним столиком, поболтать, легко выслушать комплимент и так же легко расстаться. А тот посмотрит вслед и отложит в своей памяти приятный образ случайной знакомой: немножко вздернутый аккуратный носик, волнистые каштановые волосы, серо-зеленые глаза, взирающие на мир с откровенным любопытством.
Двоюродный брат Игорь Столетов, бывший начинавшим арт-дилером и в изобразительном искусстве в связи с этим разбиравшийся, сравнил ее как-то с героинями полотен Вермеера. Настя была такой же негромкой, не бросающейся в глаза, но очень милой. Правда, в личной Настиной жизни как-то так получилось, что ничего не получилось. То ли она была слишком разборчивой, то ли судьба – злодейка, а жизнь – индейка, то ли не встретила того, единственного. А может, ей и так было хорошо. Просто-напросто придерживалась принципа, что лучше голодать, чем что попало есть, и лучше быть одной, чем вместе с кем попало.
Жила Настя с мамой Антониной в совершенно чудной квартире в самом центре Петербурга рядом с Невским проспектом и площадью Восстания. Квартира досталась деду Виктору, ударнику и Герою Соцтруда, – двухкомнатная, с высокими лепными потолками, огромной кухней и настоящим холлом вместо обычного узенького коридорчика. Сначала вместе с дедом в ней жила старшая мамина сестра, незамужняя Алевтина. Антонина с Настей перебрались туда после смерти деда, а Алевтине отдали свою двушку на метро «Политехническая». Сестры втайне надеялись, что со временем Настя выйдет замуж, и тогда Антонина переберется к Але. Квартира служила одним из аргументов в поисках достойного спутника жизни для Насти. К величайшему разочарованию сестер, Настя Столетова замуж выходить не спешила. Не обладала ни необходимой ловкостью, ни сноровкой и не пылала особенным интересом. Был, правда, Костя из соседнего подъезда, но после нескольких свиданий Настя заскучала, потом был сокурсник Андрей, сотоварищ по походам по Карелии, но Андрей нашел работу в Москве, а суматошную столицу Настя не любила. Следом пара романов с коллегами окончились ничем. Да и сейчас воздыхатели у Насти были. Взять хотя бы Сережку Воскобойникова. Он и в грант ее пригласил явно не без задней мысли. Однако на что он надеялся, история умалчивала, ибо надежды эти были тщетными. Настя окончательно и бесповоротно занесла Сережку в разряд друзей и пересматривать свое решение не собиралась ни в близком, ни в далеком будущем. Дело в том, что у Сережки был один недостаток. Он был абсолютно, непереносимо рыжим, а его белая кожа страдала даже от ненадежного, скромного и ни на что не претендующего петербургского солнца. «Рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой» – было именно про него. И это все несмотря на то, что дедушка Воскобойникова жил и здравствовал, преподавая в том же политехе. С точки зрения мамы и тети, это было чистой воды дурью. Но Настя была непоправимой идеалисткой и от портрета прекрасного принца, жившего в ее воображении с детства, отказываться не собиралась. Этот портрет походил на Гарика, смуглого, спортивного, с черными, прожигающими насквозь глазами и такими же блестящими вьющимися волосами, и никоим образом не напоминал рыжего Сережку Воскобойникова.
Ночью Бодлер никак не мог заснуть. Не то чтобы перед глазами стояло кровавое пятно на футболке Магнуса, но было как-то противно на душе. И совсем уж неприятно: шевелилось нечто похожее на чувство вины. Попытался было поиграть – не помогало, потом побродил по глубокой Паутине, отозвался на приглашение атаковать сайт индонезийского правительства. Чем оно провинилось перед хакерами, Бодлера не интересовало, так, повредничал, душу надо было отвести. Прогулки по deep-web были его любимым занятием. Глубинный Интернет использовался всеми, кто нуждался в каналах тайного общения и обмена документами, как правительствами, так и диссидентами, как правовыми органами, так и криминалом. И на этой ничейной территории Бодлер чувствовал себя как рыба в воде. В душе он был анархистом, любая общественная система была орудием ущемления личности. Но хакер был человеком разумным и прекрасно отдавал себе отчет в том, что без этой самой системы его хлипкая личность не продержалась бы и суток в условиях настоящей борьбы за существование. Потом заглянул в почтовый ящик, сообщений было шесть. Первые пять были простыми весточками сотоварищей. Зато шестое было интригующим. «Любопытство – не порок!» – гласило оно. А следом прискакало и следующее: «Хочешь мира, готовься к войне!» Алекс вскинулся. Кто-то был в курсе его вчерашнего наблюдения! Бодлер был юзером осторожным, но и на старуху бывает проруха. Неужели попался? Потом покачал головой, глупая шутка. Заснул только к утру тяжелым, тревожным сном.