Страница 22 из 190
2
В скучный, дождливый день возвращался Котовский с поля. Ездил проверять, как идут осенние работы, вспашка зяби, подготовка к зиме. Уже появились утренники, и надо было спешить.
Котовский ехал, прислушиваясь к птичьему гомону и шелесту деревьев. Он приближался уже к имению, когда услышал позади конский топот, и мимо него прошел на рысях эскадрон.
"Куда это они? - подумал Котовский. - В такую-то погоду!"
Откуда ни возьмись - крестьянин, молодой, статный, смотрит на Котовского пристально. Верхом и, видать, прямиком ехал: к мокрым сапогам прилипли листья и травка.
- Что, - спрашивает, - не понимаешь, куда скачут? Скачут мужиков усмирять.
- Мужиков усмирять?
- Ну да. В Трифанешты. Помещик вытребовал. Настоящие военные действия, не хватает только, чтобы из пушек начали палить!
Новый знакомый назвал себя Леонтием, и теперь Котовский вспомнил, что не раз видел его в соседней деревне.
- Понимаешь, какое дело, - рассказывал Леонтий. - В Трифанештах что ни год - недород. Одно несчастье! Рядом, у соседей, еще туда-сюда, худо-бедно, а какой-то колос болтается, а у них в поле, глянешь - ни былинки! Слезы одни! И вот потихонечку-помаленечку стали они землицу свою помещику продавать. Продавали-продавали, да и совсем без земли остались. Стало еще хуже. Пошли к помещику батрачить. Сначала-то он с десятины, чтобы полностью ее обработать - вспахать, засеять, скосить и вымолотить, два рубля платил и урожай мерка на мерку: мерка помещику, мерка мужику. Кое-как перебивались. А потом помещик стал платить иначе: два рубля по-прежнему, а урожай - три мерки ему, одна мерка крестьянину. Хлеба стало хватать только до рождества. Главное, и на заработки податься некуда. Здесь, в Бессарабии, и без них голодного люда хватает, а в Россию поехать - языка не знают. И стали они проситься на Амур. Говорят, река есть такая и привольные там места.
- Вон чего надумали! На Амур!
- Надумали-то хорошо, да что толку? Помещик не позволяет: ему самому дешевые работники нужны.
- Чего его слушать?
- Мужики говорят: "Съезди к губернатору, за нас похлопочи". Не знаю, ездил он или не ездил, но только объявил, что губернатор тоже отказал. Крестьян сомнение взяло: "Напиши, говорят, на бумаге, что губернатор отказал и по какой причине, а мы дальше хлопотать будем, пока до самого царя не доберемся". Помещик и этого сделать не хочет. Тогда собрался народ с трех деревень, никак с полтысячи, встал перед господским домом и решил ждать, пока помещик согласится и бумагу подпишет.
- Смирные мужички!
- Они по-хорошему хотели. Никого не трогали, никому входить или выходить из помещичьего дома не препятствовали. Что у них - пистолеты какие? Разве что у дедов сучкастые палки имеются, с которыми они всегда ковыляют. А помещик испугался и сразу солдат вытребовал.
- Как ты думаешь, будут стрелять?
- Тут у одного солдата лошадь захромала, поотстал, так я у него все выспросил. Приказано, говорит, острием шашки не рубать, а бить плашмя по чему попало. Боевых патронов им выдано на каждого по пятнадцать штук. Но стрелять велели только в воздух, над головами, и то по команде. У нас, говорит, не кое-как, у нас с народом вежливое обхождение.
- Поедем! - предложил Котовский.
- В Трифанешты? Да они и нас зарубят!
А сам уже и коня подхлестывает. Видно, что и сам устремлялся туда.
Трифанешты, если лесочком проехать, - вот они, рукой подать. А эскадрон по дороге двигался. Поэтому Котовский и Леонтий в самый раз подоспели. Видят: у помещичьего дома толпа, а по деревне уже конные скачут. Толпе надо бы разбегаться, а она - непонятно почему - навстречу солдатам двинулась. Кавалеристы приняли это за дурной знак. Горнист сыграл атаку - и они понеслись на толпу полным карьером.
У Котовского кулаки сжались, на глаза навернулись слезы:
- Что же они, подлецы, делают? Ведь они н-народ потопчут. Нельзя этого допустить!
А те уже врезались. Крики, вопли оттуда доносятся, а "славное воинство" избивает шашками, топчет конями...
Леонтий еле удержал Котовского, тот уже готов был ринуться.
Толпа врассыпную! Конные преследуют бегущих, заскакивают в крестьянские дворы, гоняются по огородам, выгонам и бьют, бьют с остервенением, с дикой злобой, благо можно бить безнаказанно и даже заслужить благодарность. Некоторые мужики, спасаясь, бросились в реку и стояли по пояс в воде, но их и оттуда выволакивали и тоже били.
- Это что же т-такое делается! - шептал Котовский. - И чего м-мы стоим? Ударим, для них это будет н-неожиданно... Эх, оружия нет. Открыть бы огонь! Ладно же! Пусть п-погуляют! Пусть потешатся! Это вперед наука, разве так н-надо бунтовать!
Леонтий взглянул на своего спутника. Котовский был бледен, весь дрожал.
- Тоже, - бормотал он, - бунтуются! С палками! Н-нет уж... если на то пошло...
В это время один кавалерист догнал возле ворот молодого парня и только замахнулся на него, как парень схватил очутившиеся под рукой вилы и всадил их в ногу солдата.
- Молодец, не растерялся, - проговорил Котовский, глядя на эту короткую схватку. - Хоть один осмелился дать отпор!
Лошадь шарахнулась в сторону. Кавалерист, рассвирепев, выхватил шашку и бил молодого парня по голове, по плечам до тех пор, пока парень не свалился на землю.
- Дорого ему стоило, - сказал Леонтий.
- Что ж. Война не обходится без жертв. А уж парня, если еще не убили, то, наверное, сгноят в остроге!
Между тем в деревне сгоняли народ на площадь. Подоспевший исправник собирался держать речь. Котовский и Леонтий подъехали ближе, чтобы было слышно.
- Эй, вы! - закричал исправник, искоса поглядывая на командира эскадрона и ища у него одобрения. - Бараньи головы! Тридцатая вера!
Кавалеристы, видя улыбку на лице командира, приняли это за команду, по их рядам прошел смешок: здорово он честит, этот исправник! Хо-хо! И выдумает же такие названия!
- Бунтовать?! - кричал исправник, помахивая плеткой. - И старики туда же ударились?!
Тут старики на колени бухнулись:
- Прости, батюшка... Ошиблись малость... Нечистый попутал... Нужда заела... Да разве мы не понимаем, мы же по-хорошему, где нам, чтобы насупротив...
- Молчать! - рявкнул исправник и в наступившей тишине долго кричал на мужиков.