Страница 5 из 7
Труслан нехотя оскалил свои кривые зубы, став похожим на человека, съевшего несвежее яйцо. Фея торопливо сунула ему розовый цветок, усыпанный чем-то искристым, и растаяла.
Прошло двадцать лет. И в жизни Труслана Кромешнова, действительно, изменилось всё. Ну, во-первых, он перестал быть молодым и здоровым. Половина волос у него выпала, но оставшуюся половину он по-прежнему носил в виде хвоста, теперь уже сального и тощего. Группа «Волчий Билет» выступила на городском фестивале «Шлак-Рок» и почти победила в номинации «Утешительный приз»; потом съездила в свой первый и последний гастрольный тур по райцентрам Гадов, Навозово и Нижние Гнильцы, а через год развалилась по экзистенциальным причинам. После отчисления Труслан дважды восстанавливался в институте и дважды отчислялся вновь. К счастью, у него обнаружились проблемы с сосудами, поэтому в армию его так и не забрали. Где-то в Гадове подрастал внебрачный сын, последствие недолгого и неяркого романа с автовокзальной буфетчицей. Сам Труслан переменил больше десятка рабочих мест, пока не стал грузчиком в промтоварном магазине. Жил он в одной квартире с девяностолетней бабушкой. Она всё чаще путала комнатное кресло с унитазным стульчаком и долго, страшно ругалась, когда Труслан выключал на ночь газовую плиту: спички-то надо экономить! Но физически бабушка была крепенькая, вполне могла дожить и до столетия.
Стихов Труслан давно не сочинял – голова была забита совсем другими, более полезными вещами. Например, где достать денег на культпоход в алкомаркет «Чёрное и серое». Или как отучить бабушку приносить с помойки выброшенную одежду и дохлых голубей.
Однажды Труслан проснулся, встал, запнулся о пустые бутылки и поскользнулся на вчерашней блевотине. Из бабушкиной комнаты пахло мочой, а из кухни – газом. Труслан проверил плиту, выпил воды из-под крана и пополз в прихожую шарить по карманам своего кашемирового пальто (да, того самого). Но денег на дежурную бутылку пива не оказалось. Можно было бы попросить у бабушки, но днём раньше у неё уже побывал средний сын, дядя Серя, и всё, как обычно, выгреб.
В немытое окно пробивались убогие лучи осеннего солнца, между рамами свисали клочья паутины. Труслан выругался и вспомнил, как двадцать лет назад сидел в сквере, мечтая о раскрытых окнах и грузовиках. Теперь он вдруг подумал о фее. И не успел он о ней подумать, как в комнате, перебивая запах мочи и газа, повеяло ландышами. Зазвенели колокольчики, и на продавленный диван плюхнулась фея.
Она тоже изменилась за двадцать лет: сильно раздалась вширь и обрюзгла. Только волосы были прежние, белокурые. Наверное, фея их подкрашивала.
– Ну, здравствуй! – проворчал Труслан и прибавил нехорошее слово.
– Привет-привет, – истерично улыбнулась фея напомаженным ртом. – Что это ты такой мрачный? Опять задумался о самоубийстве?
– А ты сама не видишь? – Труслан картинно развёл руками, зацепив тарелку с присохшей закуской.
– Ну, а ко мне-то какие претензии?!
– Как это «какие»?! Ты мне тогда лапши навешала, сказала про шансы и всё такое. Где они, эти шансы? Может, и правда были, да я прощёлкал по глупости?
– Ну, честно сказать, шансов у тебя не было. И вообще: за шансами – это не ко мне, а совсем по другому ведомству. А у меня задача узкоспециальная: удерживать людей от непоправимых поступков.
– И что, для этого можно врать и городить чушь?
Фея потупила глазки:
– Ну, зачем так грубо? С нас требуют результат. Главное – результат. Иначе мы останемся без бонусов и премий.
– И за что вам начисляют эти бонусы?
– Ну, там сложная шкала, бухгалтерский расчёт. Зависит ещё от стажа и квалификации. Думаешь, нам, феям, легко живётся? Прицепила униформенные крылышки и порхай себе? Ошибаешься, дорогой! Устаю, как собака. Выматываюсь. И легко ли бывает переубедить человека? Вот вижу я, допустим, девочку молоденькую. С шестнадцати лет копит на пластическую операцию, хочет носик себе подправить, кривенький он у неё с рождения. И косточки на челюсти подтесать, чтобы подбородочек поизящнее был. Ну, страшненькая девочка, парни таких не любят. Но ведь это же природа! А против природы идти грех, нужно ценить то, чем она тебя одарила! В общем, убедила я эту девочку не делать операцию, а отнести накопленные деньги в церковь…
– И как она сейчас, интересно?
– У неё всё хорошо, – торопливо сказала фея, и глазки у неё забегали. – Её окна выходят на районный ЗАГС, и там можно часто видеть красивых невест. Улыбки, цветы! Свадьба – это ведь так замечательно. Сама девочка замуж, конечно, так и не вышла (кому она нужна с таким-то мордоворотом, да и годики уже не те). Работает нянечкой в больнице, а по воскресеньям ходит в церковь. Сядет там со старушками и шепчется в уголке. Или на прихожанок покрикивает, если кто без платочка или в джинсах.
– Да уж, завидная судьба, – скривился Труслан. – А может, лучше ей было бы поправить рожу, да и…
– Что ты! А моя премия? Да и самой девочке-то… Вдруг бы она простудилась в больничном коридоре? Или ей попались бы неприятные соседки по палате? Что ты! А вот ещё случай был… Забеременела тут одна. Парень узнал об этом – сразу исчез. А у него ещё с наследственностью было не очень. В общем, хотела девка сделать аборт, но я её отговорила. Дети – это же счастье! А незапланированные дети – это незапланированное счастье. Так и сказала.
– И что теперь с этой девкой?
– У неё всё замечательно! Каждое утро она ходит на работу мимо детского сада, смотрит, как играют нарядные здоровенькие ребятишки. Нет ничего лучше нарядных, здоровеньких ребятишек! А в обед она идёт кормить своего. Его нельзя оставлять одного надолго. Он не держит ложку, не ходит и не говорит, только мычит. Что-то генетическое у него. Врачи говорят, это навсегда. Но представь, что было бы, если бы его мать сделала аборт. Ведь это же убийство!
– Да, конечно, лучше жить и воспитывать овоща… – Труслан чувствовал, что закипает. Но фея не обращала на это внимания. На неё нашёл стих поболтать, а историй в запасе было немеряно.
– Или вот ещё ситуация. Хотел один человек уехать за границу, с детства мечтал жить на берегу Средиземного моря…
– И тут отговорила?!
– Конечно! Где родился – там и пригодился, со своей земли умри, а не сходи! Родина – это святое.
– И сейчас у этого мужика всё, конечно, очень хорошо?!
Фея не заметила сарказма и продолжала тарахтеть:
– Конечно, всё хорошо. Ведь он остался на своей земле, где жили его предки. Он не предатель! Взял сейчас кредит, чтобы расплатиться с предыдущим, развёлся… Бизнес потерял (ну, так получилось, конкуренты затёрли, да и с чиновниками сложности вышли). Каждый вечер включает телевизор, видит там красивые, улыбчивые заграничные лица. А нет ничего лучше, когда люди улыба… Что ты делаешь?! Зачем ты схватил бутылку?! А-а-а, крылья, крылья не трогай! Мне же их сдавать под роспись!!! По-мо-ги-и-те!!!
Труслан схватил фею за шиворот, протащил по всей квартире и выбросил за дверь. Вернувшись в комнату, он нашёл там обрывок стрекозиного крыла и пакет с розовыми цветами. Конечно, всё это было сделано из китайской синтетики.
На следующий день Труслан взял на работе аванс, навестил «Чёрное и серое», а потом попал под автобус. Родственники купили ему дешёвый гроб с рюшечками, но отпевать в церкви не стали, пожадничали.
Потом на могилу Труслана кто-то бросил розовый синтетический цветок, осыпанный люрексом. Таких цветов на кладбище было много. Самое место им там, на кладбище-то.
Тлена и воробушек
Мать всучила Тлене Безысходновой ведро и тряпку:
«Иди помой окно на кухне. Сделай хоть раз в жизни что-то полезное. А то вкалываю на работе как лошадь, только бы тебя прокормить, а ты палец о палец не ударишь, чтобы матери помочь, тварь неблагодарная!»
Тлена поплелась на кухню, раскрыла окно и влезла на подоконник. Мутная вода с тряпки бежала по локтям. Размазывая грязь по стёклам, Тлена топталась босиком в серой мыльной луже на подоконнике и морщилась от отвращения.