Страница 6 из 23
Сближение с Тургеневым произошло именно на почве философии. Причем инициатором этого сближения была сама Татьяна. Да это и понятно. Когда девушке идет двадцать седьмой год, неизбежно возникает тоска по уходящей молодости. И все более призрачными становятся мечты о сказочном принце, который все никак не является пред ее очами.
И вот он появился! И его имя Иван Тургенев. О нем писал Михаил, им восхищались младшие братья Александр и Алексей.
Татьяну не могли не охватить волнения и смутные предчувствия чего-то необыкновенного, значительного, что могло произойти в ее жизни и судьбе.
С Тургеневым и время летело незаметно. Они обсуждали философские книги, совершали прогулки по прекрасному парку, спускаясь к берегу реки. Любовались живописными пейзажами и говорили, говорили, говорили…
Тургенев еще ничего не подозревал, а Татьяна уже начинала думать, что все не случайно, что, наконец, в жизни ее появился избранник… Все восхищало в нем: и манера говорить, и страстность в оценке людей, событий, книг. К тому же Тургенев был красив.
«Он был очень красив», – написал о нем князь Петр Алексеевич Кропоткин. Кстати, именно Кропоткин оставил великолепный словесный портрет писателя: «Внешность Тургенева хорошо известна. Он был очень красив: высокого роста, крепко сложенный, с мягкими седыми кудрями. Глаза его светились умом и не лишены были юмористического огонька, а манеры отличались той простотой и отсутствием аффектации, которые свойственны лучшим русским писателям. Голова его сразу говорила об очень большом развитии умственных способностей…»
Не случайно Ивану Сергеевичу симпатизировали многие женщины, не случайно ему удавалось заводить романы довольно легко.
Роман с Татьяной Бакуниной нашел свое отражение в рассказе «Андрей Колосов» и целом ряде стихотворений.
Вот одно из них, посвященное именно Татьяне Бакуниной:
Сначала возникла дружба. И Тургенев, и Татьяна увлекались в то время немецкой идеалистической философией. Их сблизила не только философия, скорее наоборот – философия одновременно и сближала и отталкивала. Были на то причины. Их сблизили стихи. И хотя Тургенев прогостил в Премухине всего шесть дней, он успел за это время пройти сердечный путь от дружбы до симпатии, от симпатии до влюбленности, в которой, впрочем, признался себе не сразу, а может быть, и от влюбленности до любви. Те немногие дни, все напролет, они проводили вместе. Более всего Татьяна Бакунина любила, когда Тургенев читал ей стихи, причем читал он не только и не столько свои. Он читал стихи и поэмы Пушкина, Лермонтова, Кольцова.
Впоследствии Татьяна Бакунина вспоминала, как однажды Тургенев сказал ей: «Поэзия – язык богов. Но не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо – отовсюду веет красотой и жизнью; а где красота и жизнь, там и поэзия».
Поначалу Тургенев, который был все-таки моложе на три года, воспринимал Татьяну, как старшую сестру. И часто сестрой и называл. Это совсем не нравилось Татьяне, поскольку увлечение юным писателем росло день ото дня. Но однажды Иван Сергеевич назвал Татьяну своей Музой. Это вдохновило ее, заставило поверить в то, что и он увлечен ею, что вот-вот последует объяснение в любви. Но Тургенев еще и сам не понимал, каково его истинное отношение к молодой и очень привлекательной женщине.
Настала пора отъезда. Иван Сергеевич с грустью покидал Премухино, где даже за столь короткий срок все стало для него родным и близким.
Встретившись в Москве с братом Татьяны Алексеем, он попросил написать в Премухино, что навсегда останутся в его памяти дни, проведенные там, что он всех любит бесконечно.
А потом вдруг решил написать Татьяне сам. Письмо завершалось несколько загадочно…
«Я знаю, что вы не любите, когда вам говорят о вашем здоровье. Я хотел бы сказать одно. Вам должно бы знать, что ваша жизнь может приобрести и для других высокое и святое предназначение – да и кто знает, не случилось ли это уже?»
Что означают эти фразы? Уж не то ли, что вовсе не платоническим был Премухинский роман? Высокое и святое предназначение? Политика? Философия? А может быть, материнство?
А в следующем письме уже высказал желание встретиться, но тут же и огорчил Татьяну тем, что не с нею одной он мечтает о встрече: «Приезжайте в Москву, милые, милые мои сестры! Прошу помнить обо мне, и знайте (как Пушкин сказал), что
Ваша тихая пустыня,
Последний, грустный звук речей,
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей».
Татьяна была влюблена, а потому часто выдавала желаемое за действительное. Она стремилась не замечать обращение к сестрам, старалась обратить все на себя. Она не знала, как вести себя, она торопила события, не в силах сдерживать чувства, и решилась на объяснение: «…расскажите, кому хотите, – писала она, – что я люблю Вас, что я унизилась до того, что сама принесла к ногам Вашим мою непрошеную, мою ненужную любовь. И пусть забросают меня каменьями…»
Тургенев не ожидал такого поворота и написал: «Я никогда ни одной женщины не любил более Вас, хотя не люблю и Вас полной и прочной любовью».
Вскоре и сама Татьяна осознала, что Тургенев не любил ее и «все это было не более как фантазия разгоряченного воображения». И тем не менее Премухинский роман оставил заметный след в творчестве писателя.
Через три года после памятной поездки у Тургенева родился замысел рассказа «Переписка». Он начал работу над ним, но что что-то мешало, не давало развернуться, окунуться во всю глубину происшедшего.
Так и не получился рассказ с первого захода. Он отложил его и вернулся к работе над ним лишь спустя десять лет, причем снова, как и в повети «Первая любовь», не скрывал, кто является прототипами произведения, а в тексте использовал письма Татьяны Бакуниной к нему и свои письма к ней.
Марья Александровна в рассказе, несомненно, Татьяна Александровна. Тургенев прячет авторство – он ведет рассказ от первого лица, но о переписке повествует герой рассказа.
«Я бы мог вам рассказать кое-что о Марье Александровне, любезный читатель, но вы ее узнаете сами из ее писем». Явный намек на узнаваемость Татьяны Александровны. Далее как бы представление читателю героя…
«…Он находился тогда в Петербурге, внезапно уехал за границу, занемог и в Дрездене умер. Я решился напечатать его переписку с Марьей Александровной…»
Вот строки из писем от Алексея Петровича к Марье Александровне, использованных в рассказе: «…я не стану предлагать вам мою дружбу и т.д.; я вообще чуждаюсь торжественных речей и “задушевных” излияний. Начав писать это письмо, я просто следовал какому-то мгновенному влечению; если во мне таится другое чувство, пусть оно и останется пока под спудом…»
А вот следующее письмо из рассказа: «…В молодости меня занимало одно: мое милое я; я принимал свое добродушное самолюбие за стыдливость; я чуждался общества – и вот теперь я сам себе надоел страшно. Куда деться? Я никого не люблю; все мои сближения с другими людьми как-то натянуты и ложны; да и воспоминаний у меня нет, потому что во всей моей прошедшей жизни я ничего не нахожу, кроме собственной моей особы. Спасите меня; вам я не клялся восторженно в любви; вас я не оглушал потоком болтливых речей; я довольно холодно прошел мимо вас, и оттого именно решаюсь теперь прибегнуть к вам. (Я и прежде об этом подумывал, да вы тогда не были свободны…) Среди всех моих самодельных ощущений, радостей и страданий, единственно истинным чувством было то небольшое, но невольное влечение к вам, которое завяло тогда, как одинокий колос среди негодных трав… Дайте мне хоть раз посмотреть в лицо другое, в другую душу – мое собственное лицо мне опротивело; я похож на человека, который был бы осужден весь свой век жить в комнате с зеркальными стенами… Я не требую от вас никаких признаний – о, Боже, нет! Подарите меня безмолвным участием сестры или хоть простым любопытством читателя – я вас займу, право займу».