Страница 3 из 23
Много лет спустя в повести «Первая любовь» Тургенев сделает вывод: «Размышляя впоследствии о характере моего отца, я пришел к тому заключению, что ему было не до меня и не до семейной жизни; он любил другое и наслаждался этим другим вполне: “Сам бери, что можешь, а в руки не давайся; самому себе принадлежать – в этом вся штука жизни”, – сказал он мне однажды».
Может быть, причины всех неудач на личном фронте в том, что счастье не раз, казалось, становилось уже вполне возможным, но словно злой рок разрушал все, что намечалось, что пробивалось робкими ростками.
Еще год назад – в год трагической любви к княгине Шаховской – Тургенев поступил на словесное отделение Московского университета. А в следующем, 1834 году он был переведен в Санкт-Петербургский университет на историко-филологический факультет. Это случилось после любовных утех в имении. Вероятно, мать решила, что сыну настала пора забыть ту, которая преподала ему первые уроки близости и к которой он привязался.
В 1834 году произошло событие, которое едва не привело к серьезным последствиям – Тургенев вполне мог угодить на каторгу.
Все случилось во время зимних студенческих каникул, когда Тургенев приехал в родное Спасское-Лутовиново.
Он сразу заметил отсутствие крепостной девушки Луши, которая обычно встречала его одной из первых. Она была его сверстницей, они вместе росли, и неизвестно, какие их связывали отношения. Об этом история умалчивает.
Тургенев выяснил, что Луша пыталась заступиться за дворового слугу, которого Варвара Петровна собиралась жестоко наказать за какую-то незначительную провинность. Хозяйку Спасского-Лутовинова это взбесило, и она продала Лушу помещице, имение которой находилось по соседству. Помещица та была нрава еще более жестокого, чем Варвара Петровна. Ее даже прозвали Медведихой.
Тургенев попросил вернуть Лушу в имение, но вызвал еще больший гнев Варвары Петровны против нее. И тогда он решился на крайнее – выкрал девушку и спрятал ее в одной из деревень.
Медведихе не стоило большого труда узнать, куда делась ее новая крепостная и кто стоит за исчезновением. Она тут же написала жалобу в жандармское управление, причем все выставила так, будто бы «молодой барин и его девка бунтуют крестьян».
Тут же прибыл капитан-исправник, взял понятых в деревне и явился к избе, где Тургенев прятал Лушу. Но не тут-то было. Тургенев не оставлял Лушу одну и все время после похищения находился рядом с ней. Жандарму он сказал, что девушку не отдаст. Жандарм разозлился и направился к крыльцу. Тогда Тургенев поднял ружье и заявил, что, если тот сделает еще хотя бы один шаг, будет стрелять.
Капитан-исправник отступил. Он вернулся в жандармское управление и написал рапорт, на основании которого возбудили уголовное дело «О буйстве помещика Мценского уезда Ивана Тургенева».
За такой проступок можно было легко угодить на каторгу. Тут уж Варвара Петровна не на шутку испугалась за сына. Но, даже подняв на ноги всех влиятельных друзей, она не смогла окончательно замять дело. Его просто положили под сукно, и последующие двадцать семь лет Тургенев ходил под дамокловым мечом. Дело закрыли только после указа об отмене крепостного права.
И все же Тургенев из этой схватки вышел победителем. Лушу Медведихе он так и не отдал. Ну а мать пошла навстречу, вернула деньги за Лушу, да еще и неустойку заплатила.
Удивительно, что Тургенев никак не отозвался и на это событие в своем творчестве, ведь практически все свои важные жизненные вехи отражал в романах и повестях. А здесь, можно сказать, настоящий джентльменский, даже более того, героический поступок – и тишина.
Мы не знаем, какие отношения связывали его с Лушей. Но если учесть, что он не чурался крепостных, что первой его женщиной была крепостная, можно предположить, что и с Лушей его связывали узы более тесные, нежели дружба. Да ведь он, выкрав девушку, остался с ней, пока их искали и затевали поимку беглянки.
Есть какая-то тайна и в том, что дело, не доведенное до суда, не было закрыто целых двадцать семь лет. Ведь оно находилось, судя по всему, не в полицейском участке, а в жандармском управлении… А это серьезно. Впрочем, мы попытаемся приоткрыть завесу тайны в последующих главах.
Тогда и постараемся отгадать, почему Тургенев никак не коснулся этой истории в творчестве и не сделал Лушу прототипом одной из героинь своих произведений.
А между тем он отправился в Санкт-Петербург, и любовные страсти юности остались в Москве и в далеком Спасском-Лутовинове.
Это были годы первых публикаций, годы первых, пока еще робких вторжений в мир литературы. А затем – продолжение учебы за границей.
В мае 1838 года Иван Тургенев отправился в Германию на пароходе «Николай I». Это свое путешествие он отразил в очерке «Пожар на море».
Удивительные бывают встречи… На одном с Тургеневым пароходе направлялась к мужу с тремя малолетними дочками Элеонора Федоровна Тютчева, супруга нашего знаменитого поэта.
И вот уже неподалеку от Любека в ночь на 19 мая на пароходе начался пожар. Команде не удалось справиться с огнем, возникла смертельная опасность для пассажиров, и капитан повел корабль к берегу, где посадил на мель. Все бы ничего, да берег оказался скалистым, и даже добравшись до него, рано было думать о спасении. Пароход сгорел полностью на глазах спасенных и спасшихся пассажиров. Пять человек погибли.
Тургенев помогал спасать женщин. Он так описал случившееся: «В это время я приблизился к левому борту корабля и увидел нашу меньшую шлюпку, пляшущую на волнах, как игрушка; два находившиеся в ней матроса знаками приглашали пассажиров сделать рискованный прыжок в нее – но это было нелегко: “Николай I” был линейный корабль, и нужно было упасть очень ловко, чтобы не опрокинуть шлюпки. Наконец я решился: я начал с того, что стал на якорную цепь, которая была протянута снаружи вдоль корабля, и собирался уже сделать скачок, когда толстая, тяжелая и мягкая масса обрушилась на меня. Женщина уцепилась мне за шею и недвижно повисла на мне. Признаюсь, первым моим побуждением было насильно перебросить ее руки через мою голову и таким образом отделаться от этой массы; к счастью, я не последовал этому побуждению. Толчок чуть не сбросил нас обоих в море, но, к счастью, тут же, перед моим носом, болтался, вися неизвестно откуда, конец веревки, за который я уцепился одною рукою, с озлоблением, ссаживая себе кожу до крови… потом, взглянув вниз, я увидел, что я и моя ноша находимся как раз над шлюпкою и… тогда с Богом! Я скользнул вниз… лодка затрещала во всех швах… “Ура!” – крикнули матросы. Я уложил свою ношу, находившуюся в обмороке, на дно лодки и тотчас обернулся лицом к кораблю, где увидел множество голов, особенно женских, лихорадочно теснившихся вдоль борта.
“Прыгайте!” – крикнул я, протягивая руки. В эту минуту успех моей смелой попытки, уверенность, что я в безопасности от огня, придавали мне несказанную силу и отвагу, и я поймал единственных трех женщин, решившихся прыгнуть в мою шлюпку, так же легко, как ловят яблоки во время сбора. Нужно заметить, что каждая из этих дам непременно резко вскрикивала в ту минуту, когда бросалась с корабля, и, очутившись внизу, падала в обморок. Один господин, вероятно, одуревший с перепугу, едва не убил одну из этих несчастных, бросив тяжелую шкатулку, которая разбилась, падая в нашу лодку, и оказалась довольно дорогим несессером. Не спрашивая себя, имею ли я право распоряжаться ею, я тотчас подарил ее двум матросам, которые точно так же без всякого стеснения приняли подарок. Мы тотчас стали грести изо всех сил к берегу, сопровождаемые криками: “Возвращайтесь скорее! Пришлите нам назад шлюпку!” Поэтому, когда оказалось не больше аршина глубины, пришлось вылезать. Мелкий, холодный дождик уже с час как моросил, не оказывая никакого влияния на пожар, но нас он промочил окончательно до костей».