Страница 14 из 19
«Не от Византии и Третьего Рима ведут они свою родословную. А от ханских баскаков, так называемых бесерменов, наводивших ужас на жителей покоренной Руси. Поэтому и привычки, и манеры у них соответствующие. Никогда не утруждают себя такими понятиями, как точность. Чиновник изначально “велик” и всегда “занят”. Необязательность – это их нормальное состояние».
Но вот по коридору словно пронесся шорох. Задвигался, зашевелился рассекаемый воздух. И в дверях приемной появился ее хозяин. Увидев его, Дубравин непроизвольно подумал: «Неужели “упырь”?»
«Упыри» – самая тяжелая категория. Эти делают вид, что с утра до вечера радеют за дело. И их главная черта – постоянное и неизменное лицемерие. Кроме того, основной жизненный принцип прост до чрезвычайности – какое бы дело ни попадало к нему, какую бы бумагу он ни подписывал, первая его мысль: «А что с этого можно поиметь мне лично?»
Все опасения Дубравина полностью подтвердились во время разговора. По лицу начальника было видно, что он с огромной радостью послал бы депутатишку туда, куда Макар телят не гонял. Но так как перед ним «человек из команды», то приходилось терпеть, юлить и рассказывать сказки.
Он, явно показно, позвал своего заместителя. И тот незамедлительно явился с самым сокрушенным видом. Они некоторое время разыгрывали перед Дубравиным комедию в стиле «я начальник – ты дурак». В конце главный строго пообещал разобраться в ситуации и наказать виновных. Из кабинета Дубравин вышел полностью убежденный, что все они участвуют в деле. И куш, конечно, получили немалый.
«И что делать с этим “крапивным семенем”? Его сколько ни пропалывай, а оно все равно растет! Губернатор уж вроде всех поменял. Но и новые берутся за старые делишки. В крови у них, что ли, это? – крутилось в голове Александра. – Хотя, впрочем, в истории есть примеры, когда императоры и цари находили на них управу. Вот Иосиф Виссарионович – тот действовал террором. И у него аппарат работал. Конечно, не за совесть, а за страх. Но работал. Или взять Мао Цзэдуна. Тому пришлось этот аппарат просто разгромить, разнести во время культурной революции по камешкам. Так сказать, расчистить место для реформ. И уж Дэн Сяопин начал Китай успешно реформировать. Китайцы понимают, что на бюрократическую государственную машину можно воздействовать только террором. И у них успех налицо. А у нас? А у нас – как в той басне: “А Васька слушает да ест”. История, понимаешь! Аппарат, понимаешь! Без него никуда. Но и с ним Россия никуда не идет и не пойдет. Какие бы там наверху магические заклинания ни говорили. Хорошо, хоть губернатор – человек! Настоящий человек. Но и ему в одиночку с этим “крапивным семенем” не справиться!»
VIII
Его тюнингованный черный «Мерседес» бесшумно проскользнул в открытые ворота усадьбы и въехал на территорию. Дубравин с заднего сиденья привычно отметил про себя опрятность и вежливость дежурного полицейского в новенькой форме. И стал разглядывать открывающийся из окон машины парк: аккуратно подстриженный кустарник, зеленые лужайки, красивая, с позолоченными куполами церковь.
«Мерседес», ведомый твердой рукой бывшего разведчика-десантника Виктора Палахова, въехал на просторную стоянку, где уже стояло несколько дорогих блестящих иномарок.
Когда-то здесь, вдали от городского шума, в лесном массиве, на берегу притока большой речки, стояла усадьба. Дворян выжили, но коммунисты оказались тоже не дураки. Устроили в этом чудном месте свое «лежбище». Под названием «Обкомовские дачи».
В девяносто первом коммунисты «перекрасились» в демократов. И дачи благополучно дожили до наших дней. Хотя сильно обветшали и пришли в полный упадок.
Милиционеры на воротах стали пускать на эту закрытую территорию кого попало. И уже пошли разговоры о том, что надо бы отнять у номенклатуры эту зону и богатеям построить свои дома. Но этого не случилось. Пришел новый губернатор. Из центра. И в Заречном началась новая жизнь. Закипели реставрационные работы – восстановление по старинным чертежам дореволюционной дворянской усадьбы. С храмом, домом, гостиницей и прочими прелестями современной жизни.
Восстановленная усадьба стала местом сбора новой губернской элиты, которую Рюриков решил объединить в общественной организации под названием «Первые».
Дубравин как раз и приехал на очередное заседание в этот клуб.
Не торопясь и любуясь зелеными лужайками, шагает он к месту сбора – красивому бело-розовому зданию с площадкой перед входом. Вдоль засаженного деревьями берега речки, где он проходит, стоят несколько вполне современных коттеджей. Это элитная гостиница.
«Все-таки наше представление о красоте и комфорте неподвластно времени и моде. Так же, как и наши предки, мы строим усадьбы на берегах рек, сажаем вокруг них сады и парки. Из века в век».
Массивная дубовая дверь не заперта. И он, толкнув ее, оказывается в аккуратной прихожей.
Откуда-то сбоку, из смежной залы по паркету скользнул ему навстречу стройный темноволосый человек в черном строгом костюме с явной офицерской выправкой. Это главный распорядитель приемов. Приветливо поздоровался:
– Здравствуйте, Александр Алексеевич! Ваши внизу, в соседнем зале.
«Ваши» – это комитет по организации Дня российского предпринимательства.
Дубравин проходит пару залов. Во внутренних помещениях, конечно, уже не было возможности восстановить все, как было до революции. Но видно, что реставраторы старались – собрали здесь старинные предметы, мебель, гравюры. Конечно, это не жилая усадьба. Это дом приемов. Но живой дом. Дышащий, теплый.
Как ни странно, в комнате, где они обычно собираются, еще никого нет. И Дубравин, пока народ где-то прохлаждается, принимается разглядывать развешенные на стенах портреты тех, кто когда-то жил в этих краях, участвовал в великих войнах, любил, страдал и боролся. Кроме портретов на стене висит гравюра с генеалогическим древом местных дворян. Дубравин с интересом рассматривает густые ветви, от каждой из которых идет по пять-шесть побегов.
Рассмотрев гравюру, он заглядывает в соседнюю комнату, которая, по-видимому, кода-то была то ли гладильной, то ли буфетной. Здесь лежат и стоят немногочисленные, но характерные предметы быта того времени: утюги, кастрюли, поварешки, посуда, комоды.
Пока он любуется причудливым кокошником хозяйки этого царства, в соседней комнате раздаются оживленные голоса. Собрались на заседание члены комитета по празднованию Дня российского предпринимательства. Возглавляет их молодая миловидная женщина – владелица аптечной сети и многодетная мать.
«Нынешние женщины более активны в общественных делах, чем мужчины. Раньше сидели себе, занимались своим маленьким бизнесом, рожали детей. А тут вот взялись и хотят играть ведущую роль. Одно слово – феномен века», – размышляет Дубравин.
Дело идет быстро. Мужское жюри согласно кивает на все предложения председателя, видимо, действуя по принципу «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало».
Эта мысль как бы защищает достоинство мужчин, великодушно дающих дамам возможность участвовать в делах. Заседание напоминает Дубравину школу, где девочки более успешны, активны, лучше учатся, но в конце концов остаются в жизни на вторых ролях.
Рядом в зале слышны новые голоса. По зеленым дорожкам парка, мимо цветочных клумб и декоративных растений, сходятся в просторный холл особняка разные люди. В массе своей хорошо одетые – в дорогие и строгие костюмы. Но без галстуков. Таков устав общества – приходить сюда, в клуб, без этого аксессуара.
Слышны чьи-то восклицания. Видны рукопожатия. Иногда объятия. Дубравин, который еще не стал здесь своим, многих не знает. Но все равно приветливо здоровается со всеми. Это люди одной крови с ним. Те, на чьих плечах, собственно говоря, и держится сейчас страна.
Они, конечно, не сахар. Многие со сложным характером. И все с непростой биографией. Но их объединяет одно. Они обладают повышенной энергетикой. Так называемой пассионарностью, которая и позволяет им работать в новой России.