Борн

Лет десять назад он сам работал на Компанию, когда та была еще в зените славы, потом его «вышвырнули оттуда, как собаку», признался он мне в редкую минуту откровенности.

– В ее стенах, но не самой Компанией? – уточнила я.

– Аскетичность дизайна определенно указывает на единственного автора.

Когда Вик принимался плясать вокруг моих находок, я всегда нервничала. Мир был слишком ненадежен, а если я что и рассчитывала получить от Вика, помимо безопасности, так это знания.

– Думаешь, какой-то брак? – спросила я. – Выкидыш? Нечто, выброшенное в мусор за ненадобностью?

Вик покачал головой, но хмурое выражение его лица выглядело не слишком обнадеживающе. Он был самодостаточен и замкнут. Как и я. Ну, или так мы оба считали. Однако теперь я чувствовала, что от меня утаивают какую-то важную информацию.

– Что же это тогда?

– Да, в общем-то, что угодно. Маячок. Сигнал бедствия. Бомба.

Неужели он действительно не знает?

– Так, может, имеет смысл его съесть?

Он засмеялся, разбив вдребезги строгие черты своего лица. Его смех меня вовсе не задел. Во всяком случае, не тогда.

– Пожалуй, я – пас. Хорошо, если слопаем маячок, а если бомбу? – Он подался вперед.

Я находила определенное удовольствие, наблюдая за ним исподтишка.

– Но нам надо выяснить его предназначение. Если ты дашь это мне, я разберу его и прогоню через своих жучков. Так мы узнаем больше. Найдем ему применение.

На свой манер мы с ним были партнерами. Иногда я даже звала его боссом, поскольку занималась для него поисками, но отдавать ему своего «анемона» не собиралась. Такого соглашения мы не заключали. Конечно, он мог бы стащить его, пока я спала… но подобные случаи всегда рассматривались мною как проверка наших отношений. Являлись ли мы симбионтами или паразитами?

Я вновь посмотрела на креатуру, стоящую на столе, и мною овладел собственнический инстинкт. Он нахлынул совершенно неожиданно, но было абсолютно естественным. И вызван не только тем, что именно я рисковала своей шкурой, залезая на Морда, чтобы найти этого Борна.

– Думаю, я пока придержу его у себя.

Вик посмотрел на меня долгим взглядом, пожал плечами и нарочито небрежно проговорил:

– Как знаешь.

Борн мог оказаться чем-то необычным, но мы уже повидали немало необычного. Возможно, Вик решил, что вреда от находки не будет.

Достал из кармана золотого жука, сунул себе в ухо, и его глаза перестали меня видеть. Он поступал так всегда, когда что-то особенно болезненно напоминало ему о Компании, вызывая своего рода яростное самобичевание и меланхолию. Я не раз намекала, что исповедь помогла бы ему обрести душевный покой, но он оставлял мои слова без внимания. Говорил, что щадит меня. Нельзя сказать, чтобы я ему верила.

Скорее всего, он пытался забыть подробности какого-то собственного фиаско, которое не в силах был себе простить. Чего-то, что он возложил на себя, каких-то действий, предпринятых под самый конец. Тогда как работа, которую он выбрал, или был вынужден выбрать, после ухода из Компании, напоминала ему о ней ежечасно и ежедневно. Сама я сообразить, в чем дело, не могла, поскольку мало что смыслила в биотехнологиях, чувствуя между тем, что разгадка кроется именно в них. Вероятно, Вик считал, что я просто ничего не пойму.

Если бы я в тот день была повнимательней или если бы Вик поговорил со мной о Борне, все могло обернуться совершенно иначе. Если бы только он настоял на своем и забрал у меня Борна. Но он этого не сделал. Он не мог.

Где я живу и почему

К тому моменту, когда я нашла Борна, мы с Виком были связаны самыми разными способами. Общим безопасным жильем – теми самыми Балконными Утесами у отравленной реки на северо-восточной окраине города. Западная часть города, спускавшаяся к морю, была территорией Морокуньи. На юге, за лоскутным одеялом оазисов и пустырей, раскинулись руины Компании, охраняемые Мордом. Значительная часть всего этого расползлась по высохшему морскому дну, простиравшемуся до пустынной равнины за городом.

Вик обнаружил и «застолбил» Балконные Утесы еще до знакомства со мной. Однако окончательно устроился там только после того, как пригласил меня. Его вкладом в совместное хозяйство стал постоянно тающий запас биотехнологических и химических обманок, моим – талант ставить ловушки, как физические, так и психологические. Воспользовавшись чертежами Вика, я укрепила и расчистила лучше всего сохранившиеся коридоры, прочие же заканчивались теперь замаскированными ямами, битым стеклом или чем похуже. Я воспользовалась ностальгическими страшилками: обложками книг с изображениями черепов, окровавленной колыбелью, которую за все эти годы никто не решился уничтожить, а также несколькими дюжинами пар обуви (некоторые были прямо с мумифицированными ногами). В одной комнате с потолка свисали ветхие останки похожего на собаку животного, видимо заблудившегося здесь и издохшего. Граффити, намалеванные на стене, преследовали бы непрошеного гостя в ночных кошмарах. Если только он умел читать. Проволочная растяжка запускала шоу ужасов, срежиссированное Виком при посредстве феромонов и галлюциногенов. Нападения не замедлили начаться, многие сквоттеры испытывали свою удачу, но нам всегда удавалось отбиться.

Один маршрут вел к комнатам Вика, другой – к лестнице в бывший вестибюль, откуда можно было попасть в убежище, скрытое под слоем перегноя. Еще один вел мимо западни к переоборудованному бассейну, где Вик, на манер сумасшедшего ученого, устроил садок для своих биотехов. Оттуда можно было попасть к утесу с балконами, который и дал имя этому месту.

Если принять за точку отсчета мастерскую Вика, то пути, обозначенные на плане, разворачивавшемся в моей голове, вели прежде всего к южному краю холма, отделенного от зданий Компании широкой полосой разрушений на юго-западе города, где пути эти нарочно ветвились, с целью создать непроходимый лабиринт для нежелательных гостей… прежде чем вновь упроститься до трех проходов, из которых только один шел в безопасное место, спрятавшееся за дверью, совершенно сливавшуюся с холмом и покрытую вуалью из мха и вьющихся растений. Чем ближе вы подходили к двери, тем сильнее шибало в нос гнилостной вонью – одним из наиболее вдохновенных феромоновых извращений Вика. Даже мне было нелегко выходить из дома этим путем.

Теперь по всему лабиринту, в который мы превратили Балконные Утесы, была разлита взаимная верность куда более интимная, чем то, что происходило у нас в спальне. Коридоры? Туннели? Все различия стерлись благодаря нашим правилам ведения раскопок, а также добавленным Виком особенным паукам и прочим насекомым. Я следила за своими ловушками по карте, а Вик, поднаторевший на подобных штуках за время работы на Компанию, использовал для контроля сидевшую в неглубокой кастрюле с водой камбалоподобную креатуру, на чьей спинке отражалась постоянно меняющаяся аккуратная схема.

В какой-то момент наши тела переплелись так же, как наши системы защиты, что породило неожиданную синергию. Взаимная выгода, вызванная крайним одиночеством и нуждой, сначала преодолела пределы дружбы, а затем подошла к некой аморфной границе, к чувству, которое не могло быть любовью, по крайней мере мне его так называть не хотелось.

В минуты слабости я проводила ладонью по его сухощавой груди, дразня Вика за бледную, почти прозрачную кожу, в сравнении с темно-коричневой на моих бедрах, и тогда на какое-то время становилась счастливой в потайном сердце наших Балконных Утесов. И меня вполне устраивало, что сегодня мы были любовниками, а завтра – просто союзниками.

На самом деле, когда мы спали вместе, я знала: Вик теряет себя, отваживаясь быть уязвимым. Я чувствовала это совершенно отчетливо, даже если ошибалась. По этой причине, пусть и скрывая от него что-то, я всегда возвращалась в Балконные Утесы, ведомая чем-то вроде оптической связи. Лазерные лучи, исходящие от нас двоих и несущие информацию о наших телах и разумах, пронизывали Утесы, которые благодаря нашим взаимным усилиям оставались островком безопасности. Сенсоры и проволочные растяжки, чувствительные к малейшему прикосновению и вибрации… Мы будто бы находились в центре чего-то очень важного. И Вик, лежа подо мною, тоже не в силах был освободиться от этой связи.