Страница 6 из 10
– Это спальня покойной княгини, супруги Петра Александровича, – поторопилась объяснить Наталья Дмитриевна. – Он настоял на том, чтобы ничего здесь не трогать, но если вам не нравится картина…
– Хороший художник, – буркнула Амалия, отворачиваясь от искусно написанного маяка и скрюченной женской фигурки на берегу. – А что в других комнатах?
– Спальня князя и его библиотека, вернее, та его часть, которую он держит здесь. Ничего интересного в ней нет.
«По крайней мере, здесь действительно топили на совесть», – подумала Амалия. В спальне было жарко и даже, пожалуй, жарче, чем предпочла бы гостья. Наталья Дмитриевна спросила, довольна ли госпожа баронесса, и получила утвердительный ответ.
– Так как вы прибыли без багажа, – добавила хозяйка, конфузливо улыбаясь, – я взяла на себя смелость выбрать для вас… – Она не закончила фразу и махнула рукой в сторону ширм, но Амалия уже поняла, что ей приготовили ночную рубашку.
Из вежливости молодая женщина рассыпалась в благодарностях, хоть и была заранее уверена, что рубашка, взятая из запасов хозяйки, ей никак не подойдет.
– Брат Никита привез мне как-то подарок из Парижа, – сообщила Наталья Дмитриевна, улыбаясь, – хотел сделать сюрприз, но не угадал с размером. Вот и лежал его дар у меня в комоде, а теперь как раз на вас и пойдет. Видите, как удачно все получилось! Горничную мы по-старинному вызываем колокольчиком; если хотите, я сразу же пришлю ее к вам.
Амалия сказала, что горничная ей пока не нужна, и Наталья Дмитриевна, еще раз справившись, довольна ли всем гостья, удалилась. Оставшись одна, баронесса Корф отправилась ревизовать предназначенную для нее ночную рубашку. То ли брат Натальи Дмитриевны отличался особо изощренным чувством юмора, то ли продавец сознательно ввел его в заблуждение, но у Амалии сложилось впечатление, что одежда, которую она видела, была предназначена для дамы совершенно иного типа, чем домовитая и заурядная госпожа Киреева. В рубашке с такими соблазнительными рюшами, кружавчиками и разрезами если и спят, то уж точно не в одиночестве. Будь Амалия ханжой, она бы не преминула обидеться; но она только развеселилась.
«Когда вернусь, непременно расскажу Саше… Нет, не расскажу: он может бог весть что себе вообразить. – По опыту семейной жизни Амалия уже знала, что муж и жена вовсе не обязательно смотрят на некоторые вещи одинаково. Пройдясь по комнате, она остановилась напротив картины. – Очень хороший живописец, и очень мрачный сюжет. – Тут она подумала о княгине, которая потеряла почти всех своих детей. – Интересно, что для нее значила эта картина: символ потери или, напротив, свет надежды, который разгоняет мрак? – Свет маяка и в самом деле был на полотне самым ярким пятном. – Может быть, и то и другое сразу. – Амалия вздохнула и прислушалась, машинально отметив, какая вокруг царит тишина. – И почему они не поставили в спальню часы? А если мне захочется узнать, который час? И вообще, кажется, они немного переборщили… Тут слишком душно, я сразу и не усну».
От нечего делать она отправилась осматривать остальные комнаты флигеля и почти сразу же оказалась в библиотеке, заставленной высокими однотипными шкафами. Свет лампы, которую захватила с собой Амалия, скользнул по кожаным корешкам.
«Может быть, тут найдется что-нибудь? Моя книга мне наскучила еще в поезде…»
За ужином Георгий Алексеевич не без желчности заметил, что его дядя «водился со всеми великими мертвецами нашей литературы», и вполне естественно было ожидать, что в библиотеке князь Барятинский держал их произведения. Однако, к удивлению Амалии, в шкафах обнаружились издания совершенно иного типа. Тут были адрес-календари и памятные книжки всех губерний Российской империи, расставленные по годам, солидные тома, озаглавленные «Список майорам по старшинству», «Список полковникам по старшинству», «Список военным и гражданским чинам первых двух классов», «Список гражданским чинам первых трех классов». На соседних полках теснились «Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям Российской империи», «Список свиты его императорского величества», «Список генералитету по старшинству», «Список высшим чинам государственного, губернского и епархиального управления» и даже «Российский медицинский список, изданный по высочайшему его императорского величества повелению». Одним словом, то были справочники, которые издавались из года в год в Петербурге либо в губернских центрах и содержали перечни фамилий лиц, находящихся на службе в том или ином ведомстве.
«Любопытно, зачем Петру Александровичу понадобились все эти адрес-календари и списки военных и врачей? – думала Амалия. – Следил за карьерой кого-нибудь из знакомых? Или тут чисто библиофильский интерес, мания собирательства, а на самом деле он ни одной книги даже не открывал?»
Наугад потянув с полки «Памятную книжку области войска Донского на 1881 год», Амалия, однако, убедилась, что все страницы были разрезаны и что кто-то удосужился прочитать ее от корки до корки, потому что на полях остались многочисленные карандашные отметки. Такой чести удостоились, к примеру, упомянутые в книжке генерал-майор Митрофан Алексеевич Вельяминов-Зернов, есаул Нектополион Капитонович Агеев, войсковой старшина Иван Андреевич Луизов, коллежский советник Антон Анжелович Кампиони, полковник Емельян Филиппович Тюрьморезов, губернский секретарь Феодосий Дмитриевич Плоский, титулярный советник Николай Вакхович Фролов, прокурор Дмитрий Федорович Труханович-Ходанович, учитель математики Стратоник Иванович Корытин, дворянин Иван Адольфович Штурм-де-Штрем, младший почтовый сортировщик Иван Михайлович Венценосцев и лекарь Иван Федорович Мельников-Разведенков.
Амалия вполне допускала, что князь Барятинский был знаком с генералом Вельяминовым-Зерновым или с полковником Тюрьморезовым, но почтовый сортировщик Венценосцев и губернский секретарь Плоский ставили ее в тупик. Вернув том на место, она взяла с соседней полки «Памятную книжку Псковской губернии» за 1882 год. Как оказалось, в ней внимание Петра Александровича привлекли коллежский секретарь Казимир Ипполитович Квинто, титулярный советник Иван Иванович Лапочкин, управляющий банком Алексей Николаевич Плющевский-Плющик, учитель древних языков Алоизий Антонович Прохаска, помощник классных наставников Александр Онисимович Собакин-Фадеев, член городской думы Федор Михайлович Плюшкин, полковник Рудольф Корнильевич ОʼРурк, пристав Иван Сергеевич Скоропостижный и купец Михаил Дмитриевич Пошибайлов.
– Ах, так вот в чем дело! – протянула Амалия, начиная понимать.
Судя по всему, на склоне лет Петр Александрович нашел себе новое занятие: он стал коллекционировать забавные, странные или просто экзотические имена и фамилии. А поскольку Российская империя весьма обширна и проживают в ней представители множества народов, каких только сочетаний тут не найдешь, причем Кампиони и Нектополионы мирно уживаются с Вакховичами, ОʼРурками, Корытиными и Собакиными-Фадеевыми. Полистав еще несколько томов, Амалия убедилась, что ее догадка оказалась верна. Князь отмечал все имена, которые привлекли его внимание, причем, судя по всему, особую слабость он питал к двойным и тройным фамилиям; но даже Амалия не смогла бы пройти мимо такого экземпляра, как «товарищ прокурора, статский советник Николай Николаевич Будь-Добрый».
Убедившись, что, кроме справочников, больше ничего в библиотеке Петра Александровича не водится, баронесса Корф вернулась в спальню, переоделась, легла в постель и попыталась уснуть. Однако воображение ее, вероятно, все еще находилось под впечатлением недавнего открытия, потому что под утро ей приснился какой-то чрезвычайно запутанный сон, в конце которого книги выпрыгивали на нее из шкафов и из страниц высыпались сотни человечков, которые ужасно суетились и пытались всячески привлечь ее внимание. Особенно старался какой-то смешной господин с хохолком, и уже во сне Амалия сообразила, что это и есть товарищ прокурора Будь-Добрый.
– Как будто вы не знаете, что недоверчивость к правительству есть вывеска нашего политического быта! – произнес он скрипучим неприятным голосом.