Страница 11 из 28
С каждым из начертанных характеров надобно поступать особенным образом.
Нахал бывает или действительный, или хочет токмо казаться таковым. В обоих случаях он тиран общества. Желая удалить его от себя, надобно стараться вести себя твердо и благородно; отвечать с холодною и умеренною учтивостью и, по-видимому, прощать по мелочам. Не должно горячиться, если он далеко заходит; но объясниться твердо и сухо. Так как нахалы в обращении с женщинами большей частью бывают великие трусы, то погрозить им каким-либо приятелем из мужчин; часто сие всего вернее помогает.
Действительный распутник, стремящийся единственно к наслаждению, весьма опасный человек. Ему стоит только преодолеть законы приличия (conventions), против которых восстает сама природа. Он нападает на чувственность, которая сама ему предается; и сия добровольная ее сдача составляет всю его победу. О, как тяжко защищаться против такого неприятеля! Кто может противостоять там, где вместе на нас устремляются природа и искусство, потребность и случай! Кто сможет тут устоять!
Правда, законы природы и приличия часто противоречат друг другу. Но для вольности диких народов надлежало бы нам отказаться от выгод общества. Пусть те следуют внушению своей чувственной склонности; мы принуждены ее ограничивать. Выгода целого подвергла удовлетворение сему естественному побуждению известным законам; честь, счастье незамужних женщин сопряжено с оными пожертвованиями. И потому те законы должны быть священны.
Таким образом, женщинам принадлежит новая обязанность, которую обыкновенно называют добродетелью. Она сугубо тяжка и сугубо похвальна, ибо с природою сражается. Соблюдение сей добродетели должно само собой вознаграждаться; но пренебрежение оной наказывается тысячекратным бедствием. Пока женщины будут лишены сего чувства обязанности, дотоль беспрерывно станут подвергаться соблазнам темперамента и обстоятельств. Но если они сим щитом вооружатся, то надежнее могут положиться на самих себя.
Однако слабость есть всеобщий удел человеческой природы, и одна минута может разрушить дело многих веков. Для того женщины никогда не должны доверять самим себе. Желательно, чтоб они старались подавить малейшую раздражимость чувственности. В строении нашего тела одно чувство связано с другим; одна жила приводит в движение другую; они соединены между собой некоторым тайным действием. Как многие упали прежде, нежели о том подумали! Как многие уступили, совсем того не желая!
Первый шаг всегда почти в вашей воле, совсем напротив прочие. Если вы однажды уступили права на вашу особу, то перестали владеть сами собой. Вы будете непроизвольно, часто увлечены неведомо, и не прежде увидите себя в бездне, как тогда, когда уже не осталось никакого спасения.
Молодые женщины никогда не могут быть довольно осторожны. Отказывайте в первых, отказывайте во всех ласках, какие вы не можете позволить явно! Не доходите ни до какого тайного сношения или обхождения! Коль скоро вы ищите тайны, ваша добродетель сделается сомнительной. Не верьте ни одному мужчине, расточающему вам свои ласки, какими бы невинными они вам ни казались. Каждая поблажка ведет за собой другую, каждая уменьшает почтение того мужчины, и все оканчивается вашей погибелью.
Величайшая вероятность будущего замужества не делает никакого исключения; обольщение оказывается во всех видах. Как часто надежда уничтожается теми же самыми средствами, которые им должны благоприятствовать. Незаконное наслаждение делает законное ненужным, и страсть исчезает по получении сего наслаждения. О, сколько бедных творений нежнейшею преданностью старались привязать мужчин, которых потому-то навсегда и потеряли!
Итак, берегитесь, девицы! Ваша добродетель однажды только может быть потеряна! Знайте, что истинная привязанность уважает любезную, и настоящая любовь бывает скромна. Порочная страсть бесчестит благородство мужчин, и великое сердце никогда не должно стыдиться своих помыслов.
Обратимся теперь к притворным распутникам. Правда, этим нужна только видимость наслаждения; но их обхождение чрезвычайно опасно для девиц. Их разговоры оскорбляют нравственность; их ветреность оправдывает пороки; их бесстыдство клевещет на добродетель. Но глубочайшее презрение есть вернейший способ их вдруг обезоружить. Презрения не могут перенести и самые изверги.
Благонравная женщина или не поймет соблазнительные слова таковых наглецов, или не захочет слышать. В первом случае беседа выходит нелепая, в последнем – отвратительная.
Так дай ему почувствовать и то, и другое; обходись с ним с явно выраженным презрением, и наглец отстанет. Сего довольно: он не отважится на большее.
В иных случаях какой-нибудь ваш родственник может разом унять бесстыжего повесу.
С распутниками, известными под именем Сентиментальных, благоразумная женщина должна поступать всегда с одинаковым благородством и учтивою холодностью. Таким образом она всегда скорее удалит от себя этот скучный сброд. Иногда не худо бы серьезно, а иногда насмешливо объясниться. Но продолжительная пересмешка может все дело испортить; ибо есть люди, которые все принимают за чистую монету.
Что касается до изнывающих любовников, то вздохи их сначала хотя и могут польстить женскому честолюбию, но ползанье и кудрявые фразы никогда не овладеют сердцами. Женщины сами обыкновенно чувствуют все, что есть в этой роли недостойного, унизительного; они неохотно предаются такому мужчине, в котором пол его не узнается. Какую цену может иметь обладание слабым плаксуном, возбуждающим одно сострадание?
Резвые женщины часто над ними шутят; однако это непростительно. Пусть каждая скромно и учтиво скажет, что она такого волокитства не позволяет и просит оставить ее в покое.
Мужчина, чувствующий свое достоинство, никогда не унизится до пресмыкания; он постарается заслужить, а не выплакать любовь и расположение женщины; захочет нравиться своим характером, а не своими приемами.
Из наступательного класса [мужчин] – услужливые, всегда как бы домашние творения – не так-то безобидны, как многие женщины думают. Как только сии услуги переходят за границы обыкновенной учтивости, то они становятся одолжениями, и женщина, принимающая таковые услуги, обременяет себя тяжкими долгами. Сверх того, наступательный человек бывает или дурак, или плут, обоих надобно остерегаться. Кто поручится вам за то, что его дружеское обхождение не принимается в худом смысле? Что какой-нибудь благородный, степенный человек, в тишине готовящий вам свою руку, так же тихо не удалится, опасаясь получить отказ? Да и не часто ли самые глупые, самые незанимательные мужчины прямо сею-то короткостью получали права, на которые согласившись, женщины сами после удивлялись?
Докучливую услужливость удерживайте в пределах холодным, благоразумным поведением! Не принимайте никаких угождений, за которые нельзя тотчас воздать угождениями же! Отвергайте навязываемую вам дружбу, обращаясь тонко, даже гордо! Не говорите никогда о ваших связях, и болтуны должны будут молчать о своих.
Продолжение предыдущего
Особенного внимания достойны так называемые холостяки. Правда, некоторые недальновидные писатели изрекли на них всеобщее проклятие; но, несмотря на то, многое можно сказать в похвалу, а еще более в их оправдание.
Как? – возразят мне; защищать распутного холостяка! Ничуть: я презираю, гнушаюсь им; я ни за что не соглашусь иметь его своим приятелем. Что помешало ему исполнить предназначение природы? Обстоятельства и здоровье, достаток и случай, все ему благоприятствует, но нет: вольность распутства он почитал единственною целью своей жизни и презирал обязанности законного брака.
О таком я не говорю ни слова; он ненавистен природе и в тягость обществу. Но неужели холостые мужчины, коих жизненное устройство не всегда соответствует их возможностям, а сердце не в ладах с рассудком; которые искусственным сплетением связей принуждены были отказаться от связей естественных; неужели мужчины, чувствующие свое несчастье, будучи, однако же, не в состоянии переменить оное, не заслуживают никакого снисхождения? «Я с неизъяснимым трудом преодолел препятствия бедности, небольшое местечко достаточно меня прокормит; сердце мое отверсто для всех наслаждений семейной жизни; я бы охотно женился».